Страница 41 из 51
— Письмо-то худое, братка...
Лиза была плохим грамотеем. Неровные большие буквы раскачивались во все стороны, подпрыгивая над строками письма. Видать, написание его стоило Лизе немалых трудов, и оттого письмо было предельно коротким.
«Сережа. Христом-богом прошу приезжай. Кузька тяжело больной. Не знаю выживет. Сама плохая. По все дни в тоске. Кузька в жару тебя все кличет. Приезжай приголубь нас. Жена твоя Лиза».
— По все дни в тоске... — прошептал Сергей.
Лиза — бледная, исхудавшая, с глубоко запавшими, лихорадочно блестящими глазами встала перед его взором и, как бы в укор ему, тут же преобразилась такою, какой была в те, теперь так далеко отодвинувшиеся, словно их и не было никогда, предвоенные годы... Не на счастье встретила она его... Да нет, было и счастье, только уж больно короткое... словно сухая сосновая ветка прополыхнула полымем... и нет ее...
— Кузьма Прокопьич что сказал?
— Сказал, надо тебе приехать. Убивается Лиза.
— С Кузькой-то что?
— Катался с ребятами на лодке. Опрокинулась лодка. Пока увидели да вытащили, зазяб. Воспаление легких у него, сказывал Кузьма Прокопьич... Седни поедешь, братка?
Сергей мрачно покачал головой.
— Нельзя сегодня...
Палашка посмотрела на него с недоумением, почти гневно.
— Сердце задубело!
— Нет, сеструха, не задубело. Сегодня к обеду должен обратно поспеть. Дело такое, не терпит.
Палашка только вздохнула.
Вошел Бугров. Гулко хлопнул дверью. Крепко тряхнул руку Сергея. Пристально глянул чуть подпухшими со сна, но, как всегда, твердыми глазами.
— Что стряслось? За подмогой пригнал?
— Не угадал.
— Тогда что так торопко?
— Садись, расскажу всю обстановку.
Бугров сел к столу, вытащил кисет, свернул собачью ножку. Хватил полную затяжку, закашлялся.
— Ну и табачище у вас, Николай Михалыч, — отмахнулась Палашка, морщась от едкого дыма.
Бугров будто только заметил ее.
— Ты, Пелагея, поди спроворь завтрак брату, — и повернулся к Сергею. — Давай, рассказывай!
Сергей подробно рассказал, как прошел первый день съезда. Как пытался опорочить Красноштанова Митрофан Рудых.
— Это, видать, стреляный волк, — заметил Бугров, — сразу сообразил, что Красноштанов для него опаснее всех.
Сергей не понял.
— Почему опаснее всех?
— Красноштанов — местный крестьянин, ему от мужиков веры больше, чем тебе или Брумису. Потому и старался сковырнуть его Митрофан.
Узнав о письме Военно-революционного совета вепревского отряда, Бугров ничего не сказал, но по довольному выражению его лица Сергей понял, что Бугров одобряет осмотрительную предосторожность Вепрева.
— Но съезд не согласился с письмом, — подчеркнул Сергей.
— И это правильно. Ежели твердо уверены, что ваш верх будет, а не Митрофанов.
— Сегодня главный вопрос, — продолжал Сергей. — Съезд утвердит главное командование.
— Это дело! — одобрил Бугров.
— За этим я к тебе и приехал.
Сергей пристально посмотрел Бугрову в глаза. Догадывается или нет, о чем речь пойдет? Но ничего не прочел в невозмутимом бугровском взгляде.
— Брумис считает, и я с ним согласен, — сказал Сергей, — тебе, Николай Михалыч, быть главнокомандующим. Мне поручено получить твое согласие и спросить, кого назовешь в главный штаб и также командирами отрядов?
Бугров глубоко затянулся, медленно выдул прямую сизую струйку дыма и задумался, сдвинув густые брови.
— С кем решили?
— Пока промежь себя.
— Неправильно решили! Отряды растут. Ко мне только уж опосля вашего отъезду сорок человек пришло. Ежели по всем отрядам штыки сосчитать, уже дивизия. А ежели взять по территории фронта — корпус, а то и армия. Такой махиной командовать — надо хоть маломальную военную грамоту. — И заключил просто, без тени рисовки: — Мне не по плечу.
Подождал, не возразит ли чего Набатов, и сказал убежденно:
— Кроме Вепрева, некому быть главнокомандующим.
Опять подождал возражения и добавил:
— Он германскую войну прошел. В больших сражениях бывал. Как там ни говори, а в царской армии зазря офицерами не назначали. Особо из нашего брата.
Сергей не мог не признать в душе, что доводы достаточно вески. Но Брумис поручил ему убедить Бугрова. И Сергей попытался:
— Вепрев уже против съезда пошел. Рисково ему всю власть в руки отдать.
— Пустое! — возразил резко Бугров. — Я к Вепреву присмотрелся. Головой за него поручусь! А что бумагу такую съезду послал, правильно сделал! Не затем, чтобы свою власть показать, а чтобы Митрофаны к власти не присосались!
Сергей прибегнул к последнему доводу, хотя и сознавал, что этот довод не для Бугрова.
— Ты, Николай Михалыч, первый организовал отряд в этих местах. Положил начало партизанской борьбе. Тебя знают и примут с полным доверием. У Вепрева нет таких заслуг. Попросту сказать, несправедливо его ставить над тобой начальником.
В первый раз за все время разговора, Бугров улыбнулся.
— Не туда гнешь, парень! Нашел время заслугами считаться. Не за чины воюем! А то хрен бы нам всем цена!
На обратный путь Бугров дал Сергею своего гнедого с подпалинами жеребца.
— Добрый конь! — сказал Бугров, ласково потрепав жеребца по черной лоснящейся гриве. — Домчит тебя часа за четыре, ежели задницы своей не пожалеешь.
Бугров дал Сергею письмо на имя краевого съезда.
— Я хоть и не делегат, но в совещательном голосе, поди, не откажете, — сказал он по-простецки и в то же время необыкновенно хитро подмигнул Сергею.
Позвал Катю и продиктовал ей:
«Краевому съезду Советов, — Советов пиши с большой буквы! — От имени бойцов Приангарского партизанского отряда и лично сам вношу предложение: Главнокомандующим всеми военными силами Северо-Восточного фронта поставить товарища Вепрева Демида Евстигнеевича — как заслуженного боевого командира и преданного делу революции. Командир Приангарского партизанского отряда Бугров».
Подписал и сказал Кате, у которой после отъезда Брумиса хранилась самодельная печать отряда:
— Припечатай для верности!
Сергей велел Палашке под нагрудным карманом гимнастерки пришить еще один — изнутри — и спрятал туда письмо.
— Ежели понадобится, — добавил Бугров, передавая письмо, — скажи там прямо: бугровский отряд другого главнокомандующего не примет. Это я на случай говорю, ежели вдруг Митрофаны забузят.
— Не позволим!
— Будем в надеже. Еще вот что скажи Брумису. Пущай, как кончится съезд, отпустит тебя в отряд. Ширков не жилец. Не сегодня, так завтра. Без помощника нельзя. Отряд растет. Пора за Белоголового браться.
Палашка обрадовалась. Братка насовсем приедет. Вот спасибо Николаю Михалычу!
И спросила у Сергея:
— К Лизе съездишь?
— Съезжу, сеструха, обязательно, — успокоил ее Сергей.
— Ну, в добрый час! — сказал Бугров, протягивая руку Сергею, и вдруг прервал сам себя. — Нет, погоди! А гнедого-то как же?.. Пелагея! Беги за Корнюхой Рожновым. Срочно ко мне! В полной боевой!
И, отвечая на недоуменный взгляд Сергея, пояснил:
— Жеребца обратно приведет. И ехать вдвоем веселее.
Сергей улыбнулся, вспомнив Корнюхину рану.
— А доедет он верхом?
Бугров, не знавший о деликатном ранении Корнюхи Рожнова, удивился.
— Ты что, забыл? Он у Перевалова в конной разведке.
Только вернулась Палашка, как следом за ней прискакал Корнюха. Грузно спрыгнул со своего рослого мышастого мерина и отчеканил:
— Прибыл по вашему приказанию!
Сергей только подивился его расторопности. Видать, в пользу пошла парню служба во взводе конных разведчиков.
— Поедешь с Сергеем в Больше-Илимское, — сказал Бугров. — Дождешься там, покуда съезд пройдет. Пущай Брумис мне все отпишет в подробности. И жеребца приведешь. Пелагея, дай им хлеба на дорогу.
Кони были добрые. Корнюха — вынослив и еще более терпелив. И Сергею пришлось туго.