Страница 23 из 50
аудитории 777. В ней кроме пустых столов, аудиторных стульев, поднятых на
попа и равнодушно глядящих своими тонкими ножками на лепной потолок да
грузной уборщицы никого не было.
– А где все?
Боря протянул тетке желтый конверт.
– Насрали и разошлись, – сердито выкрикнула уборщица. – А ты махай теперь!
Иди! Иди! Неча тут…
Борис устало вздохнул. Закрыл дверь и побрел по темному коридору к
светящемуся жидким голубоватым светом выходу…
– Боря вставай, – трясла его за плечо мама.
– Что, а как же все? Где…
– Не знаю как все, а ты точно в школу опоздаешь. Вставай! Вставай…
Мать ушла на кухню готовить завтрак…
В тот же день после школьных занятий Борис Струнов пошел не домой, а
отправился на улицу Моцарта 29. Однако в здании N 29 располагалось не
музыкальное общество, а городская психиатрическая клиника! Боря вошел во
двор и обратился к первому попавшемуся ему на пути человеку в белом халате.
– Скажите, а где я могу найти аудиторию 777?
– Вон в том здании, – медработник указал Боре на приземистое зарешеченное,
толстыми прутьями строение. – Это отделение психической патологии детского
и подросткового возраста.
– Спасибо, – поблагодарил его Боря и отправился домой…
Сон этот частенько снился Боре Струнову и даже тогда, когда он был уже
не Боря, а Борис Аркадьевич – признанный мастер бардовской песни.
В какие бы города и селения не заносила Бориса Аркадьевича его гастрольная
жизнь, он непременно искал улицу Моцарта дом 29. Но повсюду в доме номер
29 по улице Моцарта, будь то многомиллионный город или ПГТ всегда
располагалась (прямо с какой– то мистической настойчивостью)
психиатрическая клиника, а аудитория 777 оказывалась то отделением клинико-
патологической исследований нарушений психического развития, то
лабораторией патологии мозга.
В юбилейный год (20-й год Бориной концертной деятельности) одна
предприимчивая музфирма организовала Б.А. Струнову концерты в ряде
крупных заокеанских мегаполисов…
Концерты прошли, что называется, на одном дыхании. Особенно удачным был
последний из них.
– Бис! Браво! Браво! Бис… Зрители долго не отпускали Бориса Аркадьевича со
сцены…
– Ну, Борис, вы просто гений, – антрепренер долго тряс струновскую руку.
Такой концерт! Так держать зал…
Я вам… даже сверх договорной суммы отстегну. Премиальные, так сказать, за
зрительскую симпатию.
Вот держите, – и он протянул барду пухлую стопку заморской «зелени».
Борис Аркадьевич обвел грустным прощальным взглядом зал, сцену. Она
почему– то напомнила ему свежую могилу, только что похороненного кумира,
так густо была она засыпана читательскими записками, цветами, свечными
огарками, плюшевыми игрушками и фотографиями Бориса Аркадьевича…
Наутро Б. А. Струнов не отправился, как планировал, домой, а решил потратить
денек– другой на осмотр «столицы Мира».
Он спустился в бар, выпил рюмку водки и вышел на улицу. Сильный порыв
ветра подхватил его и понес, что называется, куда глаза глядят.
Ближе к сумеркам Борис Аркадьевич, среди ультрасовременных небоскребов,
увидел приземистую старую церковь.
– Симпатичная церквушка, – восхитился композитор. – Интересно чьей -
конфессии?
Композитор подошел поближе. На церковных дверях он увидел иконку
неизвестного ему напоминающего самого Бориса Аркадьевича в
шестнадцатиетнем возрасте великомученика, а рядом с ней давно вышедший из
обихода адрес: готическая латиница, такая же, как на конверте во сне, сообщала
«av. Mozart 29».
Борис Аркадьевич невольно взглянул на часовой циферблат, пульсировавших
на небоскребе электронных часов. Они показывали 18:55.
– Не может быть!? – изумился композитор – песенник. – Ведь я же не сплю!
Конечно, нет!
Б.А. Струнов ущипнул себя за руку. Щипок отозвался болезненным
покраснением. Композитор хотел было для верности чувств ткнуть церковную
стену кулаком, но таким опрометчивым образом можно было надолго вывести
себя из концертной деятельности. Борис Аркадьевич воровато осмотрелся по
сторонам, осенил себя крестным знамением, осторожно толкнул дверь и вошел
в сумрачный, пахнущий свечами, елеем и еще чем-то грустно печальным зал. В
это время старинные церковные часы принялись хрипло отбивать семь часов.
Как только затих их последний удар, Борис Аркадьевич тотчас же услышал
металлический скрежет и недовольное бормотание. Он обернулся и увидел
человека в «домино» – свободном черном плаще с капюшоном.
– Садовая голова. Вновь не тот ключ взял, – бормотал «домино», пытаясь
открыть дверь, над которой золотом сияли цифры «777».
– Насколько я понимаю, вы не можете справиться с замком, – дрожащим от
волнения голосом, поинтересовался Струнов – Позвольте, я вам помогу?
Человек вздрогнул, обернулся, быстрым рентгеновским взглядом скользнул по
Борису Аркадьевичу и удивленно спросил:
– А как же вы откроете без ключа?
– Но если вы позволите вашу булавку, – Б. А. Струнов указал на галстучную
заколку с перламутровой головкой в виде изображения Мефистофеля, – То я
попытаюсь.
– Пожалуйста, – домино вытащил булавку. – Только вряд ли у вас что– то
получится. Старинная швейцарская система. Теперь только что динамитом
взрывать.
– Попытаемся обойтись без разрушений, – улыбнулся Борис Аркадьевич и
всунул булавку в замочные внутренности. – Так, так, так… швейцарская,
говорите, а вот мы ее сейчас… мы отечественным способом…
В замке что-то щелкнуло. Дверь отворилась.
– О Боже! – Восхитился «домино». Вы, милейший, как я погляжу, не только на
дуде игрец, но и повелитель замочных сердец!
– Тут все просто. Я ведь происхожу из семьи потомственных слесарей-
инструментальщиков, – объяснил умение справляться со сложными замочными
системами Борис Аркадьевич.
– Понятно, – дружески улыбнулся «домино».
– Только мне не понятно. Откуда вы, собственно, знаете, что я, как вы
выразились, дудец? Ведь вы же меня первый раз видите!
– Да помилуйте, кто ж вас не знает. Все иммигрантские магазины и культурные
центры вашими афишами обклеены. Даже у нас в коридоре висит. Разве не
видели, когда входили? И к тому же я истинный поклонник вашего творчества.
Вот эта ваша песня «Мне снится сон» особенно мне нравится, – незнакомец
пропел мотив песни.
– Простите, не имею чести…
– Можете называть Амадеем Вольфгановичем, – протягивая руку для
знакомства, представился «домино».
«Странное имя, – мелькнуло в голове у Бориса Аркадьевича», – какое-то даже
надуманное.
– Признаться, Амадей Вольфганович, это песня мне тоже нравится. И не только
своей музыкально-поэтической формой, но и историей. Дело в том, что всю
жизнь…
Струнов принялся рассказывать свой сон.
Незнакомец, по-птичьи склонив голову, внимательно слушал Бориса
Аркадьевича.
– Не менее интересно и то обстоятельство, что ваша церковь расположена как
раз на улице Моцарта в доме 29. Хотя во всех городах, где я бывал прежде, по
этому адресу всегда находились психиатрические клиники.
– Да, в этом здании не психиатрическая клиника, точно, – улыбнулся Амадей
Вольфганович. – Но и не церковь. Здесь в некотором роде, как бы это яснее
выразиться? В общем, что-то вроде транзитного зала.
– Не понимаю, – пожал плечами Борис Аркадьевич. – На крыше крест. Опять же
иконка на входе… никаких железнодорожных путей, билетных касс и вдруг
транзитный зал!?
– А я вам сейчас все объясню, если вы конечно желаете?
– Ну, я собственно за этим и пришел! Точнее даже сказать, что сама судьба меня