Гюда, самолетная томте

А она уселась в кресло пилота, старательно пристегнулась. Опробовала педали - чуть слышно скрипнули тормоза.

- Проверьте меня, господин Дальгрен. Ручку двигателя вперед, ручку управления на себя. Так? И жду сигнала.

Эта девица, по крайней мере, не хуже своего родича. Что, правда, и нетрудно. Нет, если начистоту - она была лучше многих учеников. И по окончании урока Гюда так и не дождалась, когда Оскар вернется на фабрику, как собирался. Они с фрекен Виклунд увлеченно беседовали о новых моделях аэропланов и британской авиатриссе, покорившей Ла-Манш, пока все не пошли обедать, а потом он вызвался проводить ее в город. У людей так принято. А что Гюде не по душе хорошенькие девицы, которые норовят всем вертеть и раздают приказы, будто королевы, это ее, Гюды, дело. Так говорила она себе, возвращаясь в сумерках.

Есть примета - если ночью в тишине, в пустом доме, услышишь тоненький писк, будто бы дитя плачет, это к переменам.

Ой, нет! Гюда остановилась на полушаге и закрыла руками уши. Отняла руки - писк шел из ее каморки. Ой, силы светлые, пусть это будет не... разве мы плохо живем сейчас?!

Мольбы, конечно, не помогли. Кому они помогали, когда случается то, что должно случиться. Дитя лежало на столе, прямо в корзинке для хлеба, и орало вовсю. Было оно крошечное и красное, как новорожденный мышонок. Девочка. Волосня такая же, как у Гюды, - белый пух осота. Носик тонкий, острый, крошечные ноздри красиво изогнуты. А глаза, когда она замолчала и уставилась на Гюду, - хоть при свечке и трудно разглядеть, но похоже, что голубые.

Обыкновенно дети у томте заводятся точно так же, как у всех больших и малых народов. Но бывает, что жизнь меняется слишком круто, и тут уж не до сватовства и свадебных кругов.

- На север и в горы, - сказала Гюда, - к самому толстому троллю!

Остервенело швырнула шлем на кровать. С чувством добавила любимую отцовскую присказку:

- Все напасти от баб!

Дитя посмотрело на нее, моргнуло чудными глазищами.

- Ладно. Чему быть, тому быть.

Оскар мечтательно улыбался, был рассеян и дождался, что Энок запретил ему летать, "пока не протрезвеет".

Гюда по обычаю назвала нежданную дочку Альдис, показала ее друзьям и знакомым. Мышь-погрызуха одобрила, принесла в подарок пуговицу. Летать теперь уже много не приходилось.

Оскар каждое утро садился на велосипед, ехал на почту и возвращался то счастливый, как дурак, то мрачный, как осенний еж.

Гюда снова послала галку к родителям. Все же не чужие они, не хотят видеться и прощать ее - их дело, а знать должны. На сей раз получила ответ - отец обещал приехать.

Оскар пил пиво с Самуэлем и объяснял ему, что скоро конец мира, что любовь выдумали хилые порочные поэты, а на самом деле есть только физическое влечение и корысть, и что он, Оскар, в эти игры наигрался на всю жизнь, спасибо.

Гюда научила Альдис ходить и говорить и стала брать ее с собой в цех по ночам. Мышей просила присматривать, чтобы этот окаянный ребенок ничего себе не повредил. Но окаянный ребенок однажды нашел старый Гюдин винт - тот, что маленький, - и у мышей управы на ребенка не стало. Разве что летучих позвать. А отобрать винт не получалось, девица орала так, что лучше и не пробовать. От ее воплей сосновые планки коробились, оставалось их только выбросить.

Оскар два дня не ездил на почту, а потом все же поехал и вернулся в порванных брюках, таща велосипед с погнутым колесом, но при этом благостный, будто получил отпущение всех грехов.

Гюда и Альдис вместе работали в цехах, приглядывали за порядком, и дела шли хорошо. Отец приехал поездом из Стокгольма, ругался, горевал напоказ, чтобы Гюде стало совестно, и только на прощанье все же обнял дочь. Тетино ожерелье отказался забрать.

Оскар пил пиво с Альриком и объяснял, что если девушка ему нравится, то он будет с ней честен, потому что иное невозможно. А женитьба - не для него, нет, он еще не все в жизни сделал, что хотел. Это они с нами нечестны, говорил Альрик, пусть мне растолкуют: как нарушать заповеди, так они против предрассудка бракосочетания, а как забеременеют, так очень даже за, и кто против, тот мерзавец-обольститель, как в старые времена? Игра с двойными правилами, и дурак тот, кто об этом не знает! Все не так, внезапно возражал ему Оскар. А потом он отменил уроки, уплатив неустойки, уехал в Стокгольм и по возвращении уж ни с кем не разговаривал о любви. И отпуск у него скоро заканчивался.

На фабрику заявился гость. Родственник Густафа по материнской линии, тоже барон, только немецкий, Дитрих фон Вагенхоф у себя в Германии владел с кем-то на паях предприятием, производящим аэропланы, и живо заинтересовался возможностью экскурсии. Энок, кажется, был не слишком рад, но взять назад обещание, данное Густафом, не счел возможным, и сам исполнял роль гида.

Барон был одет как на картинке, будто перелетел в Ландскруну с какого-нибудь столичного приема, - черная визитка, черный цилиндр, белоснежная грудь, радужные искры у запястий. Гюде он сразу не понравился. На аэропланы почти не смотрел, держался как учитель среди учеников. Важничал, кивал, не слушая объяснений, и задавал проверочные вопросы. Глупые и не идущие к делу, по ее мнению.

- Вы - шведы, достойные сыновья великой страны. Какие имена приходит вам на ум, когда вы думаете о России?

- Щетинин, - немедленно ответил Энок. - Завод "Дукс".

- Петр Нестеров, - добавил Оскар. - Теперь многие делают "мертвую петлю", и в том числе ваш покорный слуга, но он был первым.

- И Ефимов, не забывай Ефимова! - восторженно вскричал Альрик.

- Ах вот как. - Господин фон Вагенхоф, кажется, потерял нить. - Откровенно говоря, я ждал других ответов. Скажем, многие шведские патриоты помнят о другом Петре - императоре Петре Первом, что так немилосердно обошелся с вашим непобедимым Карлом...

- Патриоты-мечтатели, - довольно громко сказал Альрик, - вояки за чужими спинами.

Немец, если и услышал, не показал вида.

- Но, впрочем, это все равно. Политическое доминирование Российской империи есть причина ее доминирования в других сферах. Вы упомянули русских производителей аэропланов, досточтимый господин Тулин. Очевидно, вам самому ясно, что их возможности несопоставимы с вашими. Эти скромные здания, примитивное оборудование, малое количество рабочей силы - я не ошибусь, если оценю годовую производительность вашего предприятия в несколько десятков штук? И при этом отнюдь не самые передовые модели...

Зря он так. Гюда редко щелкала указательным пальцем, нрав у нее был ершистый, но не злой. Теперь щелкнула. А чтобы не очень заносился! Что еще за мода - гостю обижать хозяев?!

Щелкнул в ответ замочек золотой запонки с тремя брильянтиками. Очередной ораторский жест, широко обводящий примитивное оборудование и малочисленную рабочую силу - и канула запонка вниз, на пол, и запропала в опилках. Гюда тоненько свистнула, призывая на подмогу мышь-погрызуху. Только и видел ты своей цацки, немец-перец!

- ...О да, конечно, в первую очередь - увеличение скорости и грузоподъемности, - вещал обворованный среди бела дня. - Вы, несомненно, слышали о том, что делали французы на тех же Блерио в Алжире и Тунисе, когда боролись с повстанцами. Но в войне будущего этим милым машинкам уготована судьба овечек среди волков! Двухместный Блерио, трехместный Блерио - пф! Это важная ступень, но это пройденная ступень. Вы и вообразить не можете, какие проекты разрабатывают те же русские...

- Вы все время говорите о войне, господин фон Вагенхоф, - сказал Оскар. - Знаете ли, в Швеции идея войны с Россией далеко не так популярна, как может показаться после пары вечеров в гостиных известного круга.

- Ты неправ, Оскар, - заговорил молчавший до сих пор Густаф. - Идея популярна. Русские много себе позволяют.