Страница 8 из 14
Два горя
Небо над ним так сине,Как только бывает летом.Хоронит женщина сынаНа тихом кладбище этом.Ей, до сих пор не понявшей,Как пуля в сердце – навылет.В глазах, от засухи впавших,Скорбь вековая стынет.Растрепались пряди седые,Губы дрожащие что-то шепчут…Рядом друзья стоят и родные,Держат под руки, за плечи.Пахнет сырою глиной.Кто-то надрывно стонет.Хоронит женщина сына —Сердце свое хоронит.Еще одна у оградыВстала, изнемогая.Горе другое рядом.Рядом – тоска другая.Обычней – эта картина,Горе поменьше ростом.Просто не было сына.И мужа не было просто.Так и осталась одною,Как деревце у погоста.Жизнь прошла стороною.Жизни не было просто.Но боль-то ее слабее,И к ней сочувствия нету.Да разве сравнишь обеихВ скорби – и ту и эту?!Той, одинокой, проще:Теряет, чего не имела.Зря она плачет и ропщет,Если жить не сумела.Тоску ее и угрюмостьГорем и звать-то стыдно.А все же, если подумать…Нам ведь его не видно…Я
Скорбь, и боль, и радость, и утеха —В том, что называю словом «я»:Центра центр, росток в ядре ореха,Сердцевина, суть и истинность моя.То, что главным будет, есть и было(Скажем, против правды не греша).Что же это? Жизненная сила?Сердце? Мысль? А может быть, душа?Но, лучами так меня заполнив,Что себя не мыслю без него,Светит «я», как маленькое солнцеВо вселенной тела моего.Ну а вдруг бы, просто не заметив,«Я» другое втиснули в меня?«Да» и «нет» смогла бы я в анкете,Да и в жизни тоже поменять.Пробудив неведомые силы,Все пути иначе бы прошла.Может, даже стала бы красивой?Может быть, удачливой была б?Но при всем желании поправокЗа свое мучительно стою:Горькое до боли, как отрава,Это «я» одно имеет правоНа любовь и ненависть мою.Этим «я» с другими я общаюсь.Сколько их! Будь злы или добры,Каждое галактику вмещает.И, как я вокруг миров вращаюсь,Вкруг меня вращаются миры…Обида
Беседы острый поворот —И все погибло. Я убита.И спать ночами не даетМне нанесенная обида.Ведь знаю: я была права.Хлестнули зло, несправедливость,И в сердце резкие словаШипами кактуса вонзились.Лишь мысль, сознанье теребя,Совет дает: «Утешься! Что ты!Пускай обидели тебя,Не ты обидела кого-то!»Да, это легче.Только злоЗаставит вспомнить даже малость,Не только что произошло,Но что и подразумевалось.А мой ответ совсем не тот,Я не была готова к бою…И чувство горечи растетИ заслоняет мир собою.И беспрерывно с этих порСвою обиду, хоть и прячу,То разжигаю, как костер,То, как культю больную, нянчу,Как будто я должна раститьТо, от чего мне так тревожно.Но если трудно все простить —Забыть и вовсе невозможно.Себя жалея и любя,Я и сама могу споткнуться,Но отчего-то на себяВсе забываю оглянуться.Характер свой не изменяИ сложный нрав не укрощая,Я забываю, что меняВсе время кто-нибудь прощает…На Старом Арбате
Да, всем торговали на Старом Арбате:От туфель до штор, от икон и до платьев,С улыбкой лукавой глядели матрешки,А дед продавал деревянные ложки…И был он какой-то и жалкий, и ветхий,Глаза покраснели, слезились от ветра,И в них безнадежная грусть и печаль,А на груди – «За отвагу» медальНапоминаньем о прошлом далекомГлядела на мир, как единственным оком.И вот старика свысока, словно барин,Небрежно окликнул раскормленный парень:«Послушай, отец, мне не ложки, а дай-каВот эту свою боевую медальку.Теперь уж носить ее долго не сможешь,В могилу с собой не возьмешь, не положишь.Я мог бы купить и другую любую:Ты видишь, наградами всюду торгуют,Но мне по-людски тебя искренно жаль.Так сколько ты хочешь за эту медаль?»Окинул старик покупателя взором,Исполненным горьким и гордым укором,И тихо ответил: «Других не корю я,Но этой медалью своей не торгую.Была в моей жизни она лишь одна,Но цену ее оплатил я сполна.Ты знаешь, сынок, если только всмотреться —Осколок под ней у меня возле сердца.Сроднились все трое за сорок пять лет.И мне, голубок, разлучать нас не след…»И грустно шепнул, опираясь на палку:«А мне тебя по-человечески жалко…»Своя беда
Два сына и муж у нее похоронены,Пьет горькую зять, а внучонок в больнице…Идет отрешенная, потусторонняя,И слезы дрожат у нее на ресницах.Но вот машинально она протянулаРуку слепому, идя через улицу,И снова глубоко и тяжко вздохнула,И горе заставило плечи ссутулиться.Свои огорченья ее обступили,И нету с тяжелыми мыслями сладу.Барьером чужую беду заслонили —Судьбу человека, идущего рядом.Но, черную зависть душой ненавидяИ спутницы ветхой сжимая запястье,Все ж думает он:«Эта женщина видит.Есть ли на свете большее счастье?»