Страница 71 из 77
Объективный взгляд:
И ревет, ревет… То ли от тоски по не свершившемуся чуду, то ли от жалости к своему одиночеству, то ли от бессильной злобы … Попасться на такой примитивный трюк! Как глупо, как унизительно…
Свинтус позвонил пять минут назад:
– Секундочку! – Марина торопливо дописала предложение, закрыла файл, будто Свинтус мог подсмотреть через телефон, взбила волосы, уселась по-турецки на диван и приложила трубку к щеке. – Рада тебе безумно!
И ведь действительно была рада. И похвастаться есть чем, и с нелегкой задачей справилась – Димке уже все описала. Теперь можно было и развеяться. Сговориться о встрече, потащить всех гулять. Пусть с Любочкой, пусть без нее… Ворваться в их размеренную обыденность, поразить собственной успешностью, хохотать и дружески похлопывать ступнями намокший от дождя асфальт. Сегодня непременно хотелось одеть что-нибудь на плоской подошве, чтоб поближе к городу…
– Как здорово, что ты позвонил. А у меня хорошие новости. Почти устроилась на работу. В журнал. Направленность, правда, странноватая, но мы это быстро поправим.
– На какую работу? Зачем тебе в журнал? Сколько можно все с начала начинать?
Свинтус критиковал, конечно, просто по инерции, и она на него совсем не обиделась – настроение не то было.
– Промолчу, что я тебе уже сообщала пару раз о своем бедственном положении, – улыбнулась победоносно, подмигнув отражению в зеркале. Одаривать заслуженными упреками всегда приятно, хотя, по правде говоря, довольно скверное это занятие. Но она тогда к самодисциплине совсем была не готова, и требовать с нее тогда было нечего. Улыбается – и то хорошо.
– Не припомню, – смущенно пробормотал Свинтус, конечно же, вспомнив все последние Маринины звонки и шутливые жалобы.
– Это потому, что твое заштампованное сознание всегда будет видеть во мне сильную и успешную даму, парящую над всеми победительницей. С одной стороны – мне это льстит, с другой – очень мешает, делая тебя бесполезным в критические моменты.
– Во накрутила! Слушай, я тебе потому, кстати, и звоню, чтоб момент твой еще более критическим не сделать. В общем, открываю я сегодня почту, а там спама – целый ворох. Ну, в смысле, рекламы не нужной, всем по интернет-почте такая приходит…
– Ты меня ни с кем не путаешь? – полоснуло Свинтусовской отчужденностью. Как ни старалась, Марина не могла избавиться от чувства, что говорит с человеком, который напрочь ее забыл. Даже запаха, наверное, ее уже не помнит… – Я ж не Любочка, в разъяснениях относительно интернета не нуждаюсь… – все-таки нашла в себе силы отработать пути к контакту. – Свинтус, это я! Свои! Мы ж вместе с тобой сутками, в отсутствии Интернета, острые приступы клаустрофобии ощущали…
– Мало ли, вдруг ты забыла все, с тебя станется, – и неловкость этих равнодушных оправданий все больше портила ей настроение. – А рассказать тебе хочу следующее. Открываю нечаянно одну из реклам на прошлой неделе и читаю: «ручка для агента 007 – все, что вы ею напишете, бесследно исчезнет спустя время, а потом снова появится, и опять исчезнет».
Театральная пауза после этих слов ничего особенного Марине не сказала, никакой трагедии она пока не обнаружила и ждала, скептически сощурившись, продолжения. Ожидала, разумеется, какой-нибудь шутки, или еще чего отвлеченного…
– Не понимаешь? – Свинтус явно сердился. – Ладно, рассказываю дальше. Я сразу все понял, связался с производителями, повез свою машину на экспертизу. Ничего не бесследно исчезают эти чернила – хорошо, правда, что я салон еще не мыл, – остаются кусочки этой гадости. Так вот, надпись, тобою увиденная, ну все эти твои послания с того света – не что иное, как чья-то злая шутка. Понимаешь?
До Марины начало доходить. Лицом побелела, но виду пока не подала, переспросила несколько раз, убедилась на подробностях.
– Провели экспертизу, выявили. На бардачке моей машины остались следы появляющихся и исчезающих чернил. Именно тех, которые через пятнадцать минут после написания проявляются, потом минуту держатся, исчезают и через пять минут снова появляются. Потом исчезают уже навсегда. Вообще разработки секретные, но сейчас все попало в руки коммерсантов, поэтому в продаже найти можно… Ты слышишь меня? Не ведись! Кто-то, знаю твою легковерность и предрасположенность, намеренно пытается обмануть. Не знаю уж, чего добиваются. То ли с ума хотят свести, то ли заставить верить в то, что твои выдумки про контакт с Дмитрием – правда.
– Но ведь…– она вздохнула только, и понуро опустила голову. Только тогда почувствовала, на чем держалась в последнее время – на вере в Димку. На ощущении постоянного его присутствия и покровительства. И не хотела бы просыпаться по утрам, но должна была – знала, что есть существо, которому не безразлично, которое наблюдает и участвует. Она действительно верила в него! Она так верила…
Все становилось на свои места. И ГАИшник, который в строго назначенное время Свинтуса из машины вытащил, и все, что было в поезде, и лестничная клетка Артура…
– Мой тебе совет, – Свинтус продолжал говорить. – Немедленно пойди напиши заявление. Для перестраховки, чтоб шутники эти – если с серьезными намерениями – побоялись дальше соваться. Только сразу предупреждаю, – тут Свинтус сменил тон, и Марина ясно поняла, отчего он так долго молчал, и, хотя еще на прошлой неделе во всем разобрался, ей, Марине, ничего не говорил, – Предупреждаю, что с тобой никуда не пойду и участвовать в этом мероприятии не буду. Мне некогда. И так дома почти не бываю, еще не хватало в твои приключения занырнуть. Пора становиться взрослой, Марина. Я тебе информацию передал, а ты иди пиши заявление. Сама, без меня…
Он убеждал так напористо, защищался так яростно, будто Марина нападала и что-то от него требовала. И было очень горько, что он так относится. Да. Всю жизнь звонила ему по малейшему пустяку. Но ведь не из-за беспомощности, а от родства душ. От искреннего желания поделиться приключениями, а в обузы напрашивать никогда не собиралась…
– Успокойся, – сказала каменно. – И не думала даже просить тебя о помощи. Все и так ясно. За инфо спасибо. Писать никому не буду. Это все… – тут поняла, что уже с собой не справляется, и окончила разговор очень скомкано. – Это все просто шутка. Подумаешь… Извини, мне бежать надо.
Отшвырнула телефон и давай реветь. В голос, будто одна во всем мире. Потом сообразила – не время привлекать соседское внимания – подушкой рот затыкать принялась. Но рот громкий, сильный, фиг с ним справишься… И трясется вся, и на телефон дико так погладывает.
Ждет, глупая, ждет, что Свинтус перезвонит. Почует неладное, вытащит…
Когда стало ясно, что звонка не последует, Марина довольно быстро успокоилась. Села за ноутбук написать Димочке. Надо ж адресата оповестить о его собственном несущестовании.
Дописала, и вдруг такой прилив ярости ощутила.
– Никого! – шепчет, – Ни Димки, ни Артура, ни Свинтуса… Никого не осталось! Что ж, я и сама еще многое могу. Вы у меня все еще попляшете!
Оделась наскоро, в зеркало и не глянула. Все оставшиеся деньги из карманов повыковыривала, вооружилась длинным острым зонтом и двинулась вон из квартиры.
«С таким лицом идут убивать» – подумал старик у подъезда, и потому Марину не остановил и, как обычно, «за жизнь» расспрашивать не стал.
А зря. Ей нужен сейчас был останавливающий.
Опять объективный взгляд:
Объективность объективного взгляда заметно расшаталась. Сбилась, как прицел, и болтается теперь безнадежно свернутой гусиной шеей. Но я продолжаю повествование. Молчать – значит, совсем забросить анализ и самооценку. Я пытаюсь разобраться в мотивах, отличить ложь от выдумки, шутку от оскорбления… Философствую. Потому что, пока не поздно еще, нужно вынести вердикт – оправдывать Марине Рыбку с Лиличкой, или наказывать… И если в этом не разобраться немедленно, то Марина моя на эмоциях столько наворотит, что потом никогда не разгребешь. Как Ринка с Димочкой…