Исполнитель Желаний

совершенно другого, но… Это выглядело смехотворно. И Кирочка созналась-таки себе в своём желании,

узнала его во всех смутных побуждениях, преследовавших её всю жизнь… Перед ней промелькнули вдруг

точно на пленке друг за другом Саш Астерс, танцующий с Ирмой Вайнберг на дискотеке в восьмом классе,

прекрасный и неприступный Эрмес, затачивающий клинок красивыми сильными руками, пустая скамейка

на бульваре Плачущих Тополей, на которой она подолгу сидела одна… Это желание существовало всегда.

Неизменное и неподкупное. Самое главное. А Эрн просто явился осуществить его, искупив разом всё

несбывшееся.

Она вздрогнула от сладостного ужаса предвкушения, и не отняла рук, когда Эрн взял её за оба

запястья, робко, трогательно-нежно, больше он ни на что не отважился, так и стояли они какое-то время в

потоке света недавно взошедшей луны… Наручники лежали там, куда она машинально их положила, на

широком подоконнике. Они отбрасывали густую чёткую тень.

В голове у Кирочки снова загудело, пространство перед глазами словно во сне внезапно расплылось

и изменило конфигурацию – они оказались в каком-то удивительно светлом и пустом месте. На сколько

хватало глаз вокруг простиралось чешуйчатое тело пустыни, и лишь на горизонте, точно тонкое чёрное

кружево вырисовывались вышки линии электропередачи.

– Где мы? – прошептала она.

– Так ли это важно? Мы одни, – ответил ей Эрн тоже тихо и немного торжественно, – Совершенно

одни.

Руки их всё ещё были сцеплены. Она склонилась и чуть помедлила – ей как будто было немного

жаль расставаться с предвкушением, превращать его в ощущение – он и нетерпеливо, и застенчиво подался

навстречу, она бережно, как раздвигают нежные листья дерева, чтобы сорвать спелый плод, раздвинула

своими губами его губы…

5

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Кира. Приподнявшись на локтях и накрыв рубашкой крепкую

и круглую, словно яблоки, грудь, она обеспокоенно вглядывалась в лицо Эрна, не бледнеет ли он, не

закатываются ли у него предобморочно глаза…

– Я властелин мира, – отозвался он. На лице юного чародея медленно разгоралась самодовольная

улыбка. Он сидел в песке на коленях, а его руки, точно Эрн был преступник, его тоненькие руки с

мальчишескими едва обозначенными под нежной кожей бугорками бицепсов, скреплены были за спиной

тяжёлыми наручниками Мики Орели.

– Ты точно чувствуешь себя хорошо? – не унималась Кирочка, – ни головокружения, ни тошноты?

– Мне никогда не было лучше, чем теперь.

Он посмотрел на неё и улыбнулся. Очень светло и просто. Как счастливый ребенок, которому

купили игрушку. Никогда в своей жизни Кирочка не видела такой прекрасной улыбки. Немного

растянувшись, бледно-розовые губки Эрна легко разделились, раскрылись, тихо засияли из-под них ровные

мелкие зубки.

В Кирочкином теле разливалась блаженная звенящая пустота; ей казалось, что она вдруг стала легче

и вот-вот взлетит, как шарик – будто в ней не было больше плоти, лишь космическое пространство – звёзды

и галактики, каким-то таинственным образом вмещённые под кожу.

– Мне тоже никогда не было так хорошо, как нынче… – сказала она, посмотрев на Эрна

выразительно, – ни с одним мужчиной.

– Я не прилагал к этому совершенно никаких усилий… И умений… Ты же понимаешь… – признался,

стремительно и ярко покраснев, юный волшебник, – Я Исполнитель желаний, и это просто одно из моих

свойств…

Кирочка прикурила и, снова откинувшись на спину, выдохнула в небо струйку дыма; над нею,

тихонько гудя, покачивались тонкие провода.

– Знаешь, я вообще ничего сейчас не чувствую, – продолжала она, – ни о чём не хочется думать, всё

кажется таким неважным… точно ничего и нет. Вообще ничего. Ни вокруг, ни внутри. Я как будто бы

совсем пустая, Эрн. Но мне это нравится. Я хочу, чтобы так было всегда…

– Так и будет, – прошептал он гипнотическим голосом, склоняясь над нею и заливая сумеречным

сиянием своих огромных аметистовых глаз, – если ты останешься со мной.

Она встретилась с ним взглядом, вновь ощутив дурманящую сладость пустоты, бесконечность

космоса, в который она падала, своё сладостное бессилие перед этим космосом, таким страшным и таким

прекрасным.

Эрн тоже смотрел на неё. И в нежном склонённом лице его невозможно было найти ни единого

изъяна – ни царапинки, ни прыщика, ни малюсенькой мушки, на его ровный высокий слегка выпуклый лоб,

падала, изгибаясь дугой, дымчато-русая прядь, она тоже была идеальна, и даже ветер, играющий с нею,

ничего не мог поделать с этим. Кирочка прикрыла глаза, физическое совершенство Эрна вновь вселило в неё

неизъяснимое волнение.

– Ты видишь меня именно таким потому, что сама красота, в абсолютном её значении,

представляется тебе подобным образом, – произнёс он как будто бы немного виновато, – я исполнитель

желаний, не забывай об этом, и моё лицо для тебя лишь отражает лучшее, что ты можешь себе

представить…

Кирочка протянула руку и слегка провела пальцами по его щеке. Невероятно, неестественно

приятной на ощупь. Он опустил свои немыслимые ресницы, застенчиво повёл плечиком.

– Так ты останешься со мной? Навсегда?

Эрн снова взглянул на неё; и мир, созданный исключительно для наслаждения, для её наслаждения,

личный рай, обрушился на Кирочку всей своей неописуемой радостной жутью.

– Но… я не могу, – порывисто подавшись вперёд, словно вдруг опомнившись, произнесла она с

ноткой тревоги в голосе, – как же моя служба?

Эрн смотрел на неё с непривычной, глубокой и требовательной нежностью.

– Она так уж сильно нужна тебе?

– Предлагаешь мне выйти в отставку? – спросила Кирочка быстро.

Она снова приподнялась и села, придерживая рубашку на груди рукой. Её тёмные волосы,

рассыпавшиеся по плечам, сверкали на солнце, словно нейлон. Широко раскрытые глаза цвели на лице,

точно две чёрные хризантемы. Чуть приоткрытые светло-розовые губы взволнованно подрагивали.

Эрн молчал, перебирая пальцами ноги мягкий теплый песок. Он окружал их со всех сторон, песок,

вокруг них на многие мили простирался этот океан песка, очень мелкого, серо-белого, как пепел; легкий

ветер клубил его вдалеке, и казалось, что это туман или дым повисли над горизонтом.

– Если кто-нибудь вздумает обидеть тебя, то ты тотчас будешь отомщена, – произнёс Эрн вкрадчиво

и убеждённо, – любое твоё желание…

– Не продолжай, – воскликнула Кирочка. Внезапный приступ паники овладел ею.

– Успокойся, – сказал он, покровительственно-нежным жестом обнимая её за плечи, – твоя первая

реакция совершенно нормальна. Люди с трудом принимают произошедшие в их жизни перемены… На это

требуется время. Ты привыкнешь.

Кирочка взглянула на юного чародея умоляюще, но, встретив лишь тонкую самоуверенную улыбку

властелина мира, отстранилась и бессильно рухнула на песок.

Она лежала на спине и бессмысленно глядела в белое небо, расчерченное чёткими линиями

проводов. С поразительной ясностью вспомнилось вдруг, как сильно ей всегда хотелось в детстве, чтобы

всем её врагам и обидчикам рано или поздно отомстилось, без её участия, само собою, чтобы большая

добрая рука взяла их в пучок, сразу всех, и хорошенько тряхнула, словно сухие тростинки; Кирочка живо

представляла это себе, когда плакала, забившись в угол в туалете в детском садике или в начальной школе…

Она любила воображать, как крошится над головами врагов потолок, как заваливает их камнями или

заливает потопом… И даже когда отец заставлял её убирать игрушки или полоть морковь, она представляла,

как эта карающая длань расправляется и с ним, пусть это было бы кощунством…

– Хочешь, я расправлюсь со всеми твоими врагами? Если тебя обидит кто-нибудь, ты только скажи.