Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 50



– Ну, по «кровавой Мэри!» (водка с томатным соком) – воскликнул клавишник -

Или шампанского!

Веня на мгновение задумался.

– Да не тушуйся ты, – подбодрил его Киряев, – я башляю.

– Нет, лучше пиво. Я местное шампанское не того, верзовое оно какое-то.

– Да тут все верзовое! – воскликнул Киряев. – А пиво? Разве ж это пиво! Урина

это, а не пиво! Да, что говорить, тут даже и полынь не растет!

– Не шахни, сосиски тут ничего!

Киряев неопределенно качнул головой. Друзья сдвинули бокалы.

– Ну, как ты? Давно здесь? – отдышавшись, поинтересовался клавишник.

– Да около года, – протянул Веня.

– Как года! Ты же еще в начале 90х тронул. Где ж ты отирался все это время?! -

изумился Киряев.

– Лучше сказать, где меня не было, – бывший солист «Свиного рыла» тяжело

вздохнул. – Жил в Польше. Торговал электрическими лампочками. Пел в

Кракове под аккордеон шлягер «На Варшаву падает дождь». Творческий и

пенензовый крах, и как следствие, нелегальный переход польско-германской

границы. Не поверишь, Филя, но в меня стреляли! Отделался легким ранением

в область головы. Вот сюда, – Веня снял «Федору». – Весь в колючках, грязи и

пороховой копоти предстал пред жандармским управляющим. Филя, если бы

ты видел его цуру! Если б ты видел тот фейс! Поверь, я даже пожалел, что меня

не грохнули при переходе тамошние «карацупы». Жил в Берлине, Мюнихе.

Приторговывал автомобильным хламом и пел под шармань «День Победы», за

что был жестоко бит местными пацифистами в кованых ботинках. Потом

Париж! Ну что тебе сказать за Париж. Противоречивый город. В нем есть все

плюс 256 сортов сыра. Теперь скажи, на кой такому городу еще и такой поц, как

Веня Лосик! Год сижу здесь. Как добрался– лучше не спрашивай. Как живу, -

Веня горестно вдохнул. – В полной тохес, чувак. Полной! Поначалу подался в

беженцы. Но КГБ давно уже не канает. Религиозные притеснения интересны

разве что «Адвентистам Седьмого дня», да и то до первого собрания. Можно

было бы проканать по еврейской линии, но из идиша я знаю только поц и тохес,

а из иврита не знаю даже и этого. Ну и что ты прикажешь делать с такими

данными творческой личности в мире чистогана с вывернутыми карманами? -

Веня вопросительно взглянул на Киряева. Филипп незвучно зашамкал губами. -

Правильно, – остановил его Лосик. – Есть два варианта. Первый

малопривлекательный, но перспективный, а именно: податься в

сексменьшинства. Но это пока в стадии разработки. Ты, кстати, женат?

– Нет, – ответил Киряев.

– Ситезуешь?

Филипп сделал обиженное лицо.

– Ну, в смысле, гражданство имеешь?

– Да вроде как…

– Отлично! – воскликнул Лосик.

«Надо будет менять флэт и блокировать телефон», – подумал Киряев,

прекрасно понимая, куда клонит этот мастер жизненных импровизаций.

– Ну и второй, – продолжил Лосик, – более привлекательный, но менее

перспективный. То бишь, поджениться. Пока выбрал второе.

– Дамочка из наших? – полюбопытствовал обрадованный клавишник.

– Ну, ты даешь, чувак! Наша – верный голяк! Разденет без всяких перспектив.

– На тутошней! – изумился Филипп. Веня утвердительно качнул мохнатыми

ресницами.

– Ничего?

– Как тебе сказать, вроде ничего. Только «левая» немного.

– Коммунистка? – воскликнул подзабывший былые определения Филипп.

– Хуже, брат! – буркнул Лосик. – Куда как хуже!

– Сексуальные аномалии, – Киряев хитро подмигнул.

– Не совсем так.

– А что ж?

– Стремительно развивающийся отъезд на почве маниакального преследования

здорового образа жизни.

– А чё это?

– Да хрен его знает. Что-то вроде вегетарианства. Конкретней – фортиссимо

хвощей и полный бекар на бацилу (мясо). Вполне стал соответствовать своей



фамилии, еще немного и откину копыта. Пустой желудок разжижает кровь и

нарушает творческую деятельность!

– What problems! – удивился Филипп.

– А куда денешься, бумаги позарез нужны. Без ксивы, старый, только открытый

космос. Вот и кушает Веня «туфю».

– Это еще что за феня такая!? – удивился клавишник.

– Туфя, Филя, – Веня поморщился, – как тебе объяснить. На вид не описать, на

вкус – не за столом будь сказано. Короче, хуже лабни без парнаса! – и бывший

солист ансамбля «Голубой Экспресс» сделал кислую мину.

– А это что, бунт плоти? – и Филипп указал на целлофановые ошметки.

– Отличный вопрос! Меткое сравнение! Незнамская школа! – восклицал Веня. -

Отпросился пописать, пока моя «гну» стоит в очереди за экологически чистым

сеном!

Несколько минут он молча глядел за окно, где выглянувшее из-за облаков

солнце с аппетитом пожирало снежные хлопья нового столетия.

– Ops! А вот и моя антилопа чешет. Сейчас буду отшинкован по самую

кочерыжку! – испуганно вскричал Веня Лосик, увидев за стеклом сухопарую

даму в мужских байковых шароварах.

– Let me introduce you to my friend Phil, hundred years, hundred winters, так

сказать, не виделись.

Дама была представлена клавишнику. Это была средних лет женщина с

тяжелым выступающим подбородком, печальным коровьим взглядом в

бесцветных глазах и полиэтиленовым забитым пучками травы пакетом в руках.

Она и впрямь походила на африканскую саблерогую антилопу.

– Pleased to meet you here, – дама протянула свободную руку.

– Me too, – Киряев пожал костистую, как птичья лапка, женскую ладонь.

Филипп хотел, как водится, сказать о погоде, скидках на рождественскую

распродажу… – What is this, – оборвала его дама и указала на вкусно пахнущие

сосисочные останки. Шансы на иммиграционные бумаги стали стремительно

падать. Веня неожиданно приосанился, лицо его окрасилось легким румянцем,

голос окреп, глаза засверкали. Киряеву вдруг показалось, что сейчас Лосик

взгреет эту вздорную «антилопу» и за туфю, и за салат из ботвы, и за

отсутствие «ивасей», и искоренения полыни из местной флоры… Но Киряев

глубоко просчитался.

– Да я только горошек, душа моя, колбасу вот он кушал! – воскликнул Веня,

указывая «антилопе» на опешившего товарища. Я ему говорю «it's not good, it's

not good», а он мне – «delicious, delicious», еще и меня упрашивал съесть.

Насилу отбился!

Филипп хотел возмутиться, потом подумал: «Да будет с него. Какой с

контуженного спрос!» Веня говорил еще довольно долго, но уже больше

терминами и определениями, которым мог бы позавидовать лектор-диетолог из

общества медицинских знаний. Вненациональные слова: «туфю» и

«килокс» использовались В. Лосиком только с английскими прилагательными в

превосходной форме: more then и Best of, а русские борщ и сало с

отрицательными частицами no, never. Блистательный спич был закончен

«глубокомысленным» афоризмом: «Скабрезное берло, чувак, мешает тонкости

восприятия мира!» Дама была удовлетворена. Шансы на иммиграционные

бумаги спасены.

Киряев согласно закивал головой и подумал: «Эко тебя, братан, зацепило!» В

этом соглашательском кивке Венина сожительница, очевидно, узрела акт

глубоко покаяния и предложила Киряеву тотчас же откушать у четы

рождественской «Туфи».

– Поехали, май фрэнд, поверь, не пожалеешь. Лорен (Веня указал на

«саблерогую антилопу») из этой самой туфи такие кренделя выписывает, поца

с два ты где съешь такое. А салат с ботвы! Блеск, я тебе отвечаю. Морса выпьем

– ячменный колос с лимоном. Обычно мы пьем его на ночь, но по такому

случаю бухнем в обед. Я тебе еще и «скидочный» купон на «килокс» подарю.

Киряев представил себе весь этот арсенал блюд и напитков и категорично

отказался.

Друзья стали прощаться. Дама пошла к выходу.

– Правильно сделал, что бекарнул, – негромко сказал В. Лосик. – Три дня, как