Страница 22 из 31
- Это ж каким же надо быть дибилом, чтобы поехать хрен знает зачем на край света, и там мля встрять по полной! Чтоб я еще раз тебя послушал! - сорвался я на Голубя.
- Э! Если бы не я, ты бы щас в яме ночевал! Фигли ты тут разнылся как баба сопливая! Я все продумал - за час до отправления скидывают бронь, щас мы ее и перехватим!
Действительно, за час до отправления, на электронном табло высветило двенадцать свободных мест, и Голубь, с видом победителя, пошел брать билеты. На кассе ему вежливо сказали, что воинский проездной документ оформлен неправильно, и обилетить его не могут. Тут уже занервничал и он.
- Лети в коменду, я пока вещи из камеры хранения заберу...
Благо, транспортная комендатура оказалась неподалеку. Пока Голубь занимался бумажками, я пошел за сумками. Выяснилось, что в результате короткого замыкания в голове вахтерши, сумка Голубя ошибочно уехала в Хабаровск. Чем я его и обрадовал по прибытию. Голубь начал психовать. Мы снова пошли в кассу. Свободных мест оставалось семь. Пока до нас дошла очередь, их уменьшилось до пяти. Увидев синий паспорт Голубя, кассирша зависла:
- Ой, я не знаю, можно ли вам давать билет. Мне надо проконсультироваться. - после чего встала и ушла.
Голубь ударился два раза головой об стойку, выругался, выругался, и еще раз ударился. Табло высвечивало цифру "3". Наконец пришла кассирша и оформила нам билеты. У нас оставалось двадцать минут, чтобы попытаться вернуть сумку. Найдя начальницу вокзала, мы ей изложили сложившуюся ситуацию. Начальница с суровым взглядом, внешне похожая на мисс Марпл, внимательно нас выслушала и сказала:
- У меня сейчас посадка инвалида. Подождите.
Голубь обреченно присел. А я его утешил:
- Бог не Тимошка, видит немножко...
Тем не менее, за оставшиеся десять минут, начальница быстро выяснила, где находится сумка и организовала ее возврат. На моей памяти это один из немногих случаев, когда человек действительно находился на своем месте.
- Когда будете в Хабаровске, вам ее передадут на вокзале.
По странному совпадению, мы попали в тот же вагон к тем же проводникам. Увидев нас, они немало удивились, засыпав вопросами:
- А че? А как? А зачем? Билетик лотерейный купите?
В Хабаровске, пока Голубь получал свое шмотье, я воочию увидел один из этапов работы почты России. Из грузового вагона, прямо на перрон, люди в униформе на скорость разгружали посылки с мягкими игрушками. Может, конечно, в коробках было и что-то другое, но после жесткого приземления об асфальт, это что-то, скорее всего, становилось именно игрушкой...
По приезду в Москву, мы, для предотвращения получения вагины, решили через Украину не ехать, а смотаться в Питер. Там и зависли на неделю. Ходили по городу, смотрели на людей, посещали различные торговые центры и наслаждались жизнью.
- Малый, ладно мы в отпуске, но почему в будний день столько людей нифига не на работе?
- Тихий, это Питер! Чтобы здесь жить - работать не обязательно. Эх, вспоминаю я свою молодость... Знаешь, вот сейчас понимаю что я тогда был счастлив - вон в том доме жил, имел нормальную работу, никто не напрягал... - вдруг разоткровенничался Голубь.
- А че в армию пошел?
- Знаешь... Каждый в жизни совершает ошибки...
- Малый, скажи как есть. К тому же я после лотерейного билета уже и так понял что ты - лошара!
- Сам то ты че туда поперся?
- Судя по всему, я такой же, как и ты...
Мы замолчали. Каждый думал о своем. И тут Голубь дал слабину:
- Я обратно не поеду. Я остаюсь!
- Э, не гони. На самбике полетим. Не ссы!
- Не в этом дело. Я в ту тюрьму не вернусь. Ну, его на хрен за двадцать штук такое гавно терпеть! Я остаюсь! - в голосе Голубя сквозила такая железная решимость, что он аж остановился посреди тротуара.
- Малый, тебя под статью подведут. Все равно лететь придется. Молдаване тебя депортируют, и вот тогда уже спокойно назад прилетишь.
- А если не депортируют? - засомневался Голубь.
- Ты себя в зеркало видел? Они на тебя посмотрят и сразу захотят обратно отправить. Даже паспорт твой синий не понадобится!
- Как-то ненадежно...
- Все так и будет! - заверил я Голубя.
В лучших традициях нашего путешествия, мы взяли билеты на Кишинев с пересадкой, чтобы подольше полетать. Словно рантье, я в тот день позавтракал в Питере, отобедал в Москве, а отужинал уже дома.
Голубь с тяжелым сердцем хмуро смотрел в иллюминатор на улетающую свободу.
- Не грусти малый, - подбадривал я его, - депортируют тебя, встанешь на учет в военкомате, а там, через годик я к тебе прилечу, замутим какую-нибудь гангсту. Жизнь наладится!
- У меня плохое предчувствие...
По прилету я, как коренной житель, без особых проблем прошел пограничный контроль. С Голубем, увидев его синий паспорт, как и предполагалось, решили побеседовать. Добравшись до дому, я подключил севший телефон и решил узнать, как у него дела.
- Че малый, можно тебя поздравить?
- Сука! Я тебе этого никогда не прощу! Меня пропустили...
Выяснилось, что Голубь, как настоящий миротворец, депортации не подлежит, а потому, особых претензий к нему со стороны молдавских погранцов не имелось. Спросили только, сколько ему платят, и не хочет ли он продать секреты Родины. Голубь ответил, что платят мало, и секреты продать бы рад, но ничего не знает. В остальном же Голубь постоянно поминал мое имя всуе, а также неустанно повторял, что нет мне прощения.
- Э, - оборвал я его негодование, - взял бы свой пашапорт и по щам бы этому погранцу им надавал! Приговаривая: "Я русский оккупант! Я приехал вас стрелять-убивать!". Тогда бы тебя точно депортировали.
- Тогда бы меня точно закопали бы где-то на взлетке! Тихий, как я тебя ненавижу!
- Мог бы денег ему дать! Короче, так хотел, значит. Харэ сопли жувать! Возьми себя в руки! Ты солдат российской армии!
- Ой все!..
Голубь все же меня простил. Я же, после этого путешествия понял для себя одно: терпеть дальше весь этот идиотизм, называемый службой, у меня нет ни желания, ни сил, поэтому - надо увольняться. Для придания себе большей уверенности совершить надуманное, я сделал небольшое экономическое обоснование: так, в среднем у каждого солдата, в том числе и у меня, за год службы накапливалось более двух с половиной тысяч сверхурочных часов, называемых в народе переработкой. Для сравнения, у людей в рабочем году чуть больше двух тысяч часов. А у меня - только две с половиной тысячи переработки. То есть, за свои двадцать пять кусков, я работаю как минимум в два раза больше. Причем сверхурочные часы никак не компенсируются. Минус здоровье, минус семья, минус жизнь. В общем, убедив себя, я, однако, все никак не решался начать. Обтягивал цифрой стальные каски со штампом выпуска: "1948г.", сколачивал напольные щиты для палаток из досок разваленного спортзала, красил под дождем облупленный шлагбаум - и все ждал подходящего момента. Наконец, он настал. Случилось так, что в связи с неотложными семейными делами, у меня возникла необходимость остаться на пару недель с ребенком. Особых проблем я не видел - за месяц до этого я предупредил Императора, что мне нужно будет выйти в отпуск. Однако, после пятого написанного мною рапорта, я понял, что Император их просто выкидывает. Тогда я обратился к Машке. Замполит, внимательно меня выслушав, сказал, что армия важнее и отправил восвояси. Тут как раз мое терпение и закончилось. Написав кучу рапортов о компенсации переработки, выплате подъемного пособия, предоставлении отдыха, взамен привлечения в выходные дни к службе, я отправил эти письма счастья по почте прямо Горячему и стал ждать. Надо отметить, что все это являлось категорически запрещенным, а тех, кто поднимал подобные вопросы, предавали анафеме. Через пару дней мои отцы командиры забегали, словно тараканы по кухне от внезапно включенного света. К движению присоединился и сам Машка. Пообещав мне отпуск, он приказал мне забрать поданные рапорта. Что я и сделал. После чего по данным вопросам обратился в прокуратуру.