Страница 28 из 146
И вот однажды я спросил:
– Скажи мне Гильом, как получилось, что ты оказался среди крестоносцев, и вообще, почему рыцари, собиравшиеся отбить у неверных Гроб Господень, вдруг взяли, да и разграбили город и страну, которую населяли такие же христиане как они? Не будем сейчас спорить о Восточном и Западном обряде, хорошо? Ведь мы с тобой оба верим в Господа нашего Иисуса Христа, принявшего крестную муку и тем искупившего наши грехи. Что может быть важнее этого?
Крестоносец вздохнул, закрыл глаза и откинул голову на борт. Лицо его опечалилось. Он долго молчал и я уже думал, что ответа не будет, но Гильом сказал:
– На первый твой вопрос, друг мой Павел, ответить легко, а вот ответа на второй, честно говоря, я и сам толком не знаю. Но вышло так, что я видел, как начинался поход, и чем он закончился. Если хочешь, я расскажу что знаю, и мы подумаем вместе. Твоя голова работает куда лучше моей – ведь по ней не били мечами и топорами. От этого, знаешь ли, не умнеют… Вот и я стал забывать многое из того, что знал раньше, а чтению и письму так и не научился. Может, будет лучше, что ты услышишь рассказ от меня, запомнишь его, а потом запишешь в толстую книгу, и через много-много лет какой-нибудь дотошный монах увидит на странице моё имя. Спешить нам некуда, надо же как-то убивать время. Правда, рассказывать лучше с кружкой доброго вина в руке, а не всухомятку. Сходи к капитану, попроси у него кувшин-другой, а? Тебе он точно не откажет.
Гильом отхлебнул вина, скривился, заглянул в кувшин, зачем-то поболтал его и поставил на палубу, придерживая у борта ногой.
– Ты хочешь знать, как я очутился среди рыцарей креста? Изволь, я отвечу. Только сначала скажи, сколько детей у твоего почтенного отца?
– Я был один в семье.
– Тогда тебе здорово повезло! Хотя, если подумать… Нет, всё-таки, определённо повезло! Вот нас у отца было пятеро. Законных, разумеется, а сколько мой папаша наплодил бастардов, он, наверное, и сам не знал, да и кто и когда их считал? Девочки в семьях рыцарей в расчёт не брались, ведь наследует меч, а не кудель. Их удел – выйти замуж и уйти в другую семью, а если сбыть с рук это сокровище не удастся, тогда, значит, ей одна дорога – в монастырь. Мои сестрички не были страхолюдинами, да вот только папаша жадничал с приданым, так что чуть не дожадничался. Сообразил только в последний момент, что ещё год-другой – и девок придётся отдавать в монашки, а туда без вклада тоже не возьмут. Ну, девки – ладно. А вот нас, сыновей, у папаши было трое. Фьеф,[47] ясное дело, достанется старшему, а что делать двум другим? Младшенький наш с детства был слаб здоровьем, наверное, оттого, что не выпускал из рук книг. Ну и уехал в Лион, закончил тамошний университет, стал законником, говорят, теперь ест на золоте, как король. Только зачем ему золото? Вино он не пьёт, говорит, голова кружится и тошнит, девки его тоже никогда не влекли. Вроде и не евнух, и не монах, а живёт отшельником, книжную пыль нюхает и тем счастлив. А вот что было делать мне?
– Разве нельзя было поделить наследство между двумя братьями?
– Во-первых, там и делить-то было особенно нечего, – махнул рукой Гильом, – у папаши хорошо получалось только детей строгать, а, во-вторых, у нас так не принято.
– Почему?
– Ты как младенец. Да очень просто! Потому что между наследниками начнутся бесконечные свары. Каждый будет считать, что именно его обделили при делёжке, а другим достались куски побольше и послаще. Кончается это всегда одинаково: спорщики истребляют друг друга, а наследство отходит в казну. Если уж королевские сынки не могут поделить провинции, что говорить о простых рыцарях?
– А суд?
– Суд… Процесс выигрывает тот, у кого больше денег. Точнее, процесс кончается тогда, когда ни у той, ни у другой стороны больше нет денег. А у меня их и так не было. Тут-то и подоспели вести о том, что готовится новый поход. Знаешь, судьба Гроба Господня меня не очень-то интересовала – у неверных он или там ещё где. Какая мне-то разница? А вот разбогатеть хотелось, да ещё как. Я уже не был молод, но дураком оставался изрядным. Страны неверных мне представлялись такими, как описано в сказках – груды золота и драгоценностей, надо только добраться до них и черпать шлемом… Ну, и потом: папа обещал крестоносцам отпущение всех грехов, а король – прощение долгов по налогам. Нужно было проносить крест всего год. Вот так оно и вышло…
– А что было потом?
– Потом была долгая история, но её надо рассказывать с самого начала. Вино у нас ещё есть? Кислятина, конечно, но что делать, на сухую у меня совсем не выходит рассказывать. Ты будешь? Нет? Твоё здоровье! Ну, так слушай.
Как ты, наверное, знаешь, Третий крестовый поход окончился неудачно. Фридрих Барбаросса утонул в какой-то паршивой речке, а Ричард Львиное Сердце умудрился расплеваться со своими главными союзниками – королём французов Филиппом Августом и австрийским герцогом Леопольдом, да так ловко, что каждый стал воевать сам по себе. А Леопольд к тому же был смертельно оскорблён, ибо Ричард приказал сорвать со стены завоёванной крепости австрийский флаг и заменить на свой. Ничем хорошим это, понятно, закончиться не могло. Иерусалим взять не удалось, Саладин торжествовал победу. Тогда Ричард совершил поступок, недостойный рыцаря – он приказал убить две тысячи заложников из числа знатных мусульман. Саладин ответил тем же, ну и поход тотчас превратился в кровавую и бессмысленную резню. В конце концов, Ричарду пришлось капитулировать, он заключил с Саладином позорный договор и сбежал из Сирии в Европу, где его уже поджидали рыцари Леопольда. Австрийцы обид не забыли, и Ричард два года просидел в темнице замка Дюрнштейн.
Узнав о провале похода, папа и христианские государи, ясное дело, возжаждали мести, и вскоре случай отомстить им представился. В 1197 году от воплощения Иисуса Христа в Иль-де-Франсе объявился некий Фульк, приходский священник из Нейи. Послушать его проповеди приходили многие, и вскоре он добрался до Парижа. Я слышал проповедь этого Фулька. По мне, так он был малость не в себе, но брошенные им зёрна упали на взрыхлённую почву. Фульк этот вскоре умер и о нём тут же забыли, а вот идея нового крестового похода обеспокоила умы. Вскоре о ней узнал Филипп Август, а потом и сам папа Иннокентий III и благословил её. Все ждали, что Филипп Август сам примет крест[48] и возглавит поход, но он почему-то медлил. От имени папы крест принял легат, кардинал-диакон Пётр Капуанский. Он разъезжал по замкам, клянчил деньги на поход и пытался вербовать рыцарское войско, но дальше разговоров дело не шло, все словно чего-то ждали.
И вот, аккурат перед Рождеством следующего года, в замке Экри, что в Шампани, проходил рыцарский турнир. Я в нём не участвовал, потому что у меня не было дестриера,[49] а вот мой старший брат решил попытать счастья, ну и я поехал при нём. И вот на этом-то турнире обеты крестоносцев принесли граф Тибо Шампанский и Луи, граф Блуасский и Шартрский. Оба эти рыцаря были молодыми, но прославленными воинами, к тому же оба были одновременно племянниками Филиппа Августа и Ричарда Львиное Сердце. А ещё крестоносцами стали бароны Симон де Монфор и Рено де Монмирайль – опытные, суровые и закалённые воины…
Ты не можешь этого знать, Павел, потому что ты не воин, ну так я тебе скажу. Рыцари охотно идут на войну, когда видят впереди вождя – смелого, молодого и знатного, подлинного рыцаря, способного по-царски наградить отважных. Граф Тибо был немного моложе Филиппа Августа, он был красив, на турнирах дрался, как лев, и побеждал всех. Король поступил мудро, поставив во главе похода Тибо, но случилась беда, граф вскоре умер от горячки во цвете лет.
Когда подготовка похода начинается со смерти его вождя, это недобрый знак, но тогда ему никто не внял, тем более что Тибо отписал на подготовку к походу много денег, а блеск золота застилает глаза. Одушевление было так велико, что в день пепла[50] крест приняла даже сестра покойного графа Тибо, графиня Мария.
47
Фьеф – феодальное владение (земли и замок), которые получал вассал, принеся клятву верности сеньору.
48
Принять крест – дать обет крестоносца.
49
Дестриер – тяжёлый боевой специально обученный рыцарский конь.
50
День пепла – у католиков первая среда Великого поста. В этот день священник осыпает головы верующих пеплом от сожжённых верб. (И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его. Книга Екклезиаста, или Проповедника 12:7).