Страница 90 из 217
стараемся не причинять вреда чужим…
В шатре было темно. Аль-Мара почувствовала руками мягкие шкуры на полу. Снаружи доносились
крик, улюлюкание, звон мечей. Несколько раз кто-то падал на стены шатра, вдавливая их внутрь, натягивая
своим телом. Аль-Мара чувствовала совсем рядом тепло Асана, слышала его учащённое дыхание. Прежде
она не могла себе представить, что, оказавшись наедине с мужчиной, она почти не будет его бояться…
Снаружи было значительно страшнее. Кто-то истошно закричал и снова повалился на стену шатра, прямо
возле того места, где притаилась Аль-Мара. Она порывисто отпрянула, и очень вовремя – острая сабля с
треском рассекла ткань, проникнув в шатёр концом своего длинного изогнутого лезвия.
– Мама дорогая! – Аль-Мара отползала дальше, комкая шкуры неловкими испуганными движениями;
натолкнувшись в темноте на препятствие, которым оказался Асан, она инстинктивно крепко и отчаянно
прижалась к нему.
Так они и провели некоторое время, час или около того, пока за тонкими брезентовыми стенами их
убежища кипело сражение: Асан сидел на коленях посреди шатра, неуверенно прижимая к себе
полулежащую у него в объятиях
Аль-Мару, и, с благородной целью её утешить, разумеется, робко поглаживал налитые плечи девушки.
Когда всё стихло, она торопливо, сконфуженно высвободилась от него – неожиданная, в некотором роде
вынужденная близость изрядно смутила обоих – и поползла к выходу.
– Стой! Я первый… Нужно посмотреть, всё ли в порядке, – Асан осторожно выглянул из шатра
сквозь прорезь, оставленную саблей.
– Может, теперь ты мне что-нибудь объяснишь, – требовательно произнесла Аль-Мара, – какого
лешего нас сейчас чуть не изрубили в капусту?
– Мы играем в ролевую игру, – виноватым шёпотом произнёс Асан, продолжая высматривать что-то
сквозь щель, – только ты это… потерпи пока выходить… там…
– Я всё равно выйду! – воскликнула девушка, – мне нужно найти Киру! – она приподняла завесу и
решительно высунулась из шатра.
– Не надо!
Аль-Мара выпрямилась во весь рост и огляделась. Костры потухли. Шум сражения ещё не стих
окончательно, он откатился дальше, в глубину леса. Люди с фонариками растерянно ходили туда сюда по
изрядно потрёпанной стоянке. На полу валялись посуда, оружие, доспехи. Два человека спешно уносили
куда-то третьего, накрытого простынкой, сквозь которую быстро проступали багровые пятна.
– Мама дорогая…
– Я же говорил тебе: не выходи пока… – укоризненно заметил девушке стоящий у неё за плечом
Асан.
– Ну и игры у вас…
– В Игре всё по-настоящему. И жизнь, и смерть, и…любовь. – Тихо, но необыкновенно твёрдо
произнёс юноша.
4
– Мы не можем пока отпустить вас, – сказал Кирочке бородатый парень с флягой; когда на лагерь
напали, именно он помог ей найти укрытие, – наши враги совсем рядом, придётся вам пока побыть нашими
гостями…
Девушка решила немного прогуляться по стоянке, поискать Аль-Мару – всюду кипела жизнь –
люди наводили порядок, восстанавливали порезанные и прожжённые палатки, разводили костры, чинили и
чистили доспехи. Заметив знакомую фигуру, она остановилась.
Эрмес сидел на земле и усердно затачивал лезвие своего меча небольшим точильным камнем.
Трение металла о камень рождало довольно неприятный резкий царапающий звук. Иногда между
поверхностями меча и точила возникали, чтобы тут же исчезнуть, одиночные оранжевые искорки. Кирочка
подошла и встала у юноши за спиной – ей хотелось быть ближе к нему – она ничего не могла с собой
поделать – никого она здесь не знала, Аль-Мара и та куда-то пропала; на душе у Кирочки было тревожно,
Эрмес казался ей единственным островком покоя… Какое-то время она молча наблюдала за ловкими
неторопливыми движениями затачивающих клинок рук юноши – это зрелище завораживало её,
гипнотизировало. Голубой браслет покачивался на его правом запястье, играя радужными бликами в
пляшущем свете костра.
– Ты мне как будто хочешь что-то сказать? – положив точильный камень и снизу вверх внимательно
взглянув на Кирочку своими выразительными, полными скромного достоинства глазами в чёрных
бархатных ресницах, проговорил Эрмес.
Осознав, что он обратился к ней, Кирочка ощутила стремительно нарастающую слабость в коленях
и трепещущий холодок в кончиках пальцев; она застыла, поражённая одновременно и мужественной и
нежной формой его бледно-розовых губ, крепкими скулами в едва заметных точечках щетины, высоким
чистым лбом…
– Н…Нет. – Пролепетала она. – Я просто на тебя смотрю…
– Не надо, – мягко, но настойчиво попросил юноша, и, опустив голову, снова взялся за точильный
камень. Как только это он умудрился вложить в два коротеньких слова сразу столько оттенков смысла,
полную октаву вежливого отказа, всё, от спокойного осознания собственной привлекательности и
понимающей снисходительности к Кирочкиному желанию до чуточку виноватого смиренного признания
какого-то своего внутреннего долга, довлеющего над его судьбой.
– Но…почему? – чуть не задохнувшись от внезапно хлестнувшей её обиды спросила Кирочка, и, тут
же почувствовав всю беспомощность, нелепость и неуместность этой реплики, ещё больше разобиделась и
разозлилась.
Эрмес снова вскинул на неё свои прекрасные глаза и посмотрел продолжительно, сочувственно, но
строго, продлевая муку её беспредельного и безнадёжного отчаяния.
– У меня есть возлюбленная, – коротко пояснил он и опять, теперь уже окончательно, занялся
заточкой меча, словно непроницаемой стеной отгородив себя от Кирочки своим молчаливым
сосредоточением на этом деле. Широкий голубой браслет, бликуя глянцевой отшлифованной поверхностью,
мерно заколыхался на его правом запястье.
Она повернулась и медленно пошла прочь, в темноту, со стыдом ощущая, как её глаза наполняются
слезами и не находя в себе сил их сдерживать. Кирочке вспомнилось, что примерно то же она испытывала
на выпускном, когда случайно увидела Саша Астерса целующего девушку… Детская ревность. Не столько
болезненная, сколько обидная. Стихийная злость на невозможность обладания чем-то красивым, желанным.
Негодование, от которого не дышишь, а как будто глотаешь воздух, и давишься, и вздрагиваешь… Кирочка
остановилась. Перед её внутренним взором отчётливо предстала кукла, о которой она мечтала в детстве:
русалка с хвостом из сверкающей ткани расшитой круглыми цветными блёстками и с длинными-
предлинными, длиннее самого тела золотыми волосами, к которым крепились сияющие звёздочки. Потом
такую куклу купили дочке соседей. Кирочка тогда очень расстроилась, заперлась от родителей в комнате и
горько плакала от зависти. Наверное, каждый хотя бы раз в жизни испытывал это мучительное чувство -
ревность к собственному желанию, сбывшемуся с кем-то другим.
5
Раннее утро в сосновом лесу – красные, розовые, оранжевые ленты протянулись между деревьями;
легкая белесая дымка, если смотреть вдаль. Воздух прохладен, влажен; от первых костров лагеря дым
поднимается вверх и рассеивается не сразу, повисая шатром. Безветрие.
Кирочка и Аль-Мара сели, грея руки об походные пластиковые кружки с растворимым кофе,
полусонные, одурманенные запахом костров и насыщенным кислородом лесным воздухом.
Асан хлопотал у очага; он вскипятил девушкам воду в котелке и теперь жарил на толстостенной
чугунной сковородке ломтики булки, привезённые ими из Города.
– Послезавтра день летнего солнцестояния, – объявил он.
– Ну и что? – удивилась Аль-Мара.
– Это не очень хорошо, что вы здесь… – юноша ловко перевернул лопаточкой одну из гренок; было
заметно, что приготовление пищи на открытом огне является для него привычным ремеслом; булка не