Страница 18 из 146
В комнате без окон горело множество свечей, заливая её ярким, тёплым светом. Она ничем не походила на храм – выбеленные стены, вдоль них несколько скамеек и сундуков, а в центре стол, накрытый белой скатертью, на котором лежала какая-то книга. Рядом с ней стопкой были сложены белые полотенца. На одном из сундуков стоял кувшин и таз для мытья рук. Никаких икон, мозаик, драгоценных сосудов и прочей церковной утвари.
Навстречу нам поднялись трое – двое мужчин, один лет пятидесяти, другой несколько моложе, и женщина с некрасивым, но умным и властным лицом. На ней не было никаких украшений. Все трое были облачены в чёрные длинные хламиды.
Мужчины поочерёдно троекратно облобызались с Никитой, а женщину он поцеловал в правое плечо, она же поцеловала Никите руку.
– Возлюбленные мои братья и возлюбленная сестра. Вот перед вами тот, кому суждено выполнить предначертанное. Его имя Павел. Я говорил с ним, он открыл мне свою душу, и я хочу, чтобы этот человек стал воистину братом среди нас. Пусть скажут Совершенные: достоин ли сей муж таинства первой ступени посвящения? Ты, диакон Фока?
– Достоин, – кратко сказал тот, что постарше.
– Ты, диакон Михаил?
Младший молча кивнул.
– Ты, диаконица Ирина?
– Достоин, епископ Никита, – ответила женщина, и её голос сорвался от длительного молчания и смешно пискнул. Ирина поморщилась.
– Да будет так, – торжественно сказал Никита. – Приступим.
Они вчетвером подошли к сундуку и каждый полил на руки Никите, а он поочерёдно слил воду из кувшина на руки трём диаконам. Медленно и торжественно они взяли со стола полотенца и вытерли руки, но на стол их не вернули, сложив на сундук рядом с кувшином.
– Внимай мне, рекомый именем Павел, – начала диаконица. – Мы не строим храмов, ибо это неугодно Ему, Он примет нашу молитву и в хижине бедняка, если молитва эта будет от сердца.
– Оглянись по сторонам, – подхватил второй. – Белые стены – символ чистоты наших помыслов. Свечи обозначают небесный огонь Святого Духа, снизошедший на апостолов в Пятидесятницу.
– Стол, покрытый чистой скатертью – алтарь, на коем возлежит Святое Евангелие, – сказал третий. – Подойди к алтарю.
Вперёд выступил Никита и стал читать «Отче наш». По его знаку я повторял за ним каждую фразу.
– Рекомый именем Павел, – произнёс Никита, и мне показалось, что его слова подобны грому, – отрекаешься ли ты от ложной веры, в которой воспитан?
– Отрекаюсь, отец мой, – пробормотал я.
– Тогда склони колени и испрашивай у каждого из присутствующих здесь право быть принятым в истинную Церковь.
Я мысленно сжался, представив себе, как буду ползти на коленях от одного диакона к другому, но этого не случилось. Упреждая моё движение, Фока первым подошёл ко мне, поцеловал в лоб и отошёл, уступая место Михаилу. Затем ко мне подошла Ирина, положила руки на плечи и поцеловала в правое плечо.
Диаконы отошли за спину Никиты и выстроились вдоль стены.
– Покайся в грехах своих! – велел Никита.
Я произнёс знакомую с детства формулу покаяния и испросил прощения.
– Встань, возлюбленный брат мой, – приказал Никита. Он взял мои руки, положил их себе на плечи и торжественно возгласил: «Аз иерей Никетос, властью, данной мне от Бога, прощаю и разрешаю от всех грехов».
Он взял книгу со стола, возложил на мою голову и сказал:
– Теперь ты готов к восприятию Святого Духа. Помни же, что отныне ты должен навсегда отказаться от занятия торговлей, ты не должен лгать, произносить клятв и не должен отрекаться от веры даже под страхом смерти от огня, воды или любой другой смерти. Поскольку тебе предстоит выполнение особой миссии, я разрешаю тебя от запрета осенять себя крестом, вкушать мясо, яйца и другую пищу, происшедшую от плотского соединения, также я разрешаю тебе в случае необходимости брать в руки оружие и им причинять вред, защищая жизнь христиан и свою собственную.
Тут диаконы подошли ко мне и возложили руки, моля Бога воспринять нового христианина и ниспослать частицу Святого Духа.
Закончив молитву, Никита сказал:
– Ныне ты обновлён, ибо рождён Святым Духом. Возрадуемся, братие, и возблагодарим Его!
Затем епископ повязал мне на шею кожаный шнурок, который является знаком принадлежности к общине и который отныне я должен носить не снимая.
После окончания таинства мы прошли в другую комнату, такую же чистую и простую, но освещённую не свечами, а терракотовыми лампами, заправленными маслом. Нас ждал накрытый стол, на блюдах были разложены рыба, хлеб, зелень, оливки и мёд. В кувшинах была вода, вина не было. Нам никто не прислуживал, каждый брал себе с блюд что хотел и сам наливал себе воду.
Никита прочитал краткую молитву и все принялись за еду, хотя мне кусок в горло не лез, и я ел и пил только для вида.
Наконец, с трапезой было покончено, и Никита сказал:
– Теперь ты связан обетом и хлебом, который мы преломили за этим столом. Пришло время открыть, чего мы ждём от тебя.
Как уже было сказано, истинные христиане не строят церквей. У нас нет икон, наши диаконы и епископы не носят раззолочённых риз, ты видел это. Но и у нас есть святыни. Я не стану говорить обо всех, ибо сказано, что
«во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь ».[25]
Скажу лишь об одной. Сегодня ты был причащён Святым Духом, снизошедшим от Евангелия. Мы наиболее почитаем Евангелие от Иоанна. Оно существует в наших общинах во множестве копий, но было среди них одно, единственное, написанное собственноручно Святым Иоанном и обладающее чудотворной силой. Я говорю «было», потому что ныне эта святая книга утеряна для нас. Скажи, брат мой, ты помнишь, как пал Константинополь?
– Отец запрещал матушке и мне выходить из дома тогда, и я слышал только его рассказы и рассказы других людей, приходивших в наш дом.
– Когда Алексей Дука по прозванию Мурзуфл[26] бежал, – вступила в разговор Ирина, – а его наёмники отказались сражаться, град Константина пал. Его храмы, дворцы и дома простых горожан стали добычей нечестивцев, чей грех особенно страшен, потому что они носили на одежде крест. Город пылал, сгорела библиотека, тысячи людей стали жертвами озверевших наёмников. В храмы, чтобы выдрать из стен драгоценные оклады икон, загоняли вьючных животных. Священников и монахов, пытавшихся противостоять грабителям, убивали на алтарях и под иконами. Кровь людей смешалась на мраморе с помётом и мочой испуганных лошадей и мулов, драгоценные мозаики выламывали из стен, разбивали, портили. Кнехты раздирали драгоценные ткани, плющили и складывали в мешки церковную утварь, дрались и убивали друг друга за понравившуюся вещь. Казалось, над городом открылись врата ада.
Тогда-то мы и утратили свою величайшую ценность. Много веков назад люди верили просто и наивно, как дети. Им нравилось всё яркое, блестящее, им казалось, что Ему будет угодно, чтобы переплёт святой книги был отделан золотом и драгоценными камнями. Если бы мы знали, к чему это приведёт, мы бы переплели книгу в обычную кожу, ибо ценность её не в золоте и камнях, но крестоносцы не догадывались об этом! Их прельстил блеск ложных сокровищ, и они похитили книгу. Совершенные, оберегавшие её, приняли мученический венец, они сражались до последнего, но помешать грабителям не смогли, а мы не укрыли её в безопасном месте.
– Мы надеялись, – вздохнул Михаил, – что Евангелие защитит город от нашествия, ибо книга воистину способна творить чудеса, но тогда наши молитвы не достигли Его слуха…
– Скажите, а почему… ну, почему святые реликвии не воспрепятствовали их краже? Почему у церковных воров не отсохли руки? – спросил я.
– Не кощунствуй, брат мой! – нахмурился Фока.
– Подожди, брат, – остановил его Никита, – брат Павел задаёт правильный и волнующий его вопрос. Не надо, чтобы между нами с самого начала было недоверие.
25
Книга Екклезиаста, или Проповедника 1:18.
26
Мурзуфл (греч.) – насупленный. По преданию Алексей Дука имел очень густые брови.