Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 217

– Ценные ли они? Кто бы знал, матушка…

Гай задумался. Бродяга по кличке Антиквар всегда говорил, что одна и та же вещь может стоить очень

дорого, а может и ничего не стоить, всё зависит от рук, в которых она оказалась. Антиквар был хитёр как бес

и невероятно скуп, только так и выживал в Заброшенных Верфях – все догадывались, что если он у кого-

нибудь что-нибудь покупает, то уверен, что продаст это минимум вдесятеро дороже. “Я нигде ничего

подобного не видел, – заявил он Гаю, разглядывая одну из фигурок, – но, по моему опыту, вряд ли это очень

древнее, слишком уж чисто обработаны поверхности – никаких шероховатостей. Да и материал странный

какой-то, не эбеновое дерево, хотя очень похоже, я видел его не раз, и черный палисандр видел, и тёмную

кость… Да и не каменные твои фигурки – легкие больно. Забери их, Иверри, черти на них начихали, не жди

прибыли, наверняка безделушки из какого-нибудь сверхпрочного пластика, который тоннами выпускает

химическая промышленность. И грош им цена в базарный день. Я вот у тебя лучше чемодан куплю. Здорово

крепок…”

– Моя мать любит рассказывать на рынке, что эти статуэтки обладают магической силой, – вымолвил

Гай, найдя глазами старика, – и иногда мне кажется, представьте себе, что в этой болтовне есть доля истины,

порой они даже снятся мне, как будто в них содержится что-то живое, некая энергия, душа, которая даже

копиям передаётся…Ведь заключена она, скорее всего, не столько в фигурке, сколько в самом образе… Такая

душа…

– Идея? – подсказал Друбенс.

– Да, пожалуй… И поэтому я стал писать эти слова, пусть у каждой фигурки будет своё имя… Я так

долго смотрел на каждую, пока шлифовал и полировал копии, что поневоле думал: создавший их, кем бы он

ни был, он ведь в них что-то вкладывал… Взгляните, – Гай встал и подошел к серванту, где на одной из полок

в ряд стояли готовые на продажу статуэтки, – каждая из них – попытка передать суть определённого явления

в образе молодой женщины. Вот эта, например… – он взял в руки фигурку девочки с маленьким древесным

листочком на ладони – богатство, потому что самое ценное – это жизнь. А эта… – он показал Друбенсу

сидящую на коленях девушку с распущенными волосами и разбитым сосудом, прижатым к груди, – время,

потому что его не вернуть, как воду, сочащуюся из треснувшего кувшина, ну а это, – Гай коснулся третьей

фигурки, стройной женщины в длинном одеянии, смыкающей руками обруч, – смерть – ведь в конце будет то

же, что и в начале…

Гость вдумчиво слушал, пощипывая двумя пальцами свою остроконечную бороду.

– Люди лишены способности передавать друг другу мысли на расстоянии. Иногда я об этом жалею, -

проговорил он, делая шаг к серванту со статуэтками, – но так ли это на самом деле, – Друбенс встал

рядом с Гаем и осторожно взял в руки фигурку девочки с листком, пальцы оставили на ней темные

следы, повредив тончайший слой гипсовой пыли, осевшей на материале, – художественное

творчество, на мой взгляд, призвано служить именно этой цели. Передаче мыслей. Автор может

находится как угодно далеко, на другом конце света, он может быть давно мёртв, в конце концов, но

его произведение должно говорить его голосом с каждым, кто на него взглянет. Истинная цель

любого художника – именно этот голос, вечный, незатихающий голос, способный пронзать

пространство и время; средства выразительности лишь служат ему, делая его звучание чище и полнее,

они не являются для подлинного художника самоцелью. Эти статуэтки красивы… но не в этом суть.

Содержание произведения никогда не исчерпывается его эстетическим эффектом, как и чувственный

позыв к творчеству гораздо глубже его внешних причин. Вы правы, Гай, у каждой из них есть душа.





Иверри копошилась у очага. Волна теплого воздуха принесла крепкий сладковатый запах обжаренной

колбасы. Друбенс проглотил слюну, подумав об её красноватой скворчащей корочке. “Даже если мне и

предложат, следует отказаться, хотя я, признаюсь, голоден…” Тут он заметил ещё одну статуэтку,

деревянную, она не была ещё совсем закончена, оставалось отполировать нижнюю часть и подставку, она

стояла в глубине полки, и другие статуэтки заслоняли её собою.

– Можно? – Друбенс вопросительно взглянул на Гая.

Тот кивнул. Осторожно отодвинув “мечту” – фигуру со светящимся шаром, парящим между ладоней,

“возмездие” – девушку с зеркалом и кинжалом, направленным в него, и “судьбу” – существо с двумя головами,

глядящими в разные стороны, Друбенс бережно взял в руки деревянную фигурку.

Она изображала мальчика. Юношу. Пробуждающиеся в нём силы природы превращали его в

мужчину постепенно, работа их ещё не была закончена совсем, но он уже не был ребёнком – сверкающая

дерзость подбородка, посадка головы, развёрнутость плеч – всё это было в нём уже мужское: страстное,

сильное, устремлённое в будущее. В то же время такая хрупкость, невинность и чистота читались в изгибах

стройных молодых рук, подносящих к губам флейту! Гений – старик не побоялся этой мысли-гений

художника сумел соединить в этой фигурке несоединимое – бесконечную бережную нежность к миру и силу,

способную его сокрушить.

– Юноша с флейтой не копия, я сам его выстругал, – сказал Гай, предупреждая возможный вопрос, -

мне показалось, что в грандиозном замысле создателя фигурок чего-то не хватает; ассоциативный ряд не

завершен, точно октава без одной ноты, вот я и решил найти недостающее звено цепи, замкнуть круг,

достойно сыграть эту последнюю ноту… Понимаете? Творчество – оно ведь всегда лишь дополнение старого,

столько создано до тебя, что этого не объять, и твой вклад в искусство ничтожен – малюсенький камушек на

вершине пирамиды…

Друбенс молчал, вдумчиво оглаживая пальцами полированную поверхность. Он исследовал на ощупь

мельчайшие подробности запечатлённого в дереве юного музыканта. Черты его лица намечены были слегка -

основной акцент делался на позе мальчика, в ней выражалось неизъяснимое внутреннее волнение

созревающего тела подростка, предвкушение, предчувствие волшебства…

– Какое же имя вы ей дали? – спросил Друбенс, водворяя статуэтку на место.

– Любовь.

“Неужели Антиквар ошибся, и они в самом деле чего-то стоят? – думал Гай, наблюдая за гостем,

восхищенно созерцающим фигурки, – прежде он ошибался так же редко, как давал в долг, то есть никогда.”

– Так из чего вы их делаете? – старик устремил на него свой неуютный взгляд.

– Из… из полимерной смолы… – сознался Гай, – у меня есть один приятель, тоже мигрант, он занят

на химическом заводе, так она мне почти даром достаётся… Эти копии дешевле, чем вы можете себе

представить… А сажа придаёт материалу такой роскошный насыщенный черный цвет. Её, как вы

понимаете, у меня тоже довольно…

– Ну а те статуэтки, которые нашёл Гай, самые первые, – подала голос матушка Иверри, – они всё-таки

ценные или нет?

“Её нельзя судить за меркантильность, – устало подумал старик, – она всю свою жизнь моталась по

грязным углам. И всякая возможность получить хоть что-то крупное разом, для неё, привыкшей к крохам,