Страница 15 из 61
Сама Габи оказалась такой же - вкус и мера во всём. Ни многослойных дорогих кружев, ни волочащегося по полу подола платья. Только широкий пояс будто невзначай подчёркивал и высокую, крепкую грудь, и крутые бёдра. Лицо её ничем с первого взгляда не поражало, но остановившись на нем подольше, вы понимали, что оно красиво - соразмерностью черт, живым и умным выражением.
Габи вежливо поздоровалась и теперь глядела на меня - с любопытством и лёгкой насмешкой - ожидая, пока я объясню, зачем пришёл.
- Стурин оспаривал сегодня права Малвы на престол, - сказал я.
- О, такая высокая политика меня не касается...
- Пока сторонникам Малвы не захочется доказать, что Хайдор вообще не мог зачать наследника, а сторонникам Стурина - опровергнуть это.
Губы её чуть дрогнули.
- Я не выдаю маленьких тайн тех, кто имел со мной дело.
- А ваша правда, как, впрочем, и моя никого и не интересует. Одни захотят, чтобы вы подтвердили одно, другие - чтобы вы сказали другое, а кто-то, возможно, просто предпочтёт вас убить. Оставьте всё и уезжайте, Габи, уезжайте в провинцию. Манеры помогут вам изобразить столичную вдову из благородных.
- Но это же запрещено законом?
- А, - я махнул рукой, - в ближайшее время вряд ли кому-то будет до этого дело.
В любом случае оставаться под своим именем ей было гораздо опаснее, но я не стал этого говорить. Габи оказалась достаточно умна, чтобы забеспокоиться уже сейчас, а излишний страх только помешает ей действовать.
- Почему вы говорите со мной так прямо?
- Я не знаю никого, кому вы причинили бы достаточно зла, чтобы заслуживать смерти или заточения.
- Спасибо вам, - сказала она после небольшого раздумья. - Я пошлю слуг собирать вещи, рассчитаю почти всех и уеду завтрашним утром. Больше всего мне не хочется отсылать музыкантов.
- Думаю, если вы оставите одного-двух, это не привлечёт к вам лишнего внимания. Не буду вас больше задерживать, поспешите.
- Как, - сказала Габи, подходя ко мне, - вы уже уходите? Вы ведь, пожалуй, можете надеяться на мою благосклонность.
До меня доносился слабый запах её тела, и от него кружилась голова. С трудом я произнёс:
- Я не особенно молод, не слишком красив и не хочу, чтобы вы отдались мне из благодарности.
- А ты горд, - прошептала Габи. - Ну же, не заставляй меня говорить того, чего женщине произносить нельзя.
- Чего же?
- Я хочу тебя. Иди ко мне.
Я больше не мог себя сдерживать. Слишком давно я не знал женщины. Я расстегнул на Габи пояс, обнажил её грудь и надолго прильнул к ней. Потом, немного отстранившись и впитывая всем существом её запах, я попросил:
- Скажи мне это ещё раз.
- Я хочу тебя, Шади.
Она стала раздевать меня - совсем иначе, чем я, медленными, ласкающими движениями - и неожиданно остановилась.
- А шрамы у тебя не только на лице, Шади. Откуда так много? Ты же не был на войне.
- Совсем недавно на меня напал ульф.
- Понимаю, и так несколько лет подряд, пять или шесть раз. Я в состоянии отличить свежие шрамы от старых. Ты счастливчик, Шади, если до сих пор жив. И ты ведь совсем не щёголь, зачем тебе лучшее шёлковое бельё? Его легче достать из раны, так ведь?
Я заткнул ей рот поцелуем, и больше мы ни о чём не говорили. Габи увлекла меня в спальню, и там мы окончательно стали похожи на детей, которые поняли, что взрослых рядом нет, и расшалились. Мы занимались любовью, потом ласкали друг друга, щекотали и дурачились, чтобы снова захотеть любви, а моя госпожа в окне отмеряла оставшееся нам время ночи. Наконец я почувствовал, что засыпаю, а Габи укрывает меня мягким одеялом.
Она разбудила меня ещё затемно, мы сидели за столиком, пили настой заваренных ею трав со странных запахом и вкусом, которых я не знал, и говорили о том, что невозможно обсуждать с женщиной, соблюдающей приличия. Например, как избежать нежеланного зачатия. При таких занятиях, как у Габи, женщине нужно много изворотливости и ума, чтобы, никого не прогневив, сохранить свою жизнь и здоровье. На миг я даже подумал о том, что не хотел бы больше ничего иного, только просыпаться каждый день рядом с той, с которой можно вот так разговаривать по утрам.
- Ты не слишком опытен, Шади, - сказала Габи. - Но если какая-то женщина заявит тебе, что ты плохой любовник, гони её прочь.
- Почему?
- Занимаясь любовью, ты не думаешь о том, что тебе должны, и как кому-то следует себя с тобой вести. Ты думаешь только о любви. Мне давно уже хотелось оказаться рядом с тобой. О тебе говорят в городе много странного, счастливчик.
- Что именно?
- Что ты самый опасный человек в Павии, что ты никогда не плачешь, что ты притворялся безумным, чтобы отомстить убийцам своего отца.
Я не стал объяснять ей, что после макового настоя уже нет нужды притворяться безумным, а только хмыкнул и сказал:
- Это была бы неплохая история для странствующих актёров.
Мы засмеялись.
Пора было расставаться.
- Прости, - сказал я. - Мне надо уходить, и я даже не смогу сопроводить тебя в безопасное место.
- Я обязана тебе жизнью.
- Быть может, скоро наступят такие времена, что жизнь многим покажется хуже смерти.
- Не говори так. Что бы там ни было, чувствовать, что ты жив - прекрасно. В последнее время я оживала только от музыки, а сегодня была с тем, с кем захотела, и это, право же, ещё лучший способ. Пообещай мне, что постараешься себя сберечь, счастливчик.
Да что они все, сговорились, что ли? Габи провела рукой по моим волосам и сдержанно, почти как девушка, прикоснулась губами к виску. Я обнял её на прощанье и пошёл, не оглядываясь, к дому Миро.
Глава 4
Вторая и третья луна осени, 504 год от обряда Единения
К моему удивлению, я повсюду успел.
Миро, когда меня провели к нему слуги, ещё спал, подложив кулак под голову. Проснулся он сразу, как будто уже чего-то ожидал. Выслушав меня, мальчик ответил:
- Это важное поручение, и, возможно, тебе не стоило рассказывать мне о нём. Чем меньше людей знают, куда ты отправился, тем лучше.
- Я хочу, чтобы ты знал, чего примерно ожидать. Тебе надо будет продержаться, а это труднее, если не знаешь, надолго ли всё это.
- Достаточно было сказать, что появилось неотложное дело. Если ты так решил, значит, так оно и есть. Я продержусь, Шади. Если надо будет, я вооружу всех слуг.
- Береги мать. И пореже выходите за ворота.
Он кивнул.
Дома я наскоро переоделся, взял свои запасы трав и снадобий. Подумав, я положил в сумку рог носорога и ещё несколько дорогих и весьма сомнительных средств. Вряд ли увеличение мужской силы окажется для кого-то сейчас в списке первоочередных дел, но выглядеть я буду внушительнее. Потом зашёл отдать указания своему домоправителю. Увидев меня в одежде мелкого торговца, Вул нахмурился, но ничего лишнего спрашивать не стал - ему и без того стало понятно, что я отправляюсь по каким-то тайным и, скорее всего, небезопасным делам.
'Если придут грабить, - сказал я, - не пытайся остановить толпу. Жизнь дороже. Лучше спрятать самое ценное заранее. И твою жену тоже'.
Вул попытался что-то возразить, но я уже отворял калитку.
К назначенному перекрёстку я и преемник Архивариуса подошли почти одновременно. Я с удовлетворением заметил, что на нём тёплая короткая куртка из овчины грубой выделки, прочная обувь с прямыми носами и войлочная широкополая шляпа. Примерно так же был одет и я, но юноша ещё не привык к новому облику, и всё время одёргивал свою куртку. Я собирался сразу же направиться к городским воротам, но Солдин попросил меня пройти по улицам благородных, мимо дома Дотхи. Мне не хотелось привлекать чьё-то внимание, но ведь и приговорённым не принято отказывать в последнем желании. Шаг он замедлил не возле дома Дотхи, а рядом с соседним, где, как я помнил, у хозяина были две дочери, старшая - как раз возраста Солдина. Обряд явно был проведён совсем недавно, а это означало, что нам надо уйти как можно дальше, пока юношу ещё не одолели обычные после него слабость и душевное расстройство.