Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 50

Иванов указал на изуродованную руку Благонравова, – приключилась. Да не

поступи вы тогда так опрометчиво, имели бы совсем другую судьбу.

Знаменитым на весь мир были бы, как ваш приятель Шпильман. Помните

такого? Ну, как же не знать! Пианист. Живет за границей. Лауреат. Профессор.

Туры. Европа. Америка. А как же иначе. Ведь он, в отличие от вас, Тимур

Александрович, пальчиков-то не рубил. Ой, не рубил, а исправно на вас и на

прочих ваших «товарищей» доносы писал. Да если бы только он один! Вся

ваша так называемая творческая интеллигенция друг на дружку строчила ого-

го-го! В прикуп не заглядывай! Кубометры леса извела ваша творческая

интеллигенция… А вы говорите – за дверь.

– Врешь, негодяй! Врешь! – стукнул по столу кулаком Т. Благонравов. – Не верю

ни одному твоему кгбышному слову. Не верю.

– Дело ваше, любезный Тимур Александрович. Только я ведь с вами не в

детскую игру «верю – не верю», собрался играть. У меня, родной вы мой, и

документики имеются. Знал ведь, с кем на встречу иду. Знал, о чем разговор

наш с вами пойдет. Вот смотрите, – Иванов достал из папки стопку бумаг. -

Читайте, вспоминайте, размышляйте. Это самые что ни на есть подлинники. Не

все, правда, но и этого, я полагаю, будет достаточно.

Дрожащими культями переворачивал страницы Благонравов.

– «Источник сообщает… Антисоветские мысли, высказывают Тимур

Благонравов… Шпилька».

– «Источник сообщает… на квартире у студента Благонравова… Шпилька».

– Кто это – «Шпилька»? – поинтересовался, закончив читать, Благонравов.

– Как кто? Шпильман, конечно. Это у него такой оперативный псевдоним был -

«Шпилька». Обычно мы их давали, а этот сам себе придумал, что говорится,

вставлял «шпильки в колеса», – Иванов развязно хохотнул.

– Заткнись, идиот! – одернул его директор. – И пошел вон отсюда.

Как только за Ивановым закрылась дверь, Тимур Александрович в ту же

минуту бросился к книжному шкафу. Там за административными книгами,

театральными брошюрами, рабочими инструкциями и прочей дребеденью

стояла у него бутылочка ямайского рома – подарок некой культурно-обменной

международной организации. Тимур Александрович почти не пил, даже можно

сказать, совсем не пил, за что (в дни борьбы с пьянством и алкоголизмом) и

получил директорское место, но сегодня не выпить было нельзя. Уж слишком

тяжела была новость.

– Лучше бы я диагноз о своей неизлечимой болезни получил, чем такие

известия, – подумал Тимур Александрович, закусывая ром шоколадной

конфетой. – Боже мой! Боже мой! Неужели правда? Неужели он мог так

поступить? Вот так взять и написать? «Источник – Шпилька». Не верю! Не

верю!

– А с другой стороны, почему бы и нет. Ведь не только он писал. Вон «зверь»

говорит, что писали массово. И поди не поверь, когда у него на руках

доказательства есть. Вообще-то, не случись со мной такое, – Тимур

Александрович посмотрел на свои обрубки, – я посмеялся, плюнул, да и забыл

бы всю эту хренотень. Ну что сделаешь, слаб человек – непрочен. Но тут ведь

совсем другое дело! Боже мой, тут совсем другой расклад. Ведь это я, чтобы на

него не писать, сделал! Сохранив ему жизнь, карьеру, я свою поломал. Ведь кто

бы я был сейчас. Разве бы здесь сидел. Рядом с этой падалью Ивановым. Я бы

сегодня остров имел. Торчал бы там, как Робинзон, со скрипкой, без всех этих

мудаков, что крутятся вокруг. Служил бы музыке. Что может быть лучше

служения истинному, вечному!? А тут… Тимур Александрович – то! Тимур

Александрович – это! Тимур Александрович – туда! Тимур Александрович -

оттуда…

– Вот же сука! Вот Иуда! Встреть, кажется, я его сейчас, зарубил бы

собственными руками. Или лучше всего – пальцы бы ему отсек. Поиграй-ка,

господин Шпилька, обрубками, а мы послушаем. Не получается? А-а-а… И у

меня не получилось. -

Тимур Александрович надел шляпу, пальто и вышел на улицу.





– Куда идти? – размышлял он, стоя на четырех углах шумного проспекта. -

Домой? Неохота. К друзьям? К стукачам! В храм? А там не лучшие служат. У

каждого дьякона под рясой ментовской погон. В пивбар? К народу! Но там

грязь и запустение. Лучше уж в одиночку. Одиноким пришел ты в этот мир,

Тимур Александрович, одиноким и уйдешь из него! – Благонравов зашел в

магазин и купил бутылку водки…

– Что с тобой, Тимур?! – всплеснула руками жена. – Что с тобой? Пьяный!

Боже мой, какой ты пьяный. А воняешь! Чем ты воняешь? – жена принюхалась.

Пальто!? Боже мой – это же бельгийское пальто. Посмотри, на что оно похоже.

Галстук!? Галстук на спине! А шляпа, где твоя шляпа? Боже, видел бы ты, на

что ты похож. – Возмущенно – испуганно восклицала супруга.

– Не…прав…да…а! Я пр… екра…а…а… сно вижу… на кого… я похо…ож! -

возразил заплетающимся языком Тимур Александрович. – Я… похож… на

мудака с обрубками! – Тимур Александрович потряс культяпками. – На мудилу с

Нижнего Тагилу – вот на кого я похож! Хотел быть героем, а вышел инвалид.

На инструменте вам, Тимур Александрович, ясно как Божий день, не играть.

Ступайте-ка вы в культурные функционеры. А ведь кем бы я мог стать. О! О!

О! Если бы не это, – Тимур Александрович тряхнул правой рукой. – суки

кругом! Иуды!

– И я! – обиженно воскликнула жена.

– Нет… Ты-ы-ы дру-г-ое дело… Ты… т… да прилепится-ся жена-а-а к мужу

своему. Ты свя-а-то-е… – Тимур Александрович забормотал и минуту спустя

уже храпел.

В другой бы день можно было бы сказать – сном праведника, но каков был сон

у Благонравова в ту ночь, то никому неведомо…

Утром не успел еще Тимур Александрович снять вычищенные женой пальто и

шляпу, как в кабинете зазвонил телефон.

– Из министерства. Характерный звук. А у меня голова совсем не варит.

– Тимур Александрович, ну как поживаешь, родной? – поинтересовался зам.

министра и, не дав ответить, продолжил. – Тут видишь, какое дело. Решил,

знаешь ли, на Родину, в город детства с благотворительным концертом маэстро

Шпильман зарулить. Шпильман, брат ты мой, это не ворона на проводах, а

культурное событие! Ну, не тебе объяснять.

– Так вы не объясняйте, а говорите конкретно, – раздраженно буркнул

Благонравов.

– А конкретно… Короче, концерт, мы думаем, лучше всего провести в твоем

заведении. Во-первых, охрана у тебя в театре надежная. Во-вторых, вы,

кажется, учились вместе.

– Да, – подтвердил Т. А. Благонравов. – Учились – не доучились…

– Ну, вот и отлично. Такая получится встреча старых друзей. Почти как у тети

Вали в передаче «От всей души». Короче, готовься. Концерт намечен, -

чиновник назвал дату.

– Кино! Плохая пьеса! Нет, нет, нет – так не бывает. Это мне все снится. Это

похмельный синдром, – Благонравов потер виски. – Нет, это не синдром, – на

столе лежала записка с его почерком. – Такого-то числа. Такого-то месяца.

Неужели реальность? Сцепились шестеренки справедливости!? Сцепились. Ну

что ж… Бывает, брат Шпилька, на свете такое, чего и не снилось нашим

мудрецам! – Благонравов зябко потер ладони. – Как говорится, на ловца и зверь

бежит, или как там еще – на воре шапка горит! Welcome to родной город, мистер

Шпилька. Уж не обессудьте за будущую встречу. Как говорится – глаз за глаз…

Не я решил. Судьба вас ко мне привела…

Концерт удался на славу. С него шумной толпой отправились в охотничий

домик. Баня. Водка. Малая Родина.

– Господа, друзья, товарищи, сегодня я играл как никогда. Ей-Богу, как никогда.

Да что говорить, я уж, поверьте мне, не сыграю так больше, – вскинув бокал,

признался Шпильман. – Вот что значит – играть в родных стенах. Вот что