Страница 24 из 217
легенды о призраках. Проще говоря, каждый из воспитанников лежит перед сном в своей постели, невольно
ожидая, когда раздадутся шаги, и, в конечном итоге, начинает их слышать, а поскольку любому воспитаннику
хорошо знакома конфигурация лестницы – он запоминает её бессознательно, спускаясь и поднимаясь по
несколько раз в течение дня – его мозг легко моделирует ритм воображаемых шагов в соответствие с
конфигурацией лестницы. А наутро так интересно делиться своими впечатлениями с друзьями! И даже те, кто
ничего не слышал, внимая рассказам остальных, задумываются: наверное, это с ними что-то не в порядке, раз
все слышали, а они – нет. И потом, на следующую ночь, они старательно пытаются тоже услышать – и слышат
же!
Впервые задумавшись всерьёз о сущности мыслительного процесса, Билл понял, что мысль зримая,
завершённая и оформленная – есть лишь очень малая часть того, что называется сознанием – такие мысли
плавают на его поверхности словно льдины на поверхности океана, бездна которого скрыта, загадочна и
темна… Но именно в этой непостижимой неощутимой глубине сознания, постепенно сгущаясь,
концентрируясь, уплотняясь, подобно облакам звёздной пыли на просторах галактики, зарождаются идеи…
Собственная неполная, неокончательная осознанность немного испугала Билла. Но вместе с тем, он
поражён был удивительной связью мышления с внешней реальностью, связью не всегда очевидной, но
стабильной – ему представлялось, что его разум словно тонюсенький ветвящийся корешок с каждым днём
врастает всё глубже в бесконечно щедрую благодатную почву Вселенной. И ещё он понял, что вокруг каждого
человека, хочет он того или нет, существует нечто вроде сферической оболочки, радужного мыльного пузыря,
сквозь стенку которого можно видеть все предметы, но лишь в той мере, в какой позволяет видеть их нежное
струящееся по поверхности оболочки полупрозрачное марево иллюзий …
4
Тяжёлая решётка калитки, возле которой Билл проводил столько времени – его маленькое окошечко
во внешний мир – она вполне могла стать и дверью. Он очень хорошо помнил тот день, когда впервые ему
пришла мысль о побеге. Стояла тёплая дождливая весна, и Билл ощущал не то чтобы тоску и безвыходность,
ему в пансионе не было плохо, нет, просто в какой-то момент он осознал необходимость перемен. Он стоял
под мелким дождём и смотрел на улицу, по которой шли люди. Стоял и смотрел точно так же, как и много
раз до этого. Но всё же сегодня что-то было иначе. Самые главные перемены всегда происходят внутри нас.
Билл внезапно понял, что там, за спиной, в коридорах, в классах, в маленькой скромной жилой комнате
ученика его ничего не ждёт. Он, конечно, может туда вернуться, а потом приехать домой с дипломом,
устроится на хорошую работу и прожить ту благополучную жизнь, которую видят в своём воображении
окружающие – бабушка, мама, отец… Он, Билл, несомненно способен навсегда превратиться в героя их
фантазий, в вечного заложника их ожиданий… Но что-то подсказывало ему, что это неправильно. Он стоял
под мелким дождём у запертой калитки и смотрел на тротуар, изгибающийся и попадающий вдали, на свою
первую настоящую дорогу в жизни, на внезапно открывшуюся ему дорогу, ведущую не к чужому, а к его
собственному будущему, на дорогу, ступив на которую, он должен будет остаться один. Совсем один. Отец
никогда не простит ему побега из пансиона, бабушка будет ахать и охать, мама… Билл вздохнул. Маленькая
слезинка быстро скатилась по его мальчишеской нежной щеке. Он достал из кармана ножовку, на днях
прихваченную из кабинета труда, и принялся энергично пилить толстую дужку старого заржавленного замка.
Две стороны свободы – беспредельность возможностей и полнота ответственности за каждый шаг.
Немногие решаются на это. Самое первое, что чувствуешь, оказавшись на свободе – это страх. Теперь не у
кого просить помощи и совета, некому пожаловаться на несправедливость судьбы, потому что отныне ты
творишь её сам, и, увы, нет больше оправданий твоим ошибкам… И Билл испугался бы, и заплакал бы, и
вернулся… Если бы не эта загадочная внутренняя убежденность, что именно сейчас он все делает правильно.
Прикрыв калитку и кое-как приладив спиленный замок – чтобы не сразу заметили – он закинул на
одно плечо старенький рюкзак со скудными пожитками подростка, этими дорогими сердцу, но совершенно
бесполезными для выживания мелочами – любимыми дисками, дареными книгами и странными сувенирами
– стариковой монеткой, фотографией Кима со стихотворением на обратной стороне, ножовкой, оставленной
на память. Ну всё, готов. Оглянувшись в последний раз на закутанные белесой пеленой моросящего дождя
корпуса пансиона, он вышел на тротуар и уверенно зашагал вперёд.
5
Первым чувством, охватившим Билла, когда он в полной мере принял груз своей свободы, оказалась,
как ни странно, грустная и нежная тоска обо всем оставленном за порогом, о доме, о детстве. Он ощутил
острое желание хотя бы издали взглянуть на окна квартиры родителей, прогуляться по тихим улочкам
кварталов, где вырос.
Опасаясь быть узнанным, Билл шёл по тротуару крадучись и озираясь, словно человек с манией
преследования или неспокойной совестью. Остановившись возле знакомой булочной на углу, он по старой
привычке потянул носом. Восхитительный аромат только что испеченной сдобы! Случалось, возвращаясь со
школы, он покупал себе на завалявшуюся в кармане мелочь румяный бублик или сайку. У Билла жалобно
заурчало в животе. Сейчас уже почти семь часов, мама, наверное, накрывает к ужину – отец должен прийти с
минуты на минуту… Мальчику явственно представился в этот миг стол в гостиной, аккуратно разложенные
приборы, уютный свет лампы… Начинало смеркаться, словно по мановению руки незримого волшебника,
одномоментно зажглась длинная вереница фонарей. Билл плотнее запахнулся в курточку и побрел дальше,
мимо дома, мимо родных окон, мимо своей жизни. Неизвестно куда. Дойдя до конца улицы, он вспомнил ещё
одно место, куда из уважения к прошлому обязательно нужно было заглянуть.
Заметив юрко снующий за стеклом-знакомый тоненький силуэт Билл сунулся в окошечко ларька.
Купить он ничего сейчас не мог, и от этого чувствовал лёгкую неловкость.
– Привет, Магдалена.
– Привет, ты откуда? – она удивилась, но, кажется, обрадовалась.
Девчонка сунулась в маленькое окошечко навстречу ему, и у Билла появилась возможность получше
рассмотреть её после долгой разлуки.
Взглянув на старую знакомую в первый раз он понял, что в ней что-то изменилось, но не сразу
догадался что именно. Ага! Она покрасила волосы. Теперь её русость напоминала о себе лишь длинными
участками отросших корней; ниспадающие по плечам и беспорядочно заправленные за уши пряди были
осветлены.
– Ты же вроде как говорил, что появишься только на каникулах.
– Да, но…
– Что-то случилось, – в глазах Магдалены маленькими искорками промелькнуло неподдельное
беспокойство. Какая всё-таки милая девочка! На какого-то там парня, иногда приходящего за шоколадками,
и не наплевать. Удивительная чуткость. Билл почувствовал благодарность.