Дом коммуны

А Данилов, ощущая приятную усталость в теле и легкий туман в голове, будет сидеть напротив в кафе, восхищаться певцами и серой пеленой сумерек на улице Ленина, миганием огненных брызг, и думать о том, что и они, как ни крути-верти, — нужные люди. Ведь они нужны читателям, которые живут и в этом красивом и уютном городе, и в самых отдаленных уголках области. Там ждут и читают газету. И вовсе незачем им, читателям, знать, что не заладилась у Зосимовича и Светлого семейная жизнь, а после работы, когда на город надвигается вечер, они любят посидеть в этом вот обычным кафе, где не всегда подметен пол и блестит стол, на который не поставишь локти — соскользнут.

И Данилову хорошо с ними. Иногда он вспоминает односельчанина деда Стефана, соседа и родственника, который сам не выписывал областную газету, а приходил каждый вечер к ним в хату, надвигал на свой нос, похожий после ранения на картофелину, круглые, с желтыми от времени стеклышками, очки и читал вслух газету... И все, окружив деда Стефана, слушали.

Тогда было мало телевизоров. Зато было много газет. С ними, с газетами, — чрезвычайно уютно и хорошо — как у аккуратной хозяйки в светлой, чисто прибранной избе. Газеты приносили в каждый дом такую же светлую радость.

И разве Данилов мог представить, что будет когда-то и сам работать в областной газете, которую так любил читать дед Стефан. Жаль, что его не стало. А то бы не поверил, засомневался. Нацепил бы на нос свои выпуклые старенькие очки, посмотрел бы сперва на газету, потом — на Данилова, словно сверяя его с ней, нахмурился бы и покрутил лысой головой. Но вероятно, все же порадовался бы:

— А кто тебя учил козье молоко пить, антихрист этакий! А ты сперва упрямился, неслух!.. Кем бы вырос, если бы не дед Стефан!.. Или не так говорю?..

Раздел 12. Глушец

Таких хозяйств, как это, вблизи города несколько. Здесь кормился свининой и говядиной обком партии. Это плохо или нет — сказать трудно, ведь человеку всегда надо есть, чтобы работать. Обкомовцы, возможно, много ели, однако же, согласитесь, и трудились они не меньше, с утра до позднего вечера. Не надо бросать в их огород камень, тем более, что тогда, как и теперь, многие ели более сытно, но палец о палец не ударяли без выгоды для себя.

Глушец. Может, когда-нибудь, давным-давно, когда на Полесье мстил полякам дед Талаш, здесь также была несусветная глушь, люди и звери вязли в болоте, и на болоте привычно и знакомо скрипели коростели и стрекотали сойки. Сегодня — иначе. Болота отошли в небытие, дороги заасфальтированы, дома, в которых живут сельчане, радуют глаз белым кирпичом и голубыми ставнями. Почти возле каждого двора стоит легковой автомобиль. Или на просторном, также заасфальтированном, как правило, дворе. Да и сами гаражи городским не уступят.

Научились и здесь, в Глушце, жить люди. И слава Богу.

В тот день хоронили бывшего председателя колхоза Михаила Калистратовича Плотникова. Гроб с его телом люди несли над головами, с улицы на улицу, не спешили, как и положено во время траурной процессии. Жил человек — и нет. Нет? Как это — нет?!..

О Плотникове так не скажешь. Людям тяжело поверить, что его не будет рядом с ними.

Среди тех, кто шел за гробом, был и Павел Минеров. Он появился в Глушце недавно, с полгода назад, и люди ему сразу не позавидовали: после мудрого Плотникова, понимали, вряд ли кто сможет так умело управлять колхозом. Вряд ли. Хотя Минеров и был первым секретарем райкома партии. Плотников, возможно, и не смог бы управлять всем районом, как тот, а вот сможет ли после всего района управлять одним колхозом Минеров?

Многие, конечно же, идущие за гробом, вспоминали, каким человеком был умерший. А каким? Болел за каждый стебелек, что колосился на колхозном поле, был порой грубоват с людьми, жестковат, но быстро отходил, мог извиниться. Иной раз не сдерживался, пускал в ход свой большой, словно пудовый, кулак: еще раз увижу, что напился на работе, убью, мать твою так!.. Его и осуждали за это, и хвалили. Одновременно. Но уже когда нужда прижмет, за помощью обратишься, —тут уж не ошибались: не откажет, хоть сперва и подергает, лекцию прочтет, что где-то набедокурил, не послушался и вообще обманул председателя и колхоз, а когда надо — похвалит, припомнит что-то хорошее, если имеется за тем человеком что-то заслуживающее добрых слов. Однако поможет в любом случае! И люди старались отвечать ему тем же. Потому и богател колхоз, что работали здесь хорошо и не бежали в город, хоть город тот — вон, рядом, трубы некоторых заводов торчат на горизонте, будто очиненные разноцветные карандаши.

Плотников и работал бы, хоть лет ему многовато было, за семьдесят, мужчина он крепкий, здоровяк, ангел-хранитель, видимо, берег его, хоть не всегда сам он и слушался ангела. Но судьба всего одного человека иногда зависит от судьбы страны. Если бы не развалили коммунистическую партию, то Минеров сидел бы, как и прежде, в своим кабинете, а Плотников носился бы сломя голову по фермам и полям в своем Глушце и дальше. Пока не упал бы где-то на ходу. А так пришлось ему, Михаилу Калистратовичу, стать заместителем у бывшего своего районного начальника. Ему — заместителем? Ну, братцы, и ситуация. Извините. Не позавидуешь. Возможно, для кого-то бы она и была наилучшим выходом, наиболее благоприятным, только не для этого неугомонного человека: Плотников не пережил, на сердце прибавилось шрамов, и его хватило только на полгода. Хоть приезд Минерова и не ускорил смерть Плотникова, но теперь, когда он умер, люди думали именно так. А коль в их головы закралась такая мысль, выбить ее оттуда сразу невозможно, не надо и предпринимать каких-то усилий: это может сделать только время.

На кладбище прощальное слово произнес Минеров. Он отметил, что Плотников имеет много наград, и все они получены заслуженно, даже есть ордена, не считая медалей, почетные грамоты ЦК Компартии Беларуси, Совета министров, областного и районного комитетов партии. Память о Плотникове будет жить.

Катерина Ивановна также слушала Минерова, она протиснулась поближе к выступающему, чтобы убить сразу двух зайцев: глянуть хоть одним глазом на того человека, который лежит в гробу и которого никогда раньше не видела, а заодно и обновить в памяти портрет ее далекого, в общем-то, родственника Минерова: не изменился ли, ведь понес, как ни суди, человек определенные потери, когда лишился такой солидной и высокой райкомовской должности, мог и лицом осунуться, похудеть заметно, что не узнаешь. Удовлетворенная, сделала для себя заключение: каким он был, таким остался. Кровь с молоком. Орел.

И что ему, действительно, Минерову, сделается? Теперь еще свободнее человеку — сам себе хозяин, не висит более над ним дамоклов меч в виде бюро райкома, бюро обкома... Не стало партии — наступило ослабление, и вожжи, в каких держала она всех своих членов, куда-то бесследно исчезли, и он, Минеров, ощутил, что и сам сделался враз вольным казаком, словно хомут сняли с шеи. Теперь он может встречаться с секретаршей Верочкой где хочет и сколько хочет. Верочка, как и он, живет в городе, женщина она незамужняя, могла б участвовать в конкурсах красоты, но зачем? Победит она там или нет, а у Минерова свое получит всегда. Каждое утро он заезжает за ней, когда есть желание, задерживается, наслаждаются жизнью, а потом едут в Глушец. «Волгой» управляет сам, хоть по штату имеется и водитель, но если тот и садится за «баранку», то в исключительных случаях: когда шефу надо присутствовать на банкете, когда дорога дальняя, например, в столицу или куда в ближнее зарубежье, в тот же Брянск или Чернигов. Но когда Верка сидит в салоне — им, водителем, и не пахнет: ревнивец Минеров еще тот, хоть, казалось бы, кто ему она, Верка. Обыкновенная любовница. Молодая и красивая, даже замужем не была еще. Хотя Верка помнила, кто помог ей получить двухкомнатную квартиру в центре Новобелицы, в новом и престижном доме, но начинала иной раз бояться, что Павел Сергеевич Павлом Сергеевичем, а ей надо когда-то строить свою собственную жизнь — выходить замуж, рожать детей. Она думала об этом со страхом: сможет ли маскировать от мужа свои отношения с Минеровым? Понимала, что от Минерова так просто не отделается, хоть ты подыщи ему кого-нибудь вместо себя. Но кого? Да и положа руку на сердце, надо же быть дурой, чтобы спокойно смотреть, как то, что получала в течение многих лет она, будет получать другая женщина? Нет, вздор все это, вздор. Пускай будет так, как есть. И чем закончатся отношения, тем и закончатся. Еще и неизвестно, выйдет ли вообще она замуж. Чтобы найти кого, необходим счастливый случай, надо вытянуть своеобразный лотерейный билет. А где он, тот билет? Покажите. Да и чтобы вытянуть его, надлежит участвовать в розыгрыше, а она лишена такой возможности — все время при Минерове, без его разрешения и негласного надзора не может сама сходить на ту же дискотеку или в какую-нибудь компанию. Только проснется, раскроет глаза — вот и он сам на пороге, всей своей персоной. Иногда Вера и утешала себя: «А может, и совсем не выходить замуж? Родить от Минерова ребенка да и растить его, сына или дочь, как мать-одиночка при богатом отце? Минеров не оставит, тем более, что ребенок же будет от него. Куда он денется!» Она хорошо знала его слабые и сильные стороны, потому понимала, что все будет так, как захочет она. Такая затея и ее заинтересовала-заинтриговала, она даже порадовалась, что догадалась решиться на этот шаг. Была не была! К тому же представила, как не только в Глушце все начнут молоть языками, что Верка забеременела, да и понятно, конечно ж, от кого, ведь так на коленях и сидит, стерва, у Минерова, как ни посмотришь, больше и не от кого, а дойдет — конечно же, дойдет! — молва и до жены Минерова, вечно неудовлетворенной жизнью, надменной Галины Викторовны. Брюзжит на мужа, фыркает, если что не по ней, не обращая внимания, что Минеров и тогда был, и теперь остается птицей высокого полета, и ее брюзжание при людях льет, конечно же, воду не на мельницу мужа. Как только она представила лицо Галины Викторовны после того, как та услышит про ее беременность, у Верки настроение сразу улучшилось. Получи подарочек, принцесса!.. А в своей комнате она была одна, поэтому могла даже громко и выразительно, как актриса на сцене, разговаривать, кривляться перед зеркалом и показывать в ту сторону, где находится за толстыми стенами коттеджа нелюбимая и некрасивая в ее понимании Галина Викторовна, вкусные фиги: на, на, на! А та прибежала потом к ней вот в эту квартиру и начала заглядывать во все уголки — искала, конечно же, мужа. А Минеров нюх имеет: перед самым носом жены умотал домой. И как не встретились в дверях! Разминулись, таким образом. Не найдя его, накрутила этих самих фигишек Верке. А теперь, если такая умница, получай сама. Долг платежом красен.