Страница 145 из 217
употребленная без оглядки на фигуру в лечебных целях почти целиком оказалась совершенно бессильной.
Эрин списала этот внезапный приступ мигрени на непривычную обстановку, недовольство своим
внешним видом и переутомление. «Вот приеду домой, залезу в ванну с эфирными маслами и огромной,
будто сугроб, горой пены, вымоюсь хорошенько, приоденусь, уложу волосы и всё сразу пройдёт…» -
утешала она себя, лежа на деревянных нарах в тесной сторожке для подсобных рабочих.
Представляя себе счастливый час своего освобождения, она крепко уснула.
Через два дня, как и обещал Крайст, за Эрин приехали. Она заметила высокого офицера ещё на
проходной, и принялась, прищурившись, жадно вглядываться в него; она была весьма удивлена тем, что
сердце у неё колотилось при этом скоро-скоро, точно у испуганного зайца; и каково же было её
разочарование, когда выяснилось, что явившийся за нею лейтенант – не Билл Крайст! У него образовались
какие-то другие срочные дела и он попросил своего коллегу оформить Эрин окончание срока
исправительных работ. Она чуть не плакала, меняя оранжевую робу на белое хлопковое платье и
поднадоевшие резиновые сапоги на босоножки с тонкими ремешками! Это неожиданное и глупое чувство
облома от подмены Крайста другим офицером невозможно было объяснить ничем, кроме…
Пальцы Эрин, воюющие с непокорным замочком босоножки, застыли на несколько мгновений…
"Боже мой! И надо же было так феерически влипнуть!" – она недовольно сдула упавшую на лицо
прядь мягких серебристых волос. Бедный Эрн, бедный мой мальчик! Несчастная я, дура! И что же теперь со
всеми нами будет!"
5
Странные сны продолжали преследовать Магистра, становясь с каждым днем все более объемными
и осязаемыми, и если раньше он мог хотя бы иногда опомниться и, наполовину проснувшись, смутно
ощутить себя спящим, то теперь он оказывался стоящим на бесконечной дороге под проводами в полной
уверенности, что вот это и есть реальность: тёплый белый песок, пастельное небо, вышки и провода. Даже
после пробуждения Магистр не сразу приходил в себя; в течение какого-то времени ему продолжало
казаться, что впереди на многие километры тянется белая песчаная дорога, а привычная окружающая
обстановка: окно, трюмо, фонтанчик с подсветкой, хрустальная люстра и прочие знакомые предметы -
проступают сквозь неё зыбкими туманными миражами.
Не так давно Магистр Белой Луны разыскал в библиотеке одного чокнутого коллекционера
эзотерической литературы довольно любопытную книгу – ''Открытие порталов. Двери между мирами.
Практическое руководство.'' Целая глава в ней была посвящена нематериальным параллельным
пространствам. Магистр, надо сказать, терпеть не мог теории, он собирался уже было пролистать всю эту
присыпанную труднозапоминаемыми терминами галиматью о том, какие разные виды параллельных
пространств – многомерные, вневременные, точечные, бесконечные – вообще существуют, но его внимание
внезапно привлек подзаголовок: пространство идеальных объектов. Магистр решил, что это именно то, что
ему нужно. ''Любой материальный объект, – читал он, шевеля губами, – обладает бесконечным количеством
изъянов, ибо материя сама по себе из-за своей непрерывной изменчивости неоднородна: ни у одного стула
не может быть две абсолютно одинаковых ножки…'' Магистр перевернул страницу. ''Идеальные объекты
могут существовать только в сознании, в мысленном пространстве…'' Магистра поразило соответствие
написанного в этой книге его собственным представлениям; он нетерпеливо теребил её, дрожащими руками
разделяя слежавшиеся друг с другом добротные толстые листы, и жадно вцеплялся взглядом в текст.
6
Эрн сидел верхом на толстой ветке старой черешни, которая аркой нависала над садовой дорожкой.
Она ещё плодоносила, и иногда мальчишка, желая подшутить, срывал плотные мелкие незрелые ягоды и
плевался ими или в деловитого Ниоба, проходящего мимо с каким-нибудь садовым инвентарем, или в
гуляющую с белым зонтиком Ехиру.
Магистр Друбенс еле заметил юного колдуна в густой листве.
– Добрый день, – мальчик жизнелюбиво улыбался старику, рукой отводя ветку черешни от лица,
чтобы лучше его видеть. – Хотите, чтобы я спрыгнул?
Магистру было трудно разговаривать с Эрном; всякий раз у него ком вставал в горле, и сейчас,
глядя на лучезарное личико среди листвы, Роберто Друбенс вновь проклинал себя, ту черноту внутри,
которая ни на секунду не позволяла ему забыть о том, что этот мальчишка – сильнее… Чего бы только ни
отдал Магистр теперь, чтобы обратно засунуть злосчастного Исполнителя Желаний в ту кромешную
пространственно-временную дыру, откуда он появился!
– Нет… Не нужно. Не утруждайте себя… – старик прошел ещё несколько шагов по дорожке и
остановился прямо под черешней. Сверху смотреть на него, тщедушного, с острой клиновидной бородкой и
в круглых металлических очках, было довольно забавно.
Погода стояла влажная, ветреная и солнечная. Тени листвы скользили по нежным щекам Эрна,
сидящего на ветке. Он улыбался Магистру, показывая ровные мелкие жемчужные зубки. Он и
предположить не мог, что этот странный старик, безропотно исполняющий все его капризы точно
добренький дедушка, ненавидит его всей душой, одновременно боготворя, ибо одно не может существовать
без другого, и на свете нет, наверное, чувства страшнее и противоречивее, чем такое болезненное обожание,
граничащее с желанием убить, по отношению к тому, перед кем чувствуешь себя ничтожным; Эрн ничего
этого не знал, ему было четырнадцать лет, а Друбенсу – почти четыреста, и мальчик как ни в чем ни бывало
улыбался старому колдуну, глядя на него сверху вниз, чуть склонив на бок свою изящную головку…
Поднявшись в гостиную, Магистр залпом выпил свой остывший чай и продолжил упражняться. Он
совершал по два-три внетелесных путешествия в день – на большее у него не хватало сил.
Облокотившись на мягкую спинку кресла, Друбенс спокойно положил сухие руки на подлокотники
и закрыл глаза. Мутная темная пелена качнулась, словно занавес; всё закружилось, точно Магистр вдруг
потерял равновесие; в какой-то момент он даже ощутил невесомость, как при падении – а потом яркий свет
ослепил его.
ИСТОРИЯ ПРО СИДЯЩЕГО НА СКАЛЕ
Никто не знал, как зовут того человека, который сидел на скале. Все его так и называли – Сидящий
На Скале, ведь кроме этого он ничего не делал. Он приходил на скалу рано утром, перед рассветом, а
уходил уже после захода солнца. Он садился на самый край обрыва и свешивал ноги вниз. Никто не знал
сколько лет Сидящему На Скале. На вид ему нельзя было дать больше двадцати, но когда он смотрел в
глаза, казалось, что он прожил уже не один век – так тяжел и глубок был его взгляд. Жители горной деревни
боялись Сидящего На Скале. Они не заговаривали с ним и старались побыстрее разойтись, если он
попадался им навстречу. Но некоторые из них все же любили его, и он великодушно позволял им это. Они
оставляли фрукты и хлеб там, где тропа, идущая из деревни делилась на две: широкая и утоптанная вела к
морю, а узенькая и каменистая – в горы. В благодарность Сидящий На Скале иногда играл им на черной
флейте. В полной тишине, когда, казалось, слышно было даже рассвет. Они стояли под скалой, задрав
головы, и медленно поднимающееся солнце золотило им щеки.
Только один пришлый старик отважился заговорить с ним. Он поднялся на скалу и, встав за спиною
того, кто сидел на ней, долго глядел вперед, на тонкую линию горизонта, которой на самом деле не
существовало. А потом спросил:
– Зачем ты сидишь здесь?