Когда судьба мстит

Ты нам мама или нет?

– Мама, сыночка! – согласилась она. – Только устала я уже от всей этой суеты вокруг меня.

– Тогда поехали ужинать в «Русское поле»! – предложила я и объяснила Орлову: – Это ресторан Павла. Кутить, так кутить!

Но мама, действительно выглядевшая очень уставшей, попросилась домой и мы с Владом, переглянувшись, отменили кутеж. Зато дома баба Варя, поохав и поахав вокруг мамы, потребовала полного отчета и демонстрации покупок, чем мы, поев, и занялись. Мы с мамой по очереди появлялись из ее комнаты, а Влад и баба Варя совершенно искренне изображали восхищенную публику, да я и сама была потрясена не меньше их при виде произошедшей с мамой перемены. И пусть она пока еще не очень уверенно держалась на каблуках (дело нехитрое – научится!) и смущалась высокого разреза на длинной юбке, но ее светящееся от счастья и радостно оживленное лицо делали ее совершенно неузнаваемой. «Какая же ты у меня красивая, мама!» – с умилением думала я. Наконец, настал черед покупок, сделанных для нас с мамой лично Орловым. С видом фокусника он достал из большой сумки восхитительные домашние тапочки с пушистыми забавными помпонами, затем домашние брючные костюмы… Увидев, что ей предлагают одеть брюки, мама чуть в обморок не упала и все повторяла: «Ну, зачем мне это, сыночка?», на что Влад серьезно отвечал, что это необыкновенно удобно. И, как апофеоз, два комплекта для ванной, включавшие, в том числе, и махровые банные халаты. Васька и до этого лез во все щели-дыры. Ему нужно было все обнюхать, потрогать лапой, влезть в коробку из-под обуви, одним словом, освоить. При виде новой игрушки – ему необыкновенно нравилось вытягивать из махровых вещей длинные нити, кот воодушевился и тут же полез поточить когти на халатах, чтобы окончательно одомашнить их, но это покушение было грубо пресечено Владом, и Васька, демонстрируя жуткую обиду, залез на руки к бабе Варе и сердито насупился.

– А теперь главный сюрприз! – торжественно провозгласил Орлов и достал из кармана пачку билетов. – Вы, что же думали, что я, пока вас не было, дурака валял? Ничего подобного! Здесь на любой вкус есть, включая все гастрольные спектакли столичных звезд! И эстрада тоже! – успокоил он меня и, выйдя на минутку в кухню, вернулся с фужерами и бутылкой шампанского. – Предлагаю за удачное начало новой жизни! – он выстрелил пробкой и разлил по бокалам вино.

– Баловство все это! – посопела носом баба Варя, но шампанское выпила, а вот мама, отпив немного, смущенно улыбнулась и сказала:

– Вкусно-то как! Спасибо тебе, сыночка!

А Влад смотрел на нее, и в этот момент казалось, что это он ее отец – таким теплым и трогательно-заботливым был его взгляд, и без всяких слов было понятно, что он радуется всем произошедшим с ней переменам гораздо больше ее самой. А вот я, глядя на все это, думала, как же горько и больно будет маме, когда вся эта идиллия закончится с появлением Светланы, и, не желая портить праздничное настроение остальным, попросила у Влада сигарету, чтобы выйти покурить на крыльцо, на что Орлов недоуменно воскликнул:

– Так ты же бросила!

– Бросила, – согласилась я. – Когда узнала, что беременна. А теперь, поскольку сама Гошку не кормлю, снова могу начать.

– Ну, тогда пошли вместе подымим, – сказал он и мы вышли.

Первая после столь длительного перерыва сигарета повела себя, как ей и положено, очень коварно – у меня тут же закружилась голова, но я знала, что это скоро пройдет. Когда в голове немного прояснилась, я спросила:

– Влад! Я давно хотела тебя спросить: зачем ты приучаешь к себе моих людей? С парнями – ладно, они люди взрослые: все поймут и во всем разберутся. Гошка еще маленький и с ним тоже хлопот не будет. Но мама? Каково ей будет, когда весь этот спектакль закончится?

– Ты не права, Лена! – совершенно серьезно сказал он. – Ничего не закончится! Я приехал в Баратов, чтобы прожить здесь все годы, что мне еще отпущены, и уезжать никуда не собираюсь хотя бы по той простой причине, что Репнины ради меня из армии ушли и бросить их было бы предательством. Неужели ты думаешь, что, если я буду официально женат на другой женщине, то перестану любить маму или Гошку? Нет! Они, как были, так и останутся моими мамой и сыном. А друг, особенно такой надежный друг, как ты, останется мне другом навсегда. Ты же сама предложила считать наши отношения дружескими или даже родственными, не так ли? Так что ошибаешься ты, Елена! Никогда ни одна женщина, даже самая прекрасная на свете, между мной и всеми вами не встанет! Я этого не позволю!

– Ну, это уж, как пойдет! – с сомнением в голосе сказала я. – Самое главное, чтобы маме не пришлось из-за всего этого страдать!

Услышав это, Орлов как-то странно, даже дико глянул на меня, покачал головой, а потом, щелкнув в темноту окурком, сказал, поводя плечами:

– Пошли в дом. Холодно здесь, а нам сейчас простуды с насморками ни к чему. Мамины сборы в филармонию на следующий день довели меня до скрежета зубовного. Какой там к черту первый бал Наташи Ростовой! Он тут и близко не валялся! Начать с того, что мама, глядя на развалившуюся за ночь укладку, ударилась в слезы, но это было делом поправимым и много времени не заняло, потом последовали ее метания по поводу, какое платье с туфлями одеть.

– Господи ты, боже мой! – причитала она. – Как же раньше все просто было! Одно-единственное кобеднешнее платье и дело с концом! А теперь?

– Ничего! – успокаивала я ее. – Лиха беда начало! Потом привыкнешь! Остановились мы, наконец, на длинной черной бархатной юбке и белоснежной кружевной блузке. Орлов, злодей, во всем этом светопреставлении никакого участия не принимал, потому что сразу же после обеда съехал в усадьбу и пообещал появиться непосредственно перед отъездом, чтобы, как он выразился, насладиться уже готовым результатом. Правда, и он приготовил нам неслабый сюрприз, появившись в «парадке» со всеми своими наградами, среди которых, между прочим, был и орден Боевого Красного Знамени, что говорило об очень многом. Да-а-а… Если Влад постоянно повторял, что не устает удивляться мне, то и мне он начал открываться с совершенно неожиданной стороны. Увидев маму, готовую на выход, и в моей черной норковой шубе до полу, которую я со скандалом заставила ее одеть – мама испуганно отговаривалась, что она ее может потерять (!) или ее украдут – Орлов остолбенел, а потом, низко поклонившись, торжественно произнес:

– Карета подана, моя королева!

Когда же я их, наконец, выпихнула из дома, то рухнула в кресло совершенно обессиленная и решила, что, если такое будет повторяться каждый раз, то я из дома сбегу. И я пошла успокаиваться к сыну – только рядом с его кроваткой я чувствовала себя совершенно умиротворенной и всякие ненужные мысли мигом вылетали из моей головы. Как всегда в таких случаях, компанию мне составил Васька – одного его в детскую не пускали, потому что этот паршивец как-то раз по-хозяйски запрыгнул в кроватку к Гошке и устроился у него в ногах большой, пушистой, мягкой игрушкой. И, хотя он был беспощадно оттуда изгнан, но поползновений своих не оставил и за ним нужен был глаз да глаз.

Вернувшись из филармонии, мама светилась от счастья собственным светом, а ее глаза так подозрительно блестели, что я не выдержала и спросила:

– Вы там пили, что ли?

– В антракте шампанское в буфете, – честно призналась она, и я перевела гневный взгляд на Орлова, который тут же категорически заявил:

– Я пил кофе. И только кофе! – а потом укоризненно протянул: – Ну, Лена! Ну, не дурак же я! Понимаю же, что с мамой еду! Неужели рисковать буду?

Наши следующие выезды в город обставлялись не менее торжественно и проходили так же весело – я даже никогда не предполагала, что жизнь может быть такой радостной и насыщенной. Мама же потихоньку втягивалась в этот ритм и уже не паниковала, научившись сама укладывать волосы и накладывать макияж, да и на каблуках стала держаться довольно уверенно, так что я больше не волновалась за то, что она может подвернуть себе ногу.