Страница 101 из 217
– Ууууууу! Ааааааа! Я хорооооооошииий! Ыыыыы…
Этот случай подтолкнул Дирка к решению сделать тест на отцовство. Не то, чтобы он осерчал на
мальчика и захотел отказаться от него под благовидным предлогом, нет, скорее незаслуженная обида просто
обнаружила его глубоко запрятанное желание узнать правду.
Незаметно отрезав прядь нежных серебристых волосок спящего младенца, он отправился в медико-
генетический центр.
Результаты экспертизы удивили Дирка невероятно. Он не ожидал такой реакции от себя самого.
Несколько минут он стоял как вкопанный, тупо пялясь в непонятные значки, распечатанные на нескольких
листах, под которыми, как итог, как квинтэссенция, выделялась набранная жирным шрифтом лаконичная и
ясная фраза:
ВЕРОЯТНОСТЬ ОТЦОВСТВА СОСТАВЛЯЕТ 99,9 %
Несколько дней спустя Дирк, успев притерпеться к тяжести своей ноши, принёс распечатку Эрну и
ткнул его хорошеньким носиком в вышеупомянутую надпись.
– Так то.
Эрн только похлопал густыми ресницами.
Однако, это знание сказалось на нём благотворно. На какое-то время он даже перестал перечить
отцу по любому поводу, как бывало обычно, и начал лучше слушаться его.
В Дирке же открывшаяся истина инициировала настолько тонкие и глубокие перемены, что они во
многом остались загадкой для него самого. Он уже почти свыкся с мыслью, что растит прелестного
подкидыша, чужого, а не своего ребёнка, но тем не менее вкладывал в него все силы и тёплые чувства. С
раннего детства Эрна везде – в кабинете педиатра, на площадке во дворе, в детском саду – несчастному отцу
твердили одно: его родство с этим прелестным ангелом невозможно – и, в конечном итоге, убедили… Дирк
перестал надеяться на то, что мальчик приходится ему сыном.
Странно, но утвердившись в своём отцовстве Дирк не стал любить Эрна сильнее. Более того, он
начал находить в нём всё больше изъянов – нет, не физических, их на Эрне невозможно было даже
представить – глубоких внутренних изъянов души: капризность, лень, тяга ко всему запретному,
высокомерие и эгоизм – невиданный, беспредельный, переходящий все мыслимые границы эгоизм…
Благодаря вышеупомянутым ласковым тётечкам Эрн с ранних лет начал осознавать свою красоту и
непомерно ею гордиться. Он, вероятно, считал, что своим существованием делает большое одолжение
Вселенной, другие обитатели которой не столь прекрасны.
Все возникающие у него желания и причуды Эрн полагал подлежащими немедленному
удовлетворению. И в том почти не было его вины: с момента своего рождения он не знал ни в чём отказа;
стоило ему показать пальчиком на что-нибудь, он почти наверняка это получал, продавщицы на рынках
выбирали для него самые лучшие фрукты, в автобусах ему всегда уступали местечко у окна – красота это
тот идол, перед которым склоняются безоговорочно, ибо природа её божественна, и нет у людей власти
творить её по собственному желанию; красота дается при рождении и посему она всегда незаслуженный
дар, и более всех других богатств будоражит чужие страсти, вызывая вожделение, зависть и благоговение…
Эрн хотел. Безудержно. Яростно. Всякий пустяковый каприз стихийно овладевал всем его
существом.
Изыскивая всевозможные способы получить желаемое, он с редкостным бесстыдством
воздействовал на окружающих, если исполнение каприза зависело от них, а в случае неудачи вымещал на
них зло – говорил обидные вещи или подстраивал какую-нибудь пакость. Он просто изводил Дирка
требованиями купить ему ту или иную игрушку, грозил отцу, шантажировал его. Понравившиеся
безделушки у сверстников он либо просил подарить с настойчивостью доходящей до беспредела, либо
отнимал, либо крал.
Разумеется, дружить с Эрном никто не стремился; то есть если поначалу другие дети и чувствовали
к нему симпатию, обусловленную его миловидностью, то узнав его ближе, большинство из них не
задерживалось в его окружении долго. Эрна это не особенно печалило; гораздо больше, чем абстрактная
«любовь» окружающих его интересовали вполне конкретные осязаемые, обоняемые и ощутимые
удовольствия, которые можно было от них получить.
Когда пришла пора отдавать сына в школу, Дирк столкнулся с ещё одной трудноразрешимой
проблемой: заставить Эрна что-либо делать было попросту невозможно. Мальчик вырос абсолютно
немотивированным к труду; единственным, что его интересовало, были удовольствия, к получению которых
не требовалось прилагать серьёзных усилий; читать по складам и решать элементарные примеры на
сложение и вычитание Эрн кое-как научился к концу второго класса, причём не обошлось без внушений
ремнём; содрогаясь от жалости к чаду, сам чуть не плача, Дирк взялся за этот универсальный дозатор
мудрости лишь тогда, когда окончательно смирился с полной неэффективностью всех остальных подходов.
Соученики Эрна и большая часть персонала школы были твёрдо убеждены в том, что он туповат;
этой верой они как бы компенсировали сами для себя его ангельскую красоту, в некотором смысле
уравнивали его с собой: «вот, дескать, как мир устроен мудро, во всем есть великая гармония, и если уж в
одном месте – густо, стало быть в другом – пусто…» Вероятно, все они сильно огорчились бы, когда бы им
стало известно, что они заблуждаются. Эрн был весьма сообразителен во всём, в чём видел прямую выгоду
для себя.
Несколько раз его хотели исключить из школы; но и директору, и завучу, и преподавателям,
которых Эрн регулярно выводил из себя своим пренебрежением к знаниям, становилось всегда в последний
момент жалко Дирка, несчастного отца-одиночку, работающего не покладая рук и еле-еле справляющегося
со своим отпрыском. "Бедняга!" – перешёптывались эти чувствительные женщины в стенах учительской – "С
какой самоотверженной любовью он растит найдёныша с таким скверным характером! У этого человека
просто огромное сердце! Я бы на его месте давным-давно сдала этого хама в приют!"
Любые проявления заботы, поблажки и снисхождения Эрн принимал как должное. Он никогда не
чувствовал стыда, если ему прощали баловство; словно маленький император, всё хорошее он считал уже
принадлежащим ему по праву.
В начале пятого класса учитель географии взял-таки Эрна за прелестное ушко и оттрепал как
следует, на что вредный мальчишка написал жалобу уполномоченным по правам ребёнка, и они добились
увольнения географа из школы.
После этого случая педагоги окончательно махнули на Эрна рукой; закрыв глаза, ему рисовали
«тройки», не спрашивая с него практически ничего, «не замечали» ни частых прогулов, ни опозданий;
теперь школа перестала доставлять Эрну какой бы то ни было дискомфорт, он приходил, когда хотел, когда
хотел, уходил, делал, что хотел, и потому практически не безобразничал, не мешал учителям работать, чем
они и были очень довольны.
Дирк вздыхал украдкой; всякий родитель желает, чтобы его чадо поднялось по лестнице жизни
выше, чем он сам; как отец Дирк – видит Бог! – сделал всё возможное… Впрочем, быть грузчиком или