Страница 34 из 66
Мне будет не хотеться умирать!
Посажен на литую цепь почёта,
И звенья славы мне не по зубам…
Эй! Кто стучит в дубовые ворота
Костяшками по кованым скобам?!
Ответа нет. Но там стоят, я знаю,
Кому не так страшны цепные псы, —
И вот над изгородью замечаю
Знакомый серп отточенной косы.
…Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу,
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока — и выбегу в грозу!
[1973]
ПАМЯТНИК
Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез.
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив ахиллес.
Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные рёбра каркаса
Мёртво схвачены слоем цемента —
Только судороги по хребту.
Я хвалился косою саженью:
Нате, смерьте!
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти.
Но в привычные рамки я всажен, —
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи.
И не знаю, кто их надоумил,
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мёртвых мертвей,
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец.
Подойти ко мне с меркой обычной —
Опасались.
Но по снятии мерки посмертной —
Тут же, в ванной,
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной.
А потом, по прошествии года,
Как венец моего исправленья
Крепко сбитый, литой монумент
При огромном скопленьи народа
Открывали под бодрое пенье,
Под моё — с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась,
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет,
Мой отчаяньем сорванный голос,
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан,—
Все там будем!
Я орал в то же время кастратом
В уши людям!
Саван сдёрнули — как я обужен! —
Нате, смерьте!
Неужели такой я вам нужен
После смерти?
Командора шаги злы и гулки!
Я решил: как во времени оном,
Не пройтись ли по плитам, звеня? —
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.
Накренился я — гол, безобразен,—
Но и падая, вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,
И когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров всё же
Прохрипел я: «Похоже — живой!»
И паденье меня и согнуло,
И сломало,
Но торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно —
Шито-крыто.
Я, напротив, ушел всенародно
Из гранита.
[1973]
СЛУЧАИ
Мы все живём как будто, но не будоражат нас давно Ни паровозные свистки, ни пароходные гудки.
Иные — те, кому дано, — стремятся вглубь и видят дно, Но — как навозные жуки и мелководные мальки.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте,
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почёте,
Другие — не заметили, а мы — так увернулись:
Нарочно ль, по примете ли — на правую споткнулись.
Средь суеты и кутерьмы, ах, как давно мы не прямы!
То гнемся бить поклоны впрок, а то — завязывать шнурок.
Стремимся вдаль проникнуть мы, но даже светлые умы
Всё излагают между строк — у них расчёт на долгий срок.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте.
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почёте,
Другие — не заметили, а мы — так увернулись:
Нарочно ль, по примете ли — на правую споткнулись.
Стремимся мы подняться ввысь, — ведь думы наши
поднялись,
И там парят они, легки, свободны, вечны, высоки.
И так нам захотелось ввысь, что мы вчера перепились,
И, горьким думам вопреки, мы ели сладкие куски.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте,
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почёте,
Другие — не заметили, а мы — так увернулись:
Нарочно ль, по примете ли — на правую споткнулись.
Открытым взломом, без ключа, навзрыд об ужасах крича,
Мы вскрыть хотим подвал чумной, рискуя даже головой.
И трезво, а не сгоряча, мы рубим прошлое сплеча,
Но бьем расслабленной рукой, холодной, дряблой, никакой.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте.
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почёте,
Другие — не заметили, а мы — так увернулись:
Нарочно ль, по примете ли — на правую споткнулись.
Приятно сбросить гору с плеч и всё на Божий суд извлечь,
И руку выпростать, дрожа, и показать — в ней нет ножа,
Не опасаясь, что картечь и безоружных будет сечь!
Но нас, железных, точит ржа и психология ужа.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излёте.
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почёте,
Другие — не заметили, а мы — так увернулись:
Нарочно ль, по примете ли — на правую споткнулись.
[1974]
* * *
Парад-алле! Не видно кресел, мест.
Оркестр шпарил марш, и вдруг, весь в чёрном,
Эффектно появился шпрехшталмейстер
И крикнул о сегодняшнем ковёрном.
Вот на манеже мощный чёрный слон,
Он показал им свой нерусский норов.
Я раньше был уверен, будто он —
Главою у зверей и у жонглёров.
Я был неправ, — с ним шёл холуй с кнутом,
Кормил его, ласкал, лез целоваться
И на ухо шептал ему… О чём?!
В слоне я сразу начал сомневаться.
Потом слон сделал что-то вроде па
С презреньем, и уведен был куда-то.
И всякая полезла шантрапа
С повадками заправских акробатов.
Вот выскочили трое молодцов,
Одновременно всех подвергли мукам,
Но вышел мужичок из наглецов
И их убрал со сцены ловким трюком.
Потом, когда там кто-то выжимал
Людей ногами, грудью и руками,
Тот мужичок весь цирк увеселял
Своими непонятными делами.
Он всё за что-то брался, что-то клал,
Хватал за всё… Я понял — вот работа.
Весь трюк был в том, что он не то хватал —
И дохватался — на весь цирк икота.
Убрав его — он был навеселе, —
Арену занял сонм эквилибристов.
Ну, все, пора кончать парад-алле
Коверных. Дайте туш, даешь артистов.
(1970-е]
ИНСТРУКЦИЯ ПЕРЕД ПОЕЗДКОЙ ЗА РУБЕЖ
Я вчера закончил ковку,
Я два плана залудил, —
И в загранкомандировку
От завода угодил.
Копоть, сажу смыл под душем,
Съел холодного язя
И инструктора послушал,
Что там можно, что нельзя.
Там, у них, пока что лучше бытово.
Так чтоб я не отчебучил не того,
Он мне дал прочесть брошюру — как наказ,
Чтоб не вздумал жить там сдуру как у нас.
Говорил со мной, как с братом,
Про коварный зарубеж,
Про поездку к демократам
В польский город Будапешт.
«Там, у них, уклад особый, —
Нам — так сразу не понять.
Ты уж их, браток, попробуй
Хоть немного уважать.
Будут с водкою дебаты — отвечай:
«Нет, ребяты-демократы! Только чай».