Страница 133 из 217
Эрн взял стакан с морсом, который налил ему отец, и осторожно сделал глоток. С самого момента
взрыва он чувствовал недомогание. У него немного кружилась голова, а руки казались непривычно лёгкими
и слабыми: так обычно бывает за миг перед обмороком, кажется, что не сумеешь удержать и пушинки…
– Я пойду прилягу, – тихо сказал он отцу и слез с табуретки.
– С тобой всё в порядке? – спросил Дирк, отложив вилку и внимательно вглядываясь в лицо сына. – Ты
бледен.
– Да, папа. Я просто испугался, когда упал с трубы… – Эрн стоя допил морс и вышел из кухни.
Дирк со вздохом сложил его нетронутую картошку обратно в кастрюлю. Он был обеспокоен. Раньше
Эрн никогда так себя не вел. Он был шумным и наглым, постоянно спорил, грубил, частенько употребляя в
разговоре с отцом рубленые подростковые фразы вроде ''отстань'', ''не парь мне мозг'', ''задолбал уже''…
Таким спокойным и вежливым как сегодня Дирк видел своего сына впервые. И это его обрадовало бы, он бы
решил, что, скорее всего, ничего плохого не происходит и мальчик просто вырос, если бы не эта
болезненная голубоватая бледность и не взгляд, пугающий своей отрешенностью, открывающийся куда-то в
глубину…
Эрн вошёл в свою комнату и залез на кровать. Комната, вообще говоря, была общая, и кровать в ней
стояла двухэтажная. Нижний этаж занимал Дирк. Но обычно он проводил время на кухне или на работе,
поэтому комната считалась владениями Эрна. Тут лежало, стояло и валялось повсюду его типичное
подростковое барахлишко: видавший виды плюшевый медведь, которого он по детской привычке всё ещё
иногда брал с собой спать, старый-престарый плеер-тарелка, найденный на свалке, диски, потрёпанные
учебники, планшет с треснутым защитным стеклом…
Эрн занимал второй ярус общей кровати. Он забирался на верхний этаж по деревянной лесенке с
тонкими гладко отшлифованными перекладинами.
Дирк громыхал на кухне посудой. Эрн лежал уткнувшись подбородком в подушку и смотрел в окно,
даже отсюда видно было, как по краю неба ползёт, словно огромная неуклюжая гусеница, серое дымовое
облако, как оно растягивается, смазывая краски заката… И внутри Эрна росла необъяснимая уверенность в
его причастности к взрыву. Это ЕГО костер, ЕГО дым. Эрн попробовал представить себе, что дым,
стелющийся над горизонтом, обретает осмысленные очертания. Трёх букв. Трёх букв его имени. Э. Р. Н.
Три буквы написанные в небе. Три буквы написанные дымом и кровью… Ведь там находились какие-то
люди, персонал, обслуживающий рабочий блок, много людей…
Это было невероятно, но дым начал слушаться Эрна, подчиняться его мысленному приказу как змея
дудочке заклинателя. Он сначала вытянулся вдоль горизонта в длинную полосу, затем она изогнулась,
порвалась в нескольких местах, и вскоре три огромные буквы, отчетливые, точно выведенные
первоклассником в линованной тетрадке, повисли в небе над Городом…
Э.Р.Н.
Он вздрогнул и упал лицом в подушку.
– Господи… Господи… – шептал он, приходя в отчаяние. До него наконец-то дошло. Теперь он был в
этом совершенно уверен. Он болен. Неизлечимо. И очень скоро умрет. Сначала этот загадочный гной на
простынях… Теперь вот помешательство.
''Я определенно лишился рассудка…'' – думал мальчик, – ''…и мне просто мерещатся буквы в небе, ведь
не может же быть, чтобы я их НАПИСАЛ… Это НЕВОЗМОЖНО!''
6
После несчастья с Аль-Марой, Кирочка старалась ни с кем больше не сближаться.
– Вот об этом я и предупреждала вас, лейтенант Лунь, – говорила ей, печально качая своей всегда
безупречной головой в венке толстых седых кос, полковник Айна Мерроуз, – привязанности ослабляют нас,
делают уязвимыми для чьих-то слов и поступков, несчастными или счастливыми в зависимости от чьих-то
действий… Они лишают нас собственной воли.
Кирочка вышла на балкон. Она снимала квартиру в элитном секторе недалеко от Центра.
Облокотившись на сплошное бетонное перекрытие, она закурила и принялась смотреть вдаль. Отсюда, с
сорок первого этажа Город был виден весь почти, как на ладони, и пятиконечная звезда расходящихся от
Вокзала Прощаний железнодорожных колей, и купола Собора Истинной Веры, и парк Первых Свиданий с
тенистыми клёнами и вечно холодными мраморными статуями… Взгляд Кирочки блуждал спокойно, без
напряжения плыл над Городом… Она курила, и дым папиросы тянулся тонкой струйкой вверх, ветер играл
им, точно развязавшейся капроновой лентой.
Вдруг нечто необычное привлекло внимание Кирочки. Она смотрела на горизонт; в Городе его ровная
полукруглая линия всегда ощерена неровными зубами высоток – точно челюсть акулы; там, вдалеке, где
обычно всегда спокойно курились гигантские трубы ТЭЦ, теперь низко повисли густые тёмно-серые
дымовые облака. Они приобрели, наверно, по прихоти ветра, такую удивительную форму. Кирочка стояла и,
защитив глаза ладонью от света, глядела вдаль. В небе над горизонтом можно было прочесть имя.
Э. Р. Н.
7
Томми, как обычно, ждал Эрна на парковке около гипермаркета ''ЕстьВсё''. Отсюда было рукой подать и
до границы жилого квартала, где пролегали излюбленные ими трубы теплотрассы, и до парка, и до
кирпичного дома-точки, в котором почти всегда был открыт настежь люк для выхода на крышу, где Эрн
любил сидеть на широком карнизе, свесив ноги вниз, а Томми всегда стоял поодаль, не решаясь подойти к
краю… Поэтому встречаться именно здесь, у гипермаркета, было очень удобно.
Томми стоял и, щурясь от солнца, всматривался в дымку тёплого летнего дня над перекрестком, откуда
должен был появиться Эрн, тоненький, в футболке слегка большей по размеру, чем нужно, в бледно-
голубых джинсах с потертостями на коленях и легким клешем. Эрн задерживался. Томми со вздохом
опустился на поребрик и, раскрыв хрустящий пакет, принялся за чипсы.
– Хомячишь? – Он обернулся, услышав знакомый чуть насмешливый голос.
– Ты откуда появился? – сконфуженно спросил Томми, – Я что-то тебя не видел…
– Протри очки, – сказал Эрн, – присаживаясь на разогретый асфальт рядом с приятелем, – я на трубах
был.
– Один? Что ты там делал?
– Думал. – Эрн подобрал небольшой камушек и подбросил его на ладони, – мне нужно теперь очень
много думать…
Он замолчал, разглядывая камушек.
– В каждом предмете, толстый, содержится огромное количество информации. Так много, что с ума
сойти… Взять, вот, к примеру, этот камень: его цвет, гляди, он ведь весь неоднородный; форму – ты видишь?
– на его поверхности бесконечное количество неровностей, их все невозможно запомнить, даже если битый
час пялиться на него; вещества, из которых он состоит… Можно целую книгу написать про один такой
камень, но никому ведь дела нет до него, он лежит себе и лежит, я его вот сейчас возьму и брошу, и чёрт с
ним. А таких камней миллионы, и деревьев миллионы, и облаков. Мы проходим мимо всего этого и видим
только самую малость, только обложку этой книги, которую можно написать про любой предмет, потому
что мы слишком быстро на все смотрим, мы спешим. Взглянули, ухватили самую главную идею – это
камень! – и пошли дальше… Ну всё… – Эрн в последний раз взглянул на камушек и выбросил его. -
Довольно философии. Я колы хочу.
Они поднялись и направились ко входу в супермаркет. Пройдя через стеклянные двери, которые
распахивались сами при приближении людей, они оказались в просторном торговом зале. Пол здесь
выложен был скользким кремовым кафелем, на котором нигде не было ни соринки, ни пятнышка; огромные
ящики с отборными овощами и фруктами были украшены гирляндами искусственных листьев; ряды
бутылок и упаковок на стеллажах стояли настолько ровно, что можно было подумать, будто к ним никто