Страница 93 из 217
– Отчего же? – жрица свойственным только ей одной неописуемо милым жестом склонила голову
набок и улыбнулась. Очарование её словно плотина способно было остановить натиск любой самой
свирепой ярости.
Кирочка не отвечала; она отважилась поднять взгляд и теперь смотрела на Магатею исподлобья,
настороженно и мрачно.
– Слышишь поют птицы, вестники рассвета, – Магатея умолкла, а мгновение спустя, когда
задрожала невдалеке нежная трель, подняла тоненький палец, словно указывая Кирочке на этот звук, – земля
прекрасна в своём пробуждении, прислушайся к ней. Способов наслаждаться – гораздо больше, чем
кажется, а вот времени – гораздо меньше, не упускай его, девочка.
Кирочке стало стыдно за внезапно проявившиеся не лучшие свойства её натуры; об дружелюбное
спокойствие Магатеи словно волны о гранит набережной разбивались все гневные грубые побуждения… Но
она всё-таки выдавила из себя:
– Я хочу попросить вас не обижать Эрмеса… Он так любит вас.
Фраза прозвучала напыщенно и сурово. Магатея взглянула на Кирочку своими быстрыми,
мгновенно схватывающими суть, блестящими глазами. И рассмеялась. Ласково и радостно, как над
неуклюжими шажками годовалого ребёнка.
Реакция жрицы была неожиданной; Кирочка недоумённо насупилась.
– Я, кажется, догадываюсь, почему твои глаза мечут молнии в мою сторону… – задумчиво
проговорила Магатея, осторожно касаясь своим живым пытливым взглядом Кирочкиного лица, – Запомни,
девочка, каждый проходит свой путь… И только свой. Ты молода, красива, тебя ждёт много чудесного
впереди, и я могу, если хочешь, показать тебе мой путь для того, чтобы ты осознала, что он ничем не лучше
твоего, идти им нисколько не слаще и за щедрый дар любви прекрасного Эрмеса заплачена мною
определённая цена…
Кирочка смутилась под пристальным взглядом жрицы; тайна её была, судя по всему, очевидна
Магатее словно строка в раскрытой книге; услышав имя Эрмеса из чужих уст, девушка почувствовала, как
стихийно, неотвратимо прихлынул жар к лицу, ушам, шее…
– Приходите с подругой в мой шатёр под конец зноя, когда солнце начнёт понемногу склоняться к
горизонту, – сказала жрица, нетерпеливым жестом заправляя тоненькую как прутик прядь волос за ухо, -
буду рада, а теперь мне нужно бежать дальше, мои ежедневные десять километров ждут меня, и нет такой
силы, которая бы отменила их сегодня…
Магатея улыбнулась напоследок как будто немного растерянно; не простившись, она легко и почти
бесшумно побежала дальше в бор, оставив Кирочке воздушное, нежно колкое, точно лимонад на языке,
ощущение незавершённости какого-то приятного, необыкновенного приключения…
Вернувшись в палатку, Кира сразу же уснула, глубоко и спокойно, словно дитя припавшее к
материнской груди.
9
Вечернее солнце, просвечивая сквозь деревья, впивалось в глаза тонкими золотистыми иглами
света. Сочные кроны сосен застыли высоко-высоко словно сине-зелёные облака.
В узорчатом оранжево-красно-жёлтом шатре Магатеи царил уют: сияние дня, проникающее внутрь,
словно сквозь тонкую бумагу, сквозь его расписные яркие стенки, приобретало таинственность и мягкость.
Приглашённые гостьи седели прямо на полу рядом с небольшим столиком, на котором ловкая
щупленькая девочка лет десяти в длинном и просторном кремовом платьице с широкими рукавами
сервировала чай. Тонкими белыми ручками с бледно-голубыми нитями вен она расставляла на кружевной
салфетке чайные приборы: глиняные пузатые чайнички с пахучими заварками из лесных цветов и трав,
изящные плетёные вазочки с сухофруктами, цукатами и орехами, маленькие толстостенные чашки, блюдца.
Малютка двигалась очень быстро, но в то же время на удивление грациозно: наблюдая за нею
Кирочка испытывала невыразимое наслаждение бескорыстного созерцателя. Вскоре послышался шорох
занавески; из-за внутренней тканевой перегородки шатра наконец-то вышли в открытых нарядных платьях
сами устроительницы чайной церемонии – две жрицы богини Прорвы – Магатея и её подруга.
– Агея, – представила верховная жрица свою спутницу, которая была чуть выше её, полнее, с
высокой грудью, ясноглазая и темноволосая, как Эрмес, и Аль-Мара догадалась, что это и есть его мать.
Агея сдержанно поклонилась гостям и грациозно опустилась на колени, расправив вокруг себя
широкий подол хвойно-зелёного атласного платья, перехваченного на талии чёрным поясом.
– Спасибо, Ксифея, ты можешь быть свободна. Ступай, поиграй во что-нибудь… – ласково сказала
Магатея девочке, легонько потрепав её белокурую головку, – Это моя младшая дочь, – тут же пояснила она
Кирочке и Аль-Маре.
Девочка особым образом поклонилась матери, потом сделала очень красивый реверанс гостям и
резво убежала.
– Она тоже станет жрицей, когда вырастет? – полюбопытствовала Аль-Мара.
– Если захочет, – ответила Магатея, – В нашем деле неволить нельзя. Красота – это творчество… Не
заставишь ведь насильно человека, к примеру, быть поэтом или художником, а служение богине – по-
своему тоже высокое искусство.
Магатея привычным движением слегка перехватила подол длинной струящейся юбки, чтобы сесть.
Кирочка неотрывно смотрела на неё. Надетое на Магатее платье, тёмно-голубое, расширяющееся книзу
наподобие колокольчика, с завышенной талией, полностью открывало верхнюю часть груди с тонким
рисунком костей, ломаную линию перехода от шеи к плечам, руки – длинные изящные предплечья жрицы
аж до самых локтей унизаны были голубыми переливающимися браслетами, точь-в-точь такими как тот,
какие носили на запястьях Асан и Эрмес. Кирочка не была посвящена в пленительную тайну браслетов, но
смутно догадывалась, что в них заключено нечто волнующее, эротическое.
Магатея села, шикарная юбка распласталась вокруг неё словно цветок хризантемы; браслеты, когда
жрица двигалась, тихонько постукивали друг о друга как чётки. Она налила чаю себе и гостьям.
Беседа за столом шла своим чередом.
– Можно узнать, почему вы позвали нас именно на закате? – спросила Аль-Мара, пробуя пахучий
крепко заваренный напиток, изготовленный, по словам Ксифеи, из каких-то сушеных кореньев.
– У нас сейчас время вечернего чаепития, – трогательно заключив маленькую глиняную чашечку,
как камушек, в ладони, сообщила Агея, – красота начинается с дисциплины и потому наш день строго
регламентирован…
– По традиции мы совмещаем именно этот ритуал с приёмом гостей, – добавила Магатея, -
Угощайтесь… – Она кивнула на вазочку с цукатами.
Аль-Мара нерешительно взяла, слегка надкусила небольшой бледно-красный сушеный плод и
запила его чаем. Пряная горечь кумквата – это оказался именно он – изысканно сочеталась с тонкой
сладостью травяного напитка.
– Вкусно… – удивлённо призналась девушка.
– И практически безвредно для фигуры… – заметила Агея, – Мы не едим никаких других сладостей.
– Совсем никогда? – изумилась Аль-Мара. Она обожала шоколад, мороженое, сдобу и с трудом
представляла себе существование без них.
Магатея отрицательно помотала головой.
– Красота в двадцать лет– это дар природы, а в пятьдесят – прилежный труд её обладательницы,
жизнь жриц – сплошные необходимости и ограничения во имя продления того краткого периода, в
продолжение которого женщина способна исполнять свою скромную и великую роль – возбуждать желания,
вдохновляясь которыми мужчины преобразуют и совершенствуют мир.
Магатея сделала небольшой глоток чая и продолжила:
– По утрам мы встаём в шестом часу. …День начинается с медитации, бесценного сеанса прямого
общения со Вселенной… Далее, до девяти часов у нас разминка: десять километров трусцой, гимнастика
или занятия боевыми искусствами; потом – лёгкий завтрак: как правило, фрукты и цельные злаки; затем -