17 рассказов

Ну, все понятно, радость в семье: Малыш вернулся, и целехонький, и теперь вся жизнь перед ним распахивается — хоть учись, хоть работай, да и новые времена надвигаются, и это надо чувствовать и заранее изготовиться.

Да, но тут вот что получилось: в армию уходил один человек, а вернулся почти что другой. На сестер покрикивает, да и с родителями разговаривает как бы сквозь зубы. Про учебу и заикаться не следовало. Но все же понимал — что-то в этой жизни делать надо: не хочешь шевелить мозгами, шевели руками. Туда-сюда потыркался на простых работах (даже озеленением города занимался), а потом устроился в охрану, друзья помогли: есть какой-никакой боевой опыт. Сперва ларьки охранял, а потом, получается, в рост пошел: охранял большое какое-то заведение.

Там что удобно было: сутки ты с оружием и на посту, а двое суток без оружия и вольная птаха. Вот это больше всего Борисику и нравилось — быть вольной птахой. Поддать с друзьями от души, а хоть бы и под завязку, да на дискотеку сходить, да с девушками познакомиться.

А девушкам он, пожалуй что, нравился: жилистый, как сестры, светловолосый, но, не в пример сестрам, рост за метр восемьдесят.

Да, а время себе летело и летело. Ну, сойдется с кем-нибудь, поживет немножко у подруги — чтоб не слушать упреки родителей и не мозолить им глаза, когда приходишь ночью не вполне ровной походкой. Нет, правда, не пьянчужка же он был, а птица вполне вольная. Как-то бы оно помаленьку все и разрешилось в жизни — ну, попорхал, погулял малость, на то она и отпускается, молодая жизнь, чтоб малость покуролесить, а там, смотришь, понравилась какая-то женщина, да и решил бы дальнейшие поиски хоть на время прекратить, а может, чего на свете не бывает, а хоть, так это к примеру, любовь, а там, глядишь, и чудо великое (это если брать, опять же, к примеру, детей).

И в этом случае надо что-то придумывать, понадежнее охраны. Тем более новые времена пришли, и они именно для молодых, жилистых и горлохватистых.

Но нет. Может, для кого-то на небе и есть счастливая звезда, то светила она не для Борисика. Ему, видать, досталась тусклая и несчастливая звезда.

Словом, горе. Спору нет, ребята приняли хорошо и брели домой не без труда, они могли никого не встретить, и жизнь текла бы себе привычным путем, пока, напомним, не встретилась женщина, которая сказала бы: “А я от тебя, Борисик, жду маленького”, — и он стал бы думать, а чем, интересно, кормить теперь семью, а не только себя самого.

Но нет. Влезли в пьяную драку, Борисик не помнил, как в руке оказался нож, очень неаккуратно поднял руку и очень неаккуратно опустил ее. И ножик очень неаккуратно попал незнакомому человеку в сердце.

Шесть лет. Недалеко — в Вологодской области.

Но главные потери были впереди. Конечно, родители понимали, что это все случайность. Но ведь это же не кто-то иной, а их Малыш, их Борисик, будем прямо говорить, убийца.

Через год от рака умер отец, а еще через год — мать: не выдержало сердце. Да, одно неосторожное движение, и какие платы.

Надежда уговорила тогда Анну перебраться к ней, то есть в их родительский дом: мне без тебя одиноко и страшно. Твои обойдутся и без тебя. Ну, будешь им помогать. А я нет, я без тебя не обойдусь. Ездили на свидание к Борисику, слали посылки.

Ну что тут скажешь, время летит и летит, и, что характерно, исключительно вперед.

Борисик отсидел свое от звонка до звонка — никаких сокращений за хорошее поведение.

Вышел он человеком с тусклыми и даже безнадежными глазами, так что понятно было: ничего особенно интересного и красивого он впереди не видит.

Работал на самых разных, но всегда простых работах: неудобно было сидеть у сестер на шее.

А потом сошелся с уборщицей большого дома, так что у сестер почти не показывался. Это был как бы семейный подряд: она убирает лестницы, а потом вывозят на дорожку перед подъездами зеленые ящики, подъезжает машина и опрокидывает мусор в свое нутро.

Платили им, видать, не так и плохо. Ну, в чем они работали, это понятно, но после работы ходили в чистых и вполне нормальных одеждах. Даже мусорного запаха не было.

Жил Борисик у своей напарницы. Она лет на восемь старше, у нее замужняя дочь, которая живет у мужа. Да, дружная почти семья. Днем работают, а вечером поужинают и от души поддадут.

Ну что, работа как работа, и жизнь как жизнь, может, и не о такой мечтали для своего младшенького родители и сестры. Но что поделаешь, если жизнь бывает самой разной. Тем более если над человеком светит не яркая, но исключительно тусклая в тумане звезда.

Словом, однажды Борисик пошел в гости к другу (напарница, к несчастью, не пошла: я устала и лягу пораньше). И вот друзья крепко выпили, и Борисик поплелся домой (почему не остался у друга, не понять). И чего-то его в парк занесло, и вдруг почувствовал: нет сил идти дальше, а полежу я в сугробе, крепкий будет сон, а не проснусь, так хоть конец красивый будет: сугроб, сосна, морозец! Нет, красиво!

Его нашли утром с отмороженными руками и ногами и отвезли в больницу.

И там мужчину за метр восемьдесят роста превратили буквально в колобашку: отрезали обе ноги почти под корень и левую руку до локтя. Уцелела только правая рука — ну да, чтоб было чем поднести хлеб и ложку ко рту.

Сестры сидели возле братика поочередно, плакали, во что превратился их младшенький. Сожительница один раз пришла, поняла, что новые ноги у напарника не вырастут, и ушла навсегда.

Когда пришло время выписки, вопрос, куда девать обрубленного человека, даже не ставился, а по месту жительства, под пригляд, а главное, уход сестер.

Начинается новая жизнь: двум не очень-то молодым и крепким женщинам ухаживать за своим неподвижным братом. И кто же знал, сколько такая жизнь продлится.

Значит, потекли годы ухода за братиком. Тут подробности не так и важны. Сестры не любили жаловаться на свою жизнь, но иной раз отвечали коротко: трудно. Да, тут еще одно: характер у брата сложный. Он часто буянил, кричал на сестер, иной раз мог даже палкой замахнуться (правая-то рука уцелела).

Жалели брата и все молча терпели. Да, был вольной птицей, а теперь прикован к койке. А может, и выпить хотелось, но потом помаленьку смирился, что жить ему без этой привычной влаги.

Правда, курить разрешили: ну, должно же быть у человека хоть какое-то удовольствие.

Сидела с ним главным образом Анна. Надежда убедила ее бросить работу: без моей зарплаты нам не прожить, а без твоей как раз можно.

И вот Анна ходит по магазинам, готовит еду, сидит с братом, а вечером бежит к дочери и внучке — ну ей же необходимо видеть любимых людей.

Ну что подробности рассказывать про уход за братом. Да, трудно. Тут все понятно: судно, утка, все такое, перестелить, протереть, покормить, раз в неделю на спецколясочке докантовать до ванны — это было самое трудное — погрузить и вытащить из ванны. Но как-то уж справлялись. Да, ухаживали хорошо, за пять лет ни одного пролежня. Но что здесь всего удивительнее — ладно, сестры понимали цель своей жизни вот именно как уход за братом, но он-то, братик их младший, Борисик, ничего не сменил в своем характере, его гнев на сестер так и не смягчился. И это странно: твоя жизнь целиком зависит от сестер, ручки бы им целовать, хотя что об этом говорить, даже смешно, но будь хоть благодарным. Но нет! Он подолгу мог ругать сестер: вы никогда меня не любили, всегда презирали, я для вас был что черное пятно на новом белом платье. Ну, так вот: я вас тоже презираю, трудитесь, как пчелки, а что такое вольная жизнь, даже не догадываетесь. Вы — рабы!

Но что неизменно на белом свете, а все когда-нибудь кончается. Закончилась жизнь Борисика, закончились, соответственно, и годы ухода за ним. Сгорел Борисик за два дня. Видать, долго проветривали прокуренную комнату, и он простудился: полыхнуло отчаянное воспаление легких, и за два дня спалило Борисика. Может, он не очень-то и сопротивлялся, может, хотел поскорее испариться, кто ж это знает. Лечили, даже в больницу звали, но он отказался.