Черная стая

Его товарищи не спешили расстаться с оружием, видно, надеясь, что одинокий всадник даст им уйти. Войцех прошел сквозь сбившихся в кучу французов, как мясницкий топор сквозь мякоть, сабля разрубила меховую шапку гренадера, на землю посыпались пальцы, прикрывшие голову от удара, тело мешком осело к ногам Йорика.

-- Он один, один, чего вы боитесь? -- выкрикнул молодой солдат, бросаясь к коню с штыком наперевес.

Шемет поднял Йорика на дыбы, штык прошел под мягким конским брюхом, тяжелые копыта обрушились на грудь солдата. Его товарищи в отчаянном порыве бросились к нему, и Войцех вылетел из седла с саблей в руке, рубанул сплеча ближайшего противника, хлопнув Йорика по крупу раненой рукой.

Боль пронзила его от локтя до плеча, но ярость приглушила ее и смертельным вихрем закружила в безмолвном танце. Лишь сабля звенела о штыки и солдатские тесаки, и наседавшие враги падали один за другим, и горячие фонтаны хлестали из глубоких ран, заливая лицо и руки Войцеха, воспламеняя его все больше, и глаза засияли восторгом, и счастливая улыбка расцвела на бледных губах, и вкус вражеской крови пьянил, как старое вино.

-- Он мертв уже три раза, парень, -- хриплый голос ворвался в алую мглу, возвращая Войцеха в мир живых, -- присядь, отдохни.

Голос говорил по-немецки, но акцент был не французский, Войцех сразу и не сообразил, какой именно. Он опустил саблю, и тонкая струйка крови полилась в землю рядом с сапогом. Рукава доломана ниже локтя насквозь промокли, на губах запеклась густая корка, открывшаяся рана жгла огнем.

-- Вы где? -- Шемет вытер саблю обрывком французского мундира, огляделся. -- Вы кто?

-- Сержант Хью Мак-Грегор, Колдстримский гвардейский, -- говоривший, пошатываясь, встал, и Войцех разглядел высокий силуэт в длинных рейтузах, с широкими плечами, обтянутыми красной курткой, и со встрепанными волосами. Луна светила сержанту в спину, и лица его было не различить.

-- Как вы здесь оказались? -- недоверчиво спросил Войцех, переходя на английский.

-- Бог его знает, -- пожал плечами Мак-Грегор, -- я даже не знаю, где это "здесь". Выпить не найдется?

-- Не уверен, -- вздохнул Войцех, -- я, кажется, потерял коня.

Он свистнул, и Йорик, недовольно фыркая, выступил из темноты, обнюхал хозяина и положил теплую морду ему на плечо, в знак прощения.

В седельной сумке, кроме кожаной фляги с коньяком, отыскалась пара сухарей и кусок твердого сыра. Костер разводить не решились, несмотря на пробиравшую до костей сырость, пшеница, подсушенная огнем, могла вспыхнуть в любой момент.

-- Умылся бы ты, парень, -- сержант приложился к фляге и вернул ее Войцеху, -- рожа в крови, чисто вампир, глядеть на тебя страшно. И рубил ты их, прямо тебе скажу, так, что меня дрожь пробрала, а я, парень, не робкого десятка, трусов в Колдстримский гвардейский не берут.

-- Лейтенант Особого Гусарского Эскадрона Шемет, -- представился, наконец, Войцех, -- я от своих отбился, и...

Он замолчал, не желая еще больше пугать случайного товарища. Мак-Грегор, так кстати оказавшийся в поле, вернул его из темных глубин безумия, из-за алой черты, которую Войцеху до сих пор переходить не доводилось.

"Мне нравится убивать, Исаак, -- горько подумал он, -- теперь нравится. Войдем в Париж, и я больше никогда не возьму в руки оружия. До самой смерти. Клянусь".

Войцех отыскал в сумке флягу с водой, кое-как оттер лицо смоченным подолом рубахи, прополоскал рот, сплюнул. Железный привкус все еще стоял во рту.

-- Да ты, никак, ранен, парень, -- заметил Мак-Грегор, разглядывая грязный платок, стягивавший рукав доломана выше локтя, -- и кровь сочится. Сам перевязывал?

-- Сам, -- кивнул Войцех, -- что, заметно?

-- Слепой углядит, -- ухмыльнулся сержант, -- дай-ка я, приятель. Не то кровью изойдешь, а нам еще своих искать. Ты не знаешь, где мы?

-- Понятия не имею, -- покачал головой Войцех, -- на север ехать надо, не заблудимся. Вот далеко ли, этого я не знаю. Ты-то как здесь, сержант? Ваши все там остались, на поле, мертвецов хоронят.

-- Меня француз по голове прикладом приложил, когда мы ворота Угомона закрывали, -- вздохнул Мак-Грегор, -- ребята там остались, а меня наружу вынесло. Ну, и потащили меня, видать, на допрос. А допросить не успели, я без чувств валялся, в обозе. Очухался я, когда телега покатила куда-то. Французский-то я знаю плохо, не сразу сообразил, что они драпают. А про меня забыли, как пить дать. Ну, я с телеги тихонечко скатился и пополз. Руки-то мне связали, ноги тоже. Уже в поле нашел мертвого драгуна французского, его саблей веревки перепилил. Голова, к чертям собачьим, все еще раскалывается. Но жить буду.

-- Будешь, -- усмехнулся Войцех, -- дожевывай сухарь и поехали отсюда. Йорик и двоих вывезет, если шагом.

Он вгляделся в открытое лицо с пронзительными голубыми глазами под копной темных рыжеватых волос и тихо добавил.

-- Спасибо тебе, сержант.

Далеко они не уехали. Через час Мак-Грегор чуть не соскользнул с конского крупа, снова лишившись чувств. Войцех еле успел остановить Йорика, стащил сержанта на землю. Под расстегнутой красной курткой обнаружилась уже начинавшая чернеть рана от мушкетной пули. О ней Мак-Грегор, описывая свои заключения, даже не заикнулся. Чертыхаясь и скрипя зубами, Шемет промыл рану коньяком, перевязал снятой с себя разорванной рубахой, укрыл плащом. Мак-Грегор очнулся, снова хлебнул коньяку и, тихо посапывая, уснул. Будить его Войцех не стал, в надежде, что утром они доберутся до своих вернее, и прилег рядом, глядя в бездонное черное небо, усыпанное крупными звездами.

***

Звезды неслись навстречу, выныривая из редких пушистых облаков, подсвеченных разрезанной пополам луной. Ветер, ледяной и колкий, развевал за спиной белый шелковый шарф, трепал выбившуюся из-под кожаного шлема прядку волос, звенел в расчалках. Деревянный пропеллер мерно напевал веселую песенку. "Пилот молодой умирает, механики все собрались..."

Ньюпор накренился влево, и Шемет пошел в боевой разворот, сворачивая к вражеской позиции. До рассвета оставался час, но боши уже подняли в воздух аэростаты, готовясь к утреннему артобстрелу. Наблюдатели все еще не забрались в корзины, даже в бинокль британские позиции в такой темноте было не разглядеть. Войцех ухмыльнулся, положив затянутую в перчатку руку на гашетку Льюиса. Его не ждали.

Шум мотора далеко разносился в предутренней тишине, и навстречу Ньюпору из облака неожиданно выскочил Альбатрос. Войцех чертыхнулся, он привык к тому, что ночь -- его время, и к воздушной дуэли не готовился. Серое облако с громким хлопком распустилось у правого крыла -- Арчи тоже не дремали. Войцех потянул ручку, набирая высоту. Лучи прожекторов зашарили по ночному небу, пытаясь поймать Ньюпор в перекрестье, но Войцех и в лунном свете видел ярко-желтые крылья Альбатроса, уже заходившего ему в бок.

Шемет бросил Ньюпор в пике, но Альбатрос завис на хвосте, и узкий луч прожектора, установленного перед втулкой винта, прочертил темноту, нащупывая крыло. Войцех снова рванулся вверх, прячась в набежавшем облаке. Потерявший его гунн повернул к аэродрому, в надежде заманить противника под огонь зенитной батареи. Но Ньюпор уже вынырнул из белесого тумана, и зажигательные пули, предназначенные для аэростата, яркими пчелами прочертили ночь...

... пылающую пожаром под крыльями Фоккера. Герника, стертая с карты Басконии три дня назад бомбардировщиками легиона "Кондор", медленно догорала, камни крошились и плавились, обугленные трупы так и остались лежать среди руин.

Из серебристого облака показались три черные тени, темнее ночного неба, направляющиеся к Бильбао, столице Страны Басков. Дорнье летели низко и неторопливо, полночные стервятники, несущие смертельный груз к осажденному городу. Войцех прибавил скорость, догоняя бомбардировщики, и первая же очередь четырех Виккерсов пришлась в бензобак летящего посередине Дорнье. Самолет вспыхнул огненной бабочкой, закружился, рассыпался фейерверком сияющих алых звезд.