Страница 22 из 50
чтобы я стал известным пианистом?
Алексей Петрович закурил и задумался. Как будто бы пытаясь ответить на
поставленный самим собой вопрос. Наконец, он потушил сигарету и
продолжил.
– Но вернемся к его голосу. Даже в обычном разговоре его голос пугал
собеседника, а уж если он злился, то того сковывал просто-таки животный
страх!
– Я хочу поехать в эту школу, папа. – Сказал я отцу.
– Нет. – Ответил он, и если у меня даже было какое– то желание поспорить с
отцом, то после этого холодного как могила «НЕТ» оно исчезло.
Музыкантом я не стал, а по настоянию отца и рекомендации ведомства, в
котором служил мой дедушка, я отправился в академию департамента
внутренних дел. После окончания работал следователем, а в свободные от
работы время тайком, используя черный ход, поднимался в квартиру к бабушке
(отцу я сказал, что использую ее как конспиративную для встречи со своими
стукачами) и играл там на рояле.
– Почему тайком?
– Но согласитесь, ведь это смешно: следователь, да еще с таким прозвищем как
у меня «Душитель» и вдруг играет на рояле?! Дойди эти разговоры и смешки
до моего отца. О, это было бы нечто!!!
Больше десяти лет я проработал следователем. Боже как я ненавидел эту
профессию. О! как я ее ненавидел! Тут нужен Шекспир, чтобы описать мою
страстную, жаркую, лютую ненависть к этому жуткому ремеслу!
И вот эту самую ненависть я вкладывал в пальцы, которыми сжимал горло
несговорчивым подследственным!
Алексей Петрович выпил рюмку. Закурил и стал молча пропускать тонкую
струйку сквозь дымные кольца. Делал он это также блестяще, как играл на
рояле.
– Уйти из ведомства?. – Вопросом, раздавив сигарету в пепельнице, продолжил
он свой рассказ. – Бросить все к свиньям собачьим!? Но чтобы я стал делать.
Играть в ресторане? И потом голос отца! О, этот голос не то, что не давал мне
не то, что уйти, но даже подумать об этом! Но жизнь не вечна, к счастью -
несчастью? В моем случае я полагаю к счастью! Отец мой, упокой Господи
душу его, ушел в мир иной, а с ним ко мне явилась мысль уйти из ненавистного
мне ведомства. Перейти из мрачного мира «дел» в сферу «гармоний» Мысль об
уходе стала расти во мне как???? Как эпидемия гриппа! Через год после смерти
отца она, наконец, сформировалось в окончательное решение и, бросив все, я
оказался здесь. Теперь даю здесь концерты, участвую в вечерах и спектаклях, а
заработанные не Бог весть какие деньги перевожу в фонды для детей,
пострадавших от родительского насилия и лицам, потерпевшим от
следственного произвола.
Алексей Петрович закурил новую сигарету. Наступила долгая пауза.
– Все это безумно интересно, Алекс, – нарушил я паузу, меняя, таким образом,
мизансцену, – пардон, Алексей Петрович, но сжать пальцами горло так, чтобы
человек раскололся – в это мне как-то не верится?
Дурацкий, надуманный вопрос, решит читатель, и автор согласится с ним, но
только с той оговоркой, что сочинители– люди экстремального склада
характера, и им не просто расскажи, но и продемонстрируй, а еще лучше– дай
самому попробовать. Вкусить, так сказать, живых эмоций. Поэтому они
(сочинители) способны и на насилие, и на разврат, и даже, упаси Господи, на
убийство.
Алексей Петрович ничего не ответил, а сделал резко движение рукой и пальцы,
изумительные, достойные поэмы пальцы его, сомкнулись на моем горле. Все
поплыло перед глазами, и я вступил в черную (с яркой светящейся точкой в её
конце) трубу.
Интенсивно пульсирующая точка стремительно приближалась. В тот самый
момент, когда я вот-вот должен был шагнуть из темной трубы в ослепительный
свет, Алексей Петрович отпустил свою хватку. Минут пять я кашлял. Тяжело
дышал и безумно вращал зрачками.
Когда же окончательно пришел в себя, то никакого Алексея Петровича в
квартире уже не было. Кроме того, исчезла его рюмка, тарелка, папка с нотами
и пепельница с его окурками.
Только за стенкой, в давно уже необитаемой квартире, невидимый пианист
играл ноктюрн соль минор (соч. 15 N 3) Фредерика Шопена.
Моцарта, 29
Борису Струнову на шестнадцатилетие родители подарили гитару.
День и ночь, ночь и день просиживал Боря с родительским презентом. Через
месяц-другой он уже довольно недурственно перебирал аккорды любимых
композиций, а спустя полгода написал собственную песню.
Почти все, кто слышал Борину композицию, охарактеризовали ее емким
определением «класс», но нашлись и такие, кто обозвал «лажей».
Тогда Борис решил написать совершенную песню, в которой идеальная
поэтическая строфа ложилась бы на безупречную музыкальную гармонию. Но,
как ни пытался юный сочинитель одолеть эту проблему, в итоге всегда выходил
стандартный: тон, полутон, тоника, субдоминанта, домината, а в стихотворной
форме: ямб, хорей и допотопный амфибрахий.
Испробовав все привычные формы сочинительства, Боря бросился к
нетрадиционным, то есть решил прибегнуть к галлюциногенным препаратам. И
тут ему приснился сон.
Лето. Утро. Солнце. Каникулы. Из кухни аппетитно пахнет клубничным
вареньем.
– Боря, будь добр, сходи за почтой, – просит его бабушка. – Уже два дня никто в
ящик не заглядывал.
Борис хотел было отказаться, но это грозило потерей его любимой клубничной
пенки. Начинающий композитор спустился вниз. Открыл ящик. Вытащил
газету «Социалистическая индустрия», журнал «Здоровье», почтовое
уведомление и обклеенный красивыми иностранными марками желтый
конверт. На нем замысловатым шрифтом, было выведено «Boris Strunov».
Острым ногтем, отращенным специально для гитарных переборов, Боря
вспорол желтый бок и достал из конвертных внутренностей белоснежный лист.
«Дорогой Борис…
Общество покровителей музыки…
путем тайного голосования…
…среди многочисленных претендентов, выбрало вас и желает вручить вам
тайну совершенной гармонии.
По этому поводу вам надлежит явиться сегодня в 19 00 по адресу ул.
Моцарта дом 29. Аудитория 777. Просьба не опаздывать».
Весь день Боря провел с гитарой.
– Вдруг, – размышлял он, – меня попросят спеть что-нибудь из моего
сочинительства. Выбрать-то выбрали, а послушают и переменят решение.
В 18:00 Борис вышел из дому. В 18:05 пришел на остановку. Неожиданно
быстро появился нужный ему трамвай. Борис вошел в полупустой вагон и
занял место у окна.
– Следующая остановка– Воровского, – объявил водитель.
– Уф-фу-уф-фу-фу? – тяжело простонали, закрываясь, дверные створки.
Трамвай дернулся и потащил, весело грохоча на стыках, юного сочинителя к
нужному адресу…
– Депо, – объявил хриплый мужской голос – У выхода предъявим билетики
водителю.
– Как депо? – возмутился Боря. – Мне на улице Моцарта надо было выходить.
Почему вы не объявили, что трамвай идет по другому маршруту.
– Не надо спать, пацан, – заявил водитель. – Я объявлял! Попрошу предъявить!
– Вот, пожалуйста, – Борис протянул билет.
– Не прокомпостированный, – констатировал водитель. – Штраф три рубля!
– Но у меня нет с собой таких денег, а не прокомпостировал, потому что
проспал. Ведь вы же сами сказали, что я спал. Вот билет…
– Не прокомпостированный! Платим, штраф или следуем в диспетчерскую!?
Пока составляли протокол. Пока Борис ждал нужный трамвай.
Одним словом, вбежал он в дом номер 29 по улице Моцарта, когда
вестибюльные часы пробили ровно семь. Вихрем взлетел на седьмой этаж.
Тайфуном пролетел по гулкому коридору и сильно рванул дверную ручку