Страница 61 из 217
полуоткрытые, застывшие в ожидании момента, когда снова придётся размыкаться, изгибаться, выпуская на
волю звуки речи.
«Идиот» – сказал он сам себе, и, громко откашлявшись прямо в трубку, заговорил не своим
недовольным дребезжащим голосом:
– Мне тут говорят, у вас какое-то хищение! Что за безобразие? Кто за это должен отвечать? Скоро, в
конце концов, будет готова моя баня? Мне нужна баня, вы понимаете? Я заплатил – уж будьте любезны.
Хоть тресните! Клиент должен париться только в бане, обо всем остальном должны париться работники
сервисной службы, ясно?
– Не расстраивайтесь, – сказала Аннака, и Билл почувствовал её мягкую улыбку, – все материалы
застрахованы; ваш заказ будет выполнен, мы приносим свои извинения за небольшую задержку; если
хотите, мы можем выехать на место строительства, чтобы вы своими глазами оценили результат нашей
работы.
– Спасибо, – пискнул Билл в трубку своим новым противным стариковским голоском, – не надо!
Он нажал отбой с таким чувством, словно защелкнул замок на двери, убегая от опасных
преследователей. Почему мысли об этой женщине до сих пор имеют над ним такую власть? Почему они
завораживают, дурманят и, он, попав в плен какой-нибудь из них, застывает, словно окутанный пряным
ароматом диковинного цветка? Биллу вдруг вспомнилось необоримое влечение к продавщице из отдела
эзотерической литературы. Ведь Кравиц тоже ведьма… Неужели и она использует запрещённые приёмы?
Нет. Билл не привык выгораживать себя. Никакими прямыми доказательствами того, что Аннака
привораживала его сознательно, он не располагал. Потому искать причину ему следовало в себе самом.
Скорее всего, Кравиц о нём уже и думать забыла. Чем он, вообще говоря, способен удивить двухсотлетнюю
ведьму, чтобы она в него не то что влюбилась, хотя бы запомнила?
То, что чувствовал Билл, не было порождением чужой воли. Оно шло изнутри. Будто бы тонкая
золотистая струйка выливалась из его солнечного сплетения, покачиваясь, плыла сквозь пространство, ища
Аннаку, чтобы незримо и неощутимо к ней прикоснуться, нежно окутать её шею, талию, стройную ножку…
«Клиент должен париться только в бане, вы понимаете?» – звенел у Билла в ушах его собственный
ненастоящий сварливый голос. Отложив телефонную трубку, он запустил растопыренные пальцы в свои
густые волосы и с шумным выдохом откинулся в кресле.
– Вот чёрт…
2
Аннака Кравиц чувствовала себя паршиво. Несколько дней уже она не вставала с постели, лежала
бледная, осунувшаяся; льющийся в окно свет чистого и яркого неба нестерпимо резал глаза, отдаваясь в
голове мучительной болью.
– Сдвинь шторы, Тара. Это невыносимо, – слабым голосом попросила она, обращаясь к ученице,
которая обеспокоено суетилась в спальне своей так внезапно захворавшей наставницы.
Голова Аннаки была налита болью словно тяжёлой плотной и вязкой жидкостью. Боль распирала
голову изнутри, плескалась в ней, ударяя волной то в одну, то в другую сторону черепа.
– Может, вам чего-нибудь принести? Воды? Таблетку? – сочувственно спрашивала ученица.
– Не надо мне ничего, Тара! – отвечала Аннака, беспокойно поворачивая голову на подушке то
влево, то вправо, словно пытаясь вытряхнуть боль, вылить её оттуда…
– О, Первозданный Хаос, породивший меня! – Новый тупой удар в висок чем-то тяжёлым и мягким
вырвал у колдуньи глухой стон.
Она знала, что таблетки ей не помогут. Природа её недомогания была очевидна ей, и оттого ещё
сильнее страдала могущественная ведьма: стыд обжигал её. Аннака опасалась, что причина недуга станет
известна и Таре.
Ведь это была не просто мигрень.
Чем старше становится ведьма, тем тяжелее переносит она влюблённость. И это имеет довольно
простое объяснение. С годами колдовская сила возрастает за счёт накопления энергии Хаоса.
Концентрируясь в материальном теле ведьмы, эта энергия со временем начинает вести себя словно
самостоятельное живое существо, которое больше всего на свете не терпит привязанностей, зависимостей, и
в случае их появления в буквальном смысле начинает рвать изнутри, разрушать физическую оболочку как
причину возникновения этой несвободы. Женская влюблённость быстрее и крепче всего сковывает
внутренний Хаос, и в ответ на неё он бушует особенно сильно.
Молодая колдунья отделывается, как правило, не слишком тяжёлым воспалительным заболеванием,
простудой, непродолжительной депрессией. Её внутренний конфликт выражен пока не очень резко, и сила
Хаоса в пространстве её подсознания ещё не успела окрепнуть настолько, чтобы заметно повредить
физическому телу. Но зрелой ведьме, тем более обладающей таким могуществом как Аннака Кравиц,
противоречие между Женским и Потусторонним способно причинять поистине чудовищные страдания.
Именно этим она и мучилась, щурясь даже от слабого света, прикладывая ко лбу совершенно не
облегчающее боли влажное полотенце и, ко всему прочему, безмерно стыдясь за свою столь внезапно
проявившуюся Женственность перед своим же внутренним Хаосом.
Причиной её недуга был Билл Крайст.
Сто девяносто лет стукнуло Аннаке. И последние пятьдесят из них она наслаждалась первозданным
покоем абсолютной самодостаточности и даже позволила себе думать, что этому покою ничто уже не может
угрожать. За свою длинную жизнь она научилась бороться с неизбежной для существования в человеческом
тела покорностью женской природы, и не раз ей удавалось победить зарождающееся чувство к мужчине.
Но Крайст… В нём ведь не было совершенно ничего особенного! Таких ясноглазых, лучезарно
белозубых, широкоплечих и неутомимых в ночных трудах на ложе Аннаки перебывало столько, что счёт им
она потеряла не дожив и до ста… Почему же так восторженно замирало всё внутри, стоило ей только обнять
Крайста и, ощутив пальцами сквозь шёлк молодой кожи тёплый металл мышц на его спине, ласково
ткнуться носом в беззащитную ямку солнечного сплетения?
– Чёрт бы его побрал! Будь он проклят! – цедила сквозь зубы Аннака, терзаемая болью.
И тут же восклицала:
– Нет! Нет! Храни его Источник!
Непримиримая двойственность её природы превращала влюблённость в мучительную лихорадку, в
пытку, в безумие. Песчаная Роза – разрушительная Сила внутреннего Хаоса – люто ненавидела Крайста, а
Аннака – маленькое беззащитное женское тело – невыносимо жаждало его.
В комнату вошла Тара с телефоном в руке.
– Это по работе, Магистр. Какой-то истеричный старикан спрашивает про баню… Третий раз уже за
сегодня. Задолбал. Сказать ему, что вы на больничном?
– Что? Баня?! – Аннака с усилием приподнялась на локтях. Глаза её сверкнули. – Дай сюда, я всё-
таки поговорю с ним…
Тара положила стильный почти плоский телефон на столик около кровати и предусмотрительно
выскользнула из комнаты.
– Оставь меня в покое, Крайст, – выговорила Аннака, чувствуя, как её стремительно отпускает, как с
каждым мгновением уходит боль, даже его дыхание в трубке было целительным, даже неосязаемое
присутствие этого мужчины будило в ней Женщину, загоняя бунтующий Хаос всё глубже и глубже в
подсознание… – неужели ты сам не понимаешь, что будет только хуже. Не звони сюда больше.
Не дожидаясь ответа, могущественная ведьма нажала отбой и утомленно рухнула на сложенные
стопкой подушки. Но перед тем как окончательно провалиться в бессмысленную черноту с новой силой
накатившей на неё головной боли, Аннака сладко вздрогнула, успев подумать о том, что она всё же могла
бы опять почувствовать покоряющую тяжесть, твердость сильного тела Крайста, задорный напор его
молодой мужественности… Стиснув виски ладонями, Магистр Песчаной Розы по кошачьи жалобно
застонала…