Цвет надежды

Листок пергамента, исписанный аккуратным аристократическим почерком, лежал рядом с ее щиколоткой, поверх письма Пэнси. Сон. Миф. Выдумка.

* * *

Треплет ветер бумажные крылья,

Испещренные множеством строчек.

Пред стихией чернила бессильны —

Я с трудом различаю твой почерк.

Я застыла у самого края,

Подо мной простирается бездна.

Говорят: человек не летает.

Говорят: я шагну и исчезну.

Говорят: не изматывай душу,

И со временем чувства остынут.

Я прошу тебя, ты их не слушай,

И тогда меня крылья поднимут.

Драко Малфой пристально смотрел на колдографию. Он попросил Тома принести книгу из его комнаты. Сначала Драко не заметил снимка, потому что сияющий, как новогодняя игрушка, Томас Уоррен загадочно улыбался и на все вопросы отвечал, что расскажет все, когда Драко поправится. Мальчишка притащил сладости. Драко вежливо отказался, объяснив тем, что скоро должна прийти Нарцисса с ужином, и сладости придется оставить на десерт. Том еще какое-то время смущал Драко своим счастливым видом, а потом умчался на праздничный ужин. Драко потер макушку и открыл книжку. Вот тут-то снимок и выпал. Сначала юноша не мог понять, что это. А потом вспомнил. Летом они смотрели альбом с колдографиями в его комнате, и, когда Нарцисса уходила, прихватив альбом, снимок выпал. А потом все так закрутилось, что Драко совсем позабыл, что сунул его в книжку.

И вот сейчас он смотрел на свою мать, и ему отчего-то было грустно. На снимке ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Он точно не знал — даты не было. Она стояла на берегу озера и счастливо смеялась. Ее платье было почему-то разорвано, а на коленке был криво наклеенный пластырь. На вопрос о шраме на колене она когда-то ответила, что получила его до Люциуса… Как же она сказала?.. Это был самый счастливый день в ее жизни? И теперь, глядя на солнечную улыбку, Драко в это верил. Наверное, нужно очень любить человека, чтобы улыбаться ему так. В какой-то момент Драко даже показалось, что это та Нарцисса, с которой он провел день на пляже. Будто он сам сделал снимок. Вот только девочка на колдографии была моложе его самого. Но ведь ее кто-то фотографировал. На кого-то она смотрела так. Не на Люциуса… Почему-то нестерпимо захотелось спросить: кто это был? Наверное, мальчик, ставший потом аврором.

А ведь все было бы иначе, если бы тогда Нарцисса сделала другой выбор. Она бы не стала такой, какой стала сейчас. Вся жизнь пошла бы по-другому. Эта жизнь, возможно, не была бы такой правильной, возможно, была бы менее обеспеченной или же менее… предсказуемой, но это была бы ее жизнь, а не свод правил и предрассудков.

Драко вздохнул, отводя взгляд от улыбающейся девочки. Смотреть на нее было невыносимо. Словно укор, живое напоминание. Он перевернул снимок и вновь увидел на обороте строчки, написанные небрежным почерком.

«Мое самое лучшее творение».

Драко закусил губу. Почему-то ему показалось, что эта фраза относились не только к колдографии. Кто был этот человек?

В проеме, который после ухода Поттера он так и не позволил закрыть ни Тому, ни Нарциссе, появилась… Гермиона Грейнджер.

Вошла, молча опустилась на стул для посетителей и, закинув ногу за ногу, обхватила колено руками.

— Кто-нибудь, закройте гостиную Гриффиндора снаружи, — глядя в потолок, пробормотал Драко.

Девушка не ответила, лишь слегка улыбнулась.

— Там праздничный ужин, — произнес Драко, по-прежнему глядя в потолок. — Фейерверки, конфетти, дурацкие колпаки и жирная индейка.

— А здесь — ты, — просто ответила она.

Драко перевел на нее взгляд. Один раз принять решение, и ты получишь ту жизнь, которую заслуживаешь. Ты сам кузнец своего счастья.

Юноша положил снимок в книгу и со стуком ее захлопнул. Снова посмотрел в карие глаза.

Ему хотелось спросить, на черта она рассказала все Поттеру? С чего решила, что кому-то стоило об этом знать? И вообще, сколько она еще будет над ним издеваться, сидя вот так, совсем рядом, с этим своим невозможным взглядом, от которого что-то жжет в душе? Но он лишь откинулся на подушку, глядя на нее, как на неведомое чудо света, явившееся сюда в награду или же в наказание. А скорее и для того, и для другого. Потому что в любви всегда так. Если бы Драко не был таким уставшим, наверное, вздрогнул бы от этой мысли. Видимо, хорошо его все-таки шарахнуло, раз на ум пришло слово «любовь».

Гермиона же сидела на неудобном стуле и понимала, что вот это — счастье. Огромное и безграничное счастье в этом маленьком уголке лазарета, отгороженном белыми ширмами. Счастье — сидеть здесь, смотреть на него и не слышать «я хочу, чтобы ты ушла». Видеть, как в серых глазах что-то меняется, словно тает.

Гермиона могла бы не молчать. Рассказать о том, что наконец созналась во всем друзьям, и теперь ей больше нечего терять. А еще, и это самое главное, она поговорила с его матерью, и, кажется, они поняли друг друга. А Северус Снейп, которого она встретила полчаса назад в одном из коридоров, даже не снял баллы со студентов, практиковавшихся в веселящих чарах. И это тоже необычно. А еще… за окном такая метель, какой давно не было, и даже почтовые совы перестали летать.

Но все это было таким неважным… здесь. Потому что за эти несколько часов она отчетливо поняла, что весь этот мир с его безнадежной и нелепой войной не черно-белый. У него есть еще и серый цвет — цвет глаз Драко Малфоя.

— Хочешь чаю? — наконец произнесла она.

— Пришло время оранжевых слоников? — откликнулся он.

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Какие получатся.

Он посмотрел на нее из-под упавшей челки и не ответил «нет».

Гермиона достала из кармана волшебную палочку.

* * *

Арка… Арка безнадежности. Арка смерти. Арка невозвращения…

Рваный занавес, притягивающий взоры и манящий, словно шепчущий: «Шагни, приоткрой».

Сколько людей манило ее загадкой! Сколькие шагнули за нее! Их голоса до сих пор слышат избранные. Те, кто видел смерть и боль…

Арка… Смерть…

Худощавый мужчина нетерпеливо отбросил с лица прядь седых волос. Много месяцев он жил здесь. Он не задавался вопросом, где находилось это «здесь». Здесь вообще ничего не спрашивали, ничему не удивлялись. Здесь просто жили. Десятки, сотни людей. Разных возрастов и разного цвета кожи. Они говорили на разных языках. Они жили, выполняя определенный набор привычных действий. Это было похоже на любой другой город. За исключением того, что здесь не задавались вопросы о прошлом. Прошлого просто не было. Казалось бы, можно грызть землю, лишь бы что-то узнать, но никто не пытался. Словно это естественно — появляться из ниоткуда и оставаться здесь навсегда. Вот и мужчина с внимательным взглядом не задавал вопросов. До недавнего времени.

Но однажды все изменилось. Видения. Сначала мрачные. Холод. Грязь. Страх. Потом привычные. Пыльные гардины, резкий крик женщины, которая всегда в чем-то обвиняет. А потом… Смеющиеся лица. Девушка с серыми глазами. Девушка со звонким голосом. Мальчишка с растрепанной шевелюрой, мальчишка с не по-детски серьезным взглядом. Цветные сны. Яркие картинки. Все это вылилось в то, что сегодня он отчетливо понял: его место не здесь. Ему нужно отсюда уйти.

И вот он уже довольно продолжительное время пробирался сквозь заросли. Он не знал дороги, но чувствовал, что идет верно. Привычным движением отводил ветки от лица и внимательно оглядывал тропу. Он не помнил, кем был раньше. Помнил лишь, что отсюда нужно выйти. Непременно.