Печать ворона

— Не за что! — засмеялась Оля. — Я смотрю, ты еще можешь?

— Могу! — горячо признался Иван. — Только презервативов больше нет.

Олю это не слишком смутило. Она смотрела на Ивана, разве что не облизываясь:

— Ладно, давай так. Но только ты в меня не кончай! — строго, как учительница, произнесла она.

— Обещаю! — радостно воскликнул Иван и, хохоча, повалился на нее…

Уснули они поздно. А утром двери смежной комнаты тихонько открылись, и оттуда высунулась всклокоченная, лукаво улыбающаяся голова Кира:

— Эй, люди! Давай вставать, что ли?

Чай пили вместе, сидя вокруг журнального столика. Девчонки стреляли глазками, пряча довольные улыбки за чайными чашками. Кир двигал бровями то на Ивана, то на Олю, как будто спрашивая: ну как, хороша девчонка? Хороша, молча восхищенными глазами говорил Иван, улыбаясь и подмаргивая Киру. Это церемонно-лицемерное чаепитие: «А можно мне ложечку? — Возьми, пожалуйста. — А как вам спалось? — Спасибо, хорошо. — А вы ночью ничего не слышали? — Нет, а вы что-то слышали?», — смешило и возбуждало Ивана. Все прекрасно понимали, кто, с кем и чем занимался, но делали смущенно-непосредственный вид, будто ничего и не было.

— Ну, что, трахнул? — улучив момент, когда девчонки вышли в ванную, спросил Кир. Иван довольно улыбнулся:

— Еще как!

— Ха-ха! Ну и как? — живо спросил приятель.

— Что значит как?

— Ну, здорово пихалась?

— Высший класс!

— Слушай, Катька меня просто затрахала! — признался Кир. — Я ее и так и эдак, а ей все мало! Я думал, Оля поскромнее, но, видно, тоже ничего телка, да?

Иван молча кивнул. Во-первых, не «телка», а девушка, а во-вторых, не просто «ничего», а супер! Но Киру бесполезно объяснять.

Потом они проводили девчонок до метро, и Иван взял у Оли телефон. Он хотел поцеловать ее на прощание, но не решился. Постеснялся Кира. «Ничего, — подумал Иван, глядя, как Оля с подругой спускается по эскалатору в чрево подземки, — я ей позвоню, встретимся и еще нацелуемся…» Но он ошибался. Больше встретиться им не пришлось, а номер оказался неверным.

Отличное настроение подпортила Мария. Утром девчонки надолго оккупировали ванную и туалет, а ей надо было куда-то идти. Неугомонная соседка докопалась до Кирилла, забывшего выключить свет в туалете, и пока он одевался в коридоре, Мария высказала ему, что она думает про «всяких, которые шляются по чужим квартирам, да еще свет не выключают!» Кир не выдержал, послал ее по-дальше и ушел. А Ивану пришлось выслушать множество не слишком приятных слов о себе и своих друзьях.

А ведь поначалу Мария нравилась ему, угощала конфетами, но Иван становился взрослее, и понимал, что не все так просто. Коммуналка — это маленький островок, где жизнь проходит на виду у всех, и всякий поступок или сказанное слово может иметь далеко идущие последствия…

Явившийся на шум дядя Миша послушал выкрики жены, вытащил ее из коридора и затолкал в комнату. Ивану показалось, что сосед даже замахнулся, но, почувствовав спиной взгляд, оглянулся на Ивана и плотно прикрыл дверь. Еще несколько минут за стеной продолжалась перебранка. Мария кричала гадости про Ивана и его мать, дядя Миша говорил, что та сама не лучше. В конце концов, Иван ушел к себе, и, чтобы не слышать их, включил магнитофон.

А через три дня мама и двоюродная сестра проводили Ивана на призывной пункт.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Мое место слева, и я должен там сесть.

Не пойму, почему мне так холодно здесь?

Я не знаком с соседом, хоть мы вместе уж год.

И мы тонем, хотя каждый знает, где брод.

Поезд ехал в Москву. Иван и еще пять десятков призывников сидели в плацкартном вагоне под надзором сопровождающего офицера и двух здоровенных старослужащих, со снисходительной ухмылкой поглядывавших на зеленых юнцов. Где-то играли на гитаре, кто-то травил анекдоты, но взрывы смеха казались Ивану неискренними. Какой нормальный человек будет радоваться, если его насильно тащат куда-то, где явно не будет ничего хорошего. А душные разговоры офицера о патриотизме и чувстве долга вызывали лишь саркастическую усмешку. Патрио-тизм не в том, чтобы служить, думал Иван, глядя на проносящиеся столбы с циф-рами расстояния до Москвы, а в том, что ты пойдешь родину защищать, когда это действительно будет нужно. Как во время войны. Люди сами приходили на при-зывной пункт, даже мальчишки хотели воевать. И вообще, служить родине можно по-всякому. Необязательно носить автомат и каску.

Но что теперь говорить? Все решили за него. Теперь он солдат, и ближайшие два года придется вычеркнуть. Хорошо, что не три, как в Морфлоте.

Иван познакомился с ребятами из своего военкомата, и с ними вспоминал веселую и беззаботную гражданскую жизнь. Они говорили о прошлых пьянках и похождениях, о музыке и девчонках… Но Иван больше молчал, думая, что без на-стоящих друзей в армии будет нелегко. Среди этих лиц, взрослых и юных, грустных и веселых, трезвых и окосевших, открытых и угрюмых он не видел лица друга.

Когда офицер ушел в ресторан, сосед Ивана достал из объемистого рюкзака бутылку водки, и окружающие довольно зашумели. Бутылка пошла по рукам и быстро опустела. Иван, глотнув огненной воды, повеселел, а когда за стеной под гитару запели «Кино», быстро прошел туда и, прислонившись к полке, стал вполголоса подпевать: «Все люди — братья, мы — седьмая вода. И мы едем, не знаю, зачем и куда…»

Они пели, и на короткое время Иван забыл о тревогах, уже казалось, что два года — не срок. В конце концов, все через это проходили, и он пройдет! Вдруг вспомнилась Оля, ее мягкое, податливое тело, и внизу живота приятно заныло. Как жаль, что больше он с ней не увидится. Хотя, как знать — мир тесен. И велик. Все у него будет!

В Москву прибыли поздно вечером и тотчас отправились на другой вокзал, и уже на электричке приехали в Подольск. Военная часть встретила дождем и унылыми серыми воротами с красной звездой. Звездные врата открылись, и Иван вступил в армейскую жизнь.

Пестрой гомонящей колонной они вошли в часть. Иван с интересом оглядывался вокруг, уже зная, что здесь он проведет полгода. Это была учебка, потом их ждали войска.

— На месте стой!

Колонна остановилась. Разговоры затихли.

— Нале-во!

Несколько офицеров встали перед новоприбывшими.

— Слушаем меня внимательно! — громко и властно сказал один из них, видимо, старший по званию. В звездочках на погонах Иван пока не разбирался. — Вы пе-реступили порог воинской части, и с этой минуты начинаете жить по уставу. Теперь вы — солдаты, и свои гражданские дела и привычки должны оставить за этими воротами. Вы прибыли сюда служить, и, я надеюсь, будете служить Родине достойно и честно! Равняйсь! Смирно! Первая шеренга, два шага вперед шагом марш!

Призывники нестройно шагнули вперед.

— Третья шеренга, два шага назад шагом марш!

Иван сделал два шага назад.

— Первая батарея, — указал на первую шеренгу старший офицер, — вторая, третья.

Иван оказался в третьей, а приятели по плацкарту в первой и второй. Дальше все закрутилось с быстротой карусели: их отвели в баню, где они сняли с себя гражданское, наскоро помылись, а затем с нервным смехом примеряли новенькие галифе и кители. Веселее всего было с сапогами, потому что наматывать портянки никто не умел. Это обстоятельство никого не интересовало, их быстро вывели наружу, построили и привели к казарме. Там вручили несколько тупых ножниц и приказали: стричься! Парикмахеров среди новобранцев не было, но сержантам было пофиг: через час чтобы все под ноль! И они наскоро обкарнали друг друга. Кто-то имел глупость сказать, что стриг дома пуделя. К «мастеру» тут же образовалась очередь…

Затем явилось начальство.

— Я капитан Киселев, командир третьей батареи и ваш непосредственный начальник, — представился офицер, прохаживаясь перед застывшим строем. Его физиономия сразу не понравилась Ивану. Офицер долго говорил о воинском долге, трудностях, дисциплине и о чем-то еще. Иван слушал плохо, разглядывая двухэтажное здание казармы, в котором предстояло провести довольно большую часть своей жизни. Внимание Ивана привлекла ворона, откуда ни возьмись, явившаяся на крыше казармы. Птица прохаживалась по красной крашеной кровле, и ей, как и Ивану, было плевать на болтовню капитана.