Страница 20 из 50
– Вы– мракобес! – Возмутилась кандидат медицинских наук Любовь Васильевна
Запольская. – Не понимаю, за что вам присвоено так много званий и оказано
столько почестей!?
– Почести и звания мне присваиваются согласно штатному расписанию, а
призраки, уважаемая Любовь Васильевна, – научно доказанный факт. У нас в
институте этим вопросом занимается специальный отдел и, нужно вам
заметить, не без успеха.
– Да ерунда все это, – отмахнулась от соседа (как от мухи) Любовь Васильевна,
– по крайней мере, у нас в доме играет не призрак.
– Почему вы так думаете?
– А вы посудите сами! Музыка из квартиры доносится в одни и те же дни по
одним и тем же часам. Значит, играет живой, связанный определенным
расписанием, человек.
– Да, в ваших умозаключениях есть рациональное зерно, – почесывая затылок,
соглашался А.И. Билько. – Но вопрос в том, как он туда проникает? Я имею в
виду квартиру.
– Я думаю, что если поставить цель, пожелать, так сказать, вычислить
пианиста, то это не составило бы особого труда.
Любовь Васильевна была стопроцентно права! Ведь у нас спокон веку
вычисляли кого угодно и где угодно, а уж выщелкнуть какого– то пианистишку
из пустой квартиры было бы таким пустяшным делом, что об этом даже
смешно и говорить.
Помнится в этом же самом городе вычислили одну преступную группировку. Я
бы даже сказал не группировку, а банду, да что там банду – бандищу!
Злодеяния, совершенные членами этой группировки были описаны
следователем в десяти томах и спецкурьером отправлены в столичное
министерство.
Пухлые эти, отдающие пылью и мышами, тома, говорят, навели в кабинетах и
коридорах министерства такого страху! Такой страхотищии!
Что одна важная министерская шишка, но это строго между нами, даже
бросилась писать явку с повинной.
И написала бы, уверяю вас, чем, несомненно, подвела бы под статью ни одного,
а многих своих товарищей по службе, но миловал Бог.
Нашлась в министерстве умная голова, которая предложила: прежде чем писать
на себя доносы съездить, да и разобраться на месте, что там к чему и откуда,
как говорится, у собаки ноги растут.
– Но послать нужно не черт знает кого, а кого-то толкового. – Предложила
голова.
А так как в министерстве умная голова была решительно в единственном
числе, то ее решили и направить.
– Уж вы поезжайте, – сказали умной голове товарищи по министерству, – и уж
вы там разберитесь, а мы тут за вас (для удачи) по дереву-то постучим.
Побарабаним!
Умная голова села в черное министерское авто и выехала из «златоглавой» в
город.
Голова хоть и была умной, но не бесстрашной.
Городские жители утверждали, что когда она (голова) стала подниматься по
ступеням следственной тюрьмы, то вся задрожала, а ее лысая макушка
покрылась здоровенными каплями пота. Однако, те же жители уверяют, что,
осмотрев подследственных и поговорив со свидетелями, голова вытерла
кружевным платком влажную макушку, и немедленно вызвала к себе
начальника следственного отдела.
– Вы что тут совсем ох…ли!
Сказав это непечатное словцо, голова так ударила по столу кулаком, что у
антикварной, изготовленной из мореного дуба вещи надломились ножки.
Закончив дело, голова, опираясь об руку водителя, спустилась с лестницы, села
в свое черное авто и укатила назад в столицу.
Уже сидя в машине и потягивая из серебряной фляжки коньяк, и затягиваясь
дымом импортной сигареты, голова, усмехаясь, говорила себе под нос:
– Вот уж правду говорят, заставь дурака молиться – он и лоб расшибет.
– – – – – – – – – – – – -
Город, о котором мы упомянули в первой части, был небольшим, таким
небольшим, что даже и названия, кажется, не имел, а если и имел, то такое
неказистое, что и приводить его в этом рассказе – только рассказ испортить.
В столичных городах, не мне вам рассказывать, любят у нас устроить
множество всяких карательных департаментов. Департамент уголовных дел.
Департамент хозяйственных махинаций. Департамент антигосударственных
деяний.
В нашем же маленьком «городе без названия» все они (карательные органы)
напротив были объединены в одно и располагались в мрачном, низком,
вызывающим ужас здании так, очевидно, подумал читатель? Я угадал? Точно
угадал! Угадал, потому что надзорные департаменты у нас непременно
устраиваются в таких зданиях, взглянув на которые человека охватывает такой
страх, такой ужас и жуть, что некоторые, уж вы простите за натурализм,
делают, что называется, в штаны.
Хочу разочаровать, а может быть наоборот, порадовать читателя, хотя скорей
всего делаю это оттого, что автор, а иначе, зачем он нужен, должен ломать
стереотипы, одним словом здание надзорного департамента располагалось в
симпатичном времен Очакова и покорения Крыма особняке.
Уж вы мне поверьте, читатель, здание это наводило «присутственное лицо» не
на страх и ужас, а на покойный лад.
Ну, какой ужас могут вызвать атланты, поддерживающие козырек подъезда, из
мраморных причинных мест которых бьют небольшие фонтанчики? Да ничего
кроме умиления!
Чувство мира и покоя усиливал (особенно замечательный весной) небольшой
фруктовый садик, расположившийся во дворе здания.
Ничего кроме чувства эстетического удовольствия не вызывали причудливых
форм, усаженные диковинными цветами, клумбы.
Все, положительно, все дышало здесь миром и покоем. Обычно так бывает
перед бурей. И этой бурей, очевидно, должны будут стать работники ведомства,
так подумал, съесть мне эту рукопись, если ошибся, читатель. Подумал,
читатель? Подумал, подумал и ошибся!
Работники ведомства (может быть виноват мирный дизайн здания) были
людьми, если и не радушными и приветливыми, то не злодеями – костоломами
точно.
Возможно, на них повлиял разнос, учиненный в свое время «умной головой», о
которой все еще напоминает стол с поломанными ножками, стоящий теперь в
дежурной части?
Никто из них на подследственных руку не поднимал и с целью выбивания
информации не мочился. Иголки под ногти не загонял. Пытки не практиковал.
Может быть и практиковали бы, заведи они у себя для этих целей, специально
оборудованный каземат, но в здании ведомства отродясь никаких казематов не
существовало. Имелся, правда, небольшой подвальчик, но работники давным-
давно устроили там вроде продовольственно-вещевого (из продуктов и вещей
конфискованных вначале у цеховиков, а потом у народившихся капиталистов)
склада. Кроме того, между нами говоря, городские подследственные – люди
тихие, незлобивые, если и попадали по какому-то делу в здание ведомства, то
без всяких пыток и насилий охотно давали нужные следователю показания.
Иногда даже, что правду скрывать, и наговаривали на себя лишку. А как не
наговорить, да не помочь, так сказать, наговором родному (следователю)
человечку. Ведь почти все в этом «городе без названия» были друг – другу
родственниками или свояками. По этой же причине городской суд, как правило,
выносил мягкие, а то и вовсе оправдательные приговоры.
Однако, бросим мы, уж ты прости, читатель, ложку дегтя на
пасторальную картину работы карательного департамента «города без
названия»
Ибо в особо деликатных случаях, когда подследственный не желал, что
называется, колоться и брать на себя лишку, его передавали следователю по
кличке «душитель».
«Душитель» был человеком приятной, но не впечатлительной для
подследственных наружности. Можно даже сказать интеллигентского вида
человек, а разве интеллигентского вида человек «Иван Иванович», как
называют интеллигентов воры, может навести ужас на матерого преступника?