Страница 103 из 217
народ, который будет продолжать прибывать в мир, ведь мало того, что люди не хотят умирать, так они ещё
и жаждут размножаться?
Не сразу, но Магистру удалось найти выход.
– Я создам новый мир. Свой собственный. Такой, в котором вообще не будет материальных тел.
Обитель чистой информации. Жёсткий диск бесконечной ёмкости, математическую Вселенную, где каждое
существо – информационная единица, новые идеи возникают, а прежние – не уничтожаются…
Магистр Друбенс был очень добрым стариком. Он готовился устроить Апокалипсис, от всей души
желая счастья каждому живому существу. Глядя в его горящие огнём Великой Идеи глаза невозможно было
усомниться в том, что намерения его являются исключительно благими…
– Ты только представь, Ниоб… – Магистр взахлёб пытался делиться своим энтузиазмом с
молчаливым Учеником, который, стоя на стремянке, невозмутимо протирал плафоны люстры. – …Только
представь! Смерть исчезнет как таковая. Время утратит свою необходимость. Все предметы станут
идеальными и вечными. Красота, точность и симметрия будут абсолютны! Подумай сам, так же выглядит
рай, Ниоб… Ведь всякое страдание происходит от нарушения равновесия. А любая Идея, выраженная в
материи, всегда шероховата, не совершенна, не безукоризненно точна… Она не может быть воссоздана в
первозданном виде и этим причиняет боль, ведь души наши, Ниоб, все родом из мира идей, они помнят его
бессознательно, и мучительно ищут здесь, от рождения до самой смерти, но никак не могут отыскать…
Потому все мы несчастны. Каждый по-своему. И мы ищем утешение в мимолетных желаниях, надеясь,
осуществив их, получить то, чего нам так не хватает – рай. И всякий раз разочаровываемся. Счастье наше
земное – это лишь вечное Предвкушение… Предчувствие.
Ниоб никак не прокомментировал пылкое откровение Учителя. Закончив протирать плафоны, он
аккуратно сложил стремянку и поставил её в угол. Мгновение спустя в руках у него возникли садовые
ножницы.
– Время подрезать кусты, Магистр.
– Да, да, конечно, иди… – опомнился Друбенс, – я, наверное, совсем тебя заболтал. Не хотелось бы
мне быть в ваших глазах одним из тех престарелых зануд, которых изображают на плакатах социальной
рекламы. «Душевное общение – дороже любого подарка. Поговорите с пожилым человеком.»
Ниоб поклонился и вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.
4
– Этот парень на книжной ярмарке, синеглазый, книги выносит со склада… Он какой-то странный, –
говорила Ехира Ниобу, перемешивая крошечной ложечкой эспрессо в малюсенькой как напёрсток чашке.
Человек в тюрбане оторвался от своего нужного и важного дела – протирания хрустальных бокалов
в серванте – и взглянул на неё.
– Магистр теперь уверен, что он обыкновенный человек, – продолжала рыжая, – потому что золотой
империал так и не пробудился у него в руках…
– Я знаю о ком ты, – Ниоб поднял бокал на вытянутой руке и взглянул через него на свет, – ты
погляди только, какое чудо, если смотреть в стекло, то мир кажется совершенно другим.
– Да хватит уже твоих дурацких иносказаний! – вспылила рыжая ведьма.
Ниоб поставил бокал на полку и собрался протирать следующий, деликатно обхватив его двумя
пальцами за ножку…
– Почему Учитель отдал последний золотой империал именно ему?
– Это случилось очень давно, – Ниоб опустил руку и взглянул на собеседницу, – тогда в лесу было
до того много ветрениц, что казалось, всё ещё лежит снег. И я ползал на коленках, собирал их в тугой
пучок, потом бежал, спотыкаясь, нёс на вытянутой руке, как облако, и подарил одной девочке. Я до сих пор
не знаю, почему именно ей.
Ехира фыркнула и поднялась с дивана.
– Ты никогда не говоришь ничего конкретного.
– Какой был бы из меня тогда предсказатель, – проговорил Ниоб, дунув в бокал, с целью извлечь
оттуда пушинку, – говори я всегда то, что вы хотите услышать?
– Ну скажи то, чего мы не хотим слышать! Хоть что-нибудь скажи…
– Твои чары на этот раз окажутся бессильны…
Глаза Ехиры сузились и сверкнули; предсказание явно пришлось ей не по вкусу. Она взяла свой
кофе и вышла из комнаты.
«Ниоб – плохой предсказатель, это все говорят, он либо молчит, либо говорит странные вещи,
которые понять можно, в общем то, как угодно…»
Под окнами веранды Магистра плавали фантазийные лиловые облака сирени. Спускаясь с крыльца,
Ехира подумала о Билле. Её мысль вспорхнула, пронзила пространство, словно прочная прозрачная нить, и
легонько коснулась его. Билл остановился передохнуть, поставив ящик с книгами на ступеньку. Мысль
ведьмы, словно комар, вилась вокруг, неосязаемая, незримая, и он никак не мог понять причину внезапной
тревоги, кольнувшей под сердцем…
Вдруг что-то звякнуло о широкую ступеньку ярмарочной лестницы. Спохватившись, Билл хлопнул
ладонью по нагрудному карману рубашки, где хранилась заветная монетка. Золотой империал прыгал по
лестнице, катился вниз, звеня и время от времени ловя блики света от ламп.
Сверкнув в последний раз, он приземлился на ладонь Айны Мерроуз, которая принялась
разглядывать его в ювелирную лупу… Закрылась и открылась тяжёлая матовая дверца сейфа; империал
снова оказался на ладони, теперь уже на другой, юной, ярко сверкнувшей свежими нежными лепестками
пальцев. И тут империал вспыхнул, засиял ослепительно, точно маленькое солнце, затмевая своим светом и
руку, держащую его, и всё вокруг…
Это видел внутренним взором Ниоб, стоя возле серванта и всё ещё держа за ножку хрустальный
бокал; качнув головой в чалме, он отогнал наваждение, вытянув руку, снова полюбовался оконной рамой и
облаками, преломленными идеально прозрачным тонкостенным параболоидом бокала.
ГЛАВА 13. Побочный эффект
1
Когда Аль-Маре исполнилось шестнадцать лет, ей разрешили в первый раз отправиться вместе с
подругой, которая уже не единожды ходила на заработки в город. И именно тогда произошло с девушкой то
дикое, гадкое, несправедливое, что наложило свой отпечаток на всю её последующую жизнь. В порту к ней
привязался пьяный морской офицер, приняв за даму свободных нравов, которых там было очень много.
Сперва он пытался добиться её благосклонности шутками, уговорами, предложениями пойти выпить и
потанцевать, но потом, отчаявшись, пустил в ход грубую силу.
Затащив Аль-Мару в какой-то тёмный закоулок, он прижал её к стене, задрал юбку на голову… Она
отчаянно сопротивлялась, но хмель сделал его упрямее и злее… Он был сильный, очень сильный, молодой,
красивый, с язвительными чёрными усиками. И оттого, что он такой привлекательный, высокий,
мускулистый, наглый – многие другие девушки, возможно, с радостью удовлетворили бы его желания – от
этого было почему-то ещё более гадко… Аль-Мара долго потом вспоминала, содрогаясь от омерзения, его