Страница 31 из 64
Вопрос сей изумительно изуверски решил Плюшевый. Ему понравился мой фокус с ладошкой, и он его немного модернизировал. Просто заявил по нашей команде, что будет бить без предупреждения сразу по роже, кто пропустит - с того монета. Ну, я у него первый выиграл, сначала подставив под кулак локоть, ему пару дней пришлось одной левой обходиться. А второй раз нанёс встречный вразрез, чуть не угробил шутника. Но по-честному заработал таким образом две серебряные монеты - одну за то, что он не попал, вторую за то, что сам пропустил. Несложная эта забава сразу получила всеобщее распространение. На косые взгляды перестали слишком уж болезненно реагировать, да и какой смысл? Если даже получить по роже - ничего личного, только бизнес.
И главное окрепли ватаги - никого из ватажников нельзя задеть просто так, ватага целиком отвечает за каждого своего пацана. Мы по простоте душевной нашего Командора любую спонтанно возникшую драку считаем попыткой бунта и с участниками поступаем соответственно. И, конечно, никто не стремился загонять вражду, конфликты под палубу, напротив, мы их всячески вскрывали, но стремились сделать решение споров делом серьёзным, ответственным.
Для конфликта требовались взвешенные, весомые причины, обязательно должны выдвигаться обвинения - страшное, во вранье, или очень страшное, в трусости. Бросить в лицо обвинения кому-то из ватажных пацанов стало просто немыслимым делом, такие выходки мы сразу приравняли к призыву к мятежу. По правилам о претензиях мальчишка обязывался немедленно докладывать своему атаману. Если конфликт возникал внутри ватаги, атаман разрешал ситуацию лично, как ему казалось правильным, и никто, вплоть до Командора, не смел вмешиваться.
Если же обвинения касались члена другой ватаги, атаман обязан был доложить Командору, но не ранее следующего дня. За попытку обратиться через голову атамана или если атаман слишком торопился, виновного ставили на колени без срока. Если наказанный издавал хотя бы звук или на взгляд Джека слишком вертелся, беднягу подвешивали на рее за ногу, тоже без оговоренного заранее сроку. Ребята быстро схватили дух субординации, хватило всего-то двух-трёх наглядных примеров.
После соблюдения всех необходимых формальностей Командор вызывал атамана обвиняемого и давал вожакам ещё сутки на разрешение ситуации. Атаманы наделялись безоговорочным правом решать конфликты между собой как им вздумается. Если же спор в течение суток не решался, Командор назначал место, обычно прямо на мостике, и время, как правило, ещё через день, встречи на высшем уровне.
Всякий мальчишка, если считал себя членом ватаги, обязан явиться с кортиком и чётким осознанием, что одна из конфликтующих сторон в полном составе прямо с мостика отправится за борт. Вот тогда становилась отчётливо понятной цена слова каждого, ведь каждый мог в любой момент выйти из ватаги, попроситься к дедушкам. И ватажные атаманы для таких встреч должны быть очень уверенными в своей правоте и в своих ребятах. А ребята, чтобы вообще был смысл оставаться в ватагах, должны верить, что их атаман не съедет, не остановится, что за каждого из них, да лично за него, вожак пойдёт до конца и поведёт за собой всех.
В нашей истории имеется аж два прецедента, когда процесс прошёл все стадии до конца, результат - два с половиной десятка убитых мальчишек. Убитых тупо из принципа и для наглядности - это пиратское судно, а не детский сад, и за базар по любому придётся держать ответ. А для нас, меня, Плюша и наших пацанов, главной стала обязанность лишь безжалостно пресекать малейшие нарушения протокола.
Мы нагло узурпировали монопольное право на беспредел, только себе позволяя не обращать внимания на условности. Но в том, тоже евклидовом, мире любая палка имеет два конца, и, несмотря на ненависть, даже благодаря ей, мы, призраки, стали понятными пацанам.
Постфактум я для себя так это сформулировал - попаданцы просто физически не могли построить отношения сразу со всеми. Мы были отдельны, стояли спина к спине и немедленно пресекали любой намёк на враждебность. Ничем хорошим это закончиться не могло, продлись оно слишком долго. И тогда к нам так вовремя потянулись законченные отморозки, проклявшие в душах своих надежду. Это дело выразилось в Захаровой легенде о морской нечисти, отпустившей проклятую душу на время. Его даже стали звать за глаза "Весёлым Ником".
Вот сначала мы с Плюшем установили обоюдный контакт с некоторыми пацанами-каторжанами. Не каторжане, казачата и пленные, потянулись к нам просто потому, что им в ватагах по определению не могло быть места. А вне ватаг существовать можно было лишь под командой дедов, да и то временно - до суицида или помешательства. Или до полной потери человеческого достоинства и превращения в прилежного английского матроса. Даже не знаю, что тут предпочтительнее?
Но об этом чуть позже, а ватажные атаманы загорелись мыслью наладить с нами хоть какое взаимопонимание. Ведь к нам примкнули несколько ребят из обычных ватаг. Повторюсь - авторитет атаманов ставился очень высоко, их власть насаждалась всеми доступными способами. Атаман мог не только изгнать из ватаги к батяням, он мог принять нового ватажника под своё поручительство, поставив в заклад собственную жизнь - другой гарантии Длинный Джек не признавал. Однажды одарённый и отважный юный менеджер рискнул обратиться к Командору с ходатайством о переводе пацанёнка из боцманской команды в его ватагу, под его личную атаманскую и общую ватажную ответственность.
Руда, конечно, "посомневался", заставил себя уговаривать и таки позволил уговорить, но "условно", то есть до утверждения по результатам, и "только в этот раз". Прецедент был создан, и процесс пошёл. Очень это оказалось полезным - ребята, получив шанс на реабилитацию, выкладывались до звона, причём при доброжелательном и заинтересованном участии новой ватаги.
И главное - бывший атаман мог быть только мёртвым. С гибелью атамана новый не назначался, ватага распускалась, целиком попадала в подчинение дяди Грегори. А это означало отлучение от строя, от вахт, от чувства хоть какой-то защищённости, нужности. В общем, мальчишки, не поладив со своими атаманами, просто уходили к нам.
Понятно, что под нашей командой собралась та ещё компашка, и по-настоящему мы занимались только ею. Естественным для себя образом наплевав на правила и даже видимость каких-то приличий. А недельки через две пиратской жизни просто по-хорошему попросили руководство не отвлекать нас своей ерундой, мы и без муштры научились отдыхать от мальчишек. Вернее, практически уже не могли себе представить, как от них вообще можно устать?! Командор в тот же день, только к вечеру, наверное, с Чернышом посоветовался...
Вот довели до нас приказ, что мы отныне и до смерти - штрафная команда, кстати, это он, сука конопатая, обозвал нас смертниками. Нас просто заранее отнесли к неизбежным потерям неизбежного же столкновения с кем угодно. Поэтому, во-первых, нам можно всё, то есть всё что сможем, и что только в головы придёт, но только для боевой подготовки с целью получения максимальной пользы от нашей неминуемо славной гибели. И, во-вторых, мы не можем только одного - отказать в приёме добровольцу. Вот убить его - сколько угодно, а выгнать ни-ни!
Мы к этому отнеслись спокойно, подумаешь открытие, блин! Типа мы без приказа не творили, всё что хотели?! Но уже на третий от исторического события день к нам заявился первый атаман. И вовсе не только поговорить, он, оказывается, обо всём уже договорился с Командором. Просто пройти штрафную подготовку до первого боя, а на ватаге тем временем останется утверждённый Длинным Джеком заместитель.