Цвет надежды

И ты ясно поймешь — безопасней свернуть…

Что ты выберешь?

— Твой обжигающий Свет.

Жизнь почти всегда дает Шанс…

Гермиона смотрела на директора Хогвартса, боясь поверить в невозможное. Вдруг все еще можно исправить? Вдруг…

— Время можно повернуть вспять, — как заклинание выговорила девушка.

Дамблдор устало улыбнулся.

— Не всегда, Гермиона. Для того чтобы исправить конец этой истории, нужно было бы вернуться к ее началу. Присядь.

Гермиона послушно опустилась в указанное кресло, не отрывая взгляда от лица старого волшебника. Казалось, Альбус Дамблдор разом постарел на несколько десятков лет. Видимо, сегодняшний день не прошел для него даром. Гермиона вспомнила, что проекция — заклинание, отнимающее большую часть магических сил проецирующегося, а нередко и жизнь.

Директор тяжело опустился в свое кресло и погладил длинную бороду.

— Эта история слишком стара, чтобы изменить ее, просто повернув время вспять. Заклинание было наложено на Драко Малфоя в момент его рождения. Даже чуть раньше — в момент его появления в этом мире. Но задумано все это было гораздо раньше. Эта история началась с появления в Хогвартсе Томаса Риддла. Наверное… Или же еще раньше — с бунта Салазара Слизерина. Нет, Гермиона, каждое событие, в которое оказывается вовлечена магия, развивается по такой спирали, что учесть все нюансы невозможно. Вспомни лето. Я хотел уберечь Гарри, и что из этого вышло? Драко сейчас оказался на той башне. Возможно, не появись ты в его жизни, он и не задумался бы над своим выбором, принял бы Метку и стал верным человеком в том лагере, — директор вздохнул.

— Но вы же как раз хотели… — сипло выговорила Гермиона, чувствуя, что подбородок по-прежнему дрожит, — вы ведь хотели, чтобы он задумался и не стал сторонником Волдеморта. Разве нет?

— Хотел… Хотел, девочка. Только чем обернулось мое желание?

Гермионе вдруг впервые стало жаль директора Хогвартса. Она сама удивилась этому чувству, потому что великий волшебник, стоящий на пьедестале слишком высоком для простых земных чувств, вдруг показался безгранично усталым человеком, который мог бы быть ее дедушкой. Ответственность — это умение держать ответ перед своей совестью. Так он когда-то сказал?

— Вы… хотели, как лучше, — неловко проговорила Гермиона, понимая, что это слабое утешение, и осознавая, что человек, привыкший принимать на себя вину за всех волшебников, вышедших из этих стен, никогда не будет искать оправдания для своих действий.

Директор улыбнулся.

— Ты всегда стараешься видеть в людях лучшее, даже то, что они сами порой не видят… или же не желают видеть.

Гермиона опустила взгляд к своим ладоням. Вдруг показалось, что силы иссякли, и если сейчас понадобится встать и пойти куда-то, она просто не сможет. Нет. Не получится из нее героя, спасителя и… заботливого боевого товарища. В носу вновь защипало.

— Но как можно это исправить?

— Поговори с ним.

— С кем? — не поняла Гермиона.

— С Драко Малфоем.

Девушка сжала ворот свитера, открыла рот, судорожно вздохнула и снова закрыла, так ничего и не сказав. Поговорить? Вернуть этот разговор в музыкальной гостиной? Но что она может добавить к тому, что уже сказала. Разве что…

— Драко сейчас в лазарете.

Слова Дамблдора не сразу улеглись в сознании. А когда она все же уловила смысл, подскочила в кресле, как ужаленная.

— Он здесь? В Хогвартсе? Но как?

— Проекция позволяет осуществить направленный выброс энергии. Один. Его хватило на перенос Драко по пути, отмеченному портключом.

Гермиона почувствовала, как сердце пропустило удар и тут же заметалось в грудной клетке. Он здесь! Он жив! Но тогда…

— Но… тогда фигура на снегу… Это…

Дамблдор опустил взгляд, и Гермиона вдруг подумала, что Люциус Малфой учился в этих стенах и, наверное, был по-своему дорог директору, как каждый ученик, когда-то переступивший порог этого замка.

— Это… отец Драко?

Дамблдор медленно кивнул и негромко произнес:

— Изначально Драко должен был переправить себя и миссис Малфой при помощи портключа в Хогвартс. Думаю, если бы ему удалось, он переправил бы и Люциуса. Мне показалось, что что-то произошло между ними там. А потом все пошло так, как пошло. Нарцисса отправилась одна, а Драко сделал то, что сделал.

— Но почему он это сделал? — Гермиона вновь почувствовала холод в груди при воспоминании о его поступке.

— Наверное, он просто не поверил.

Директор замолчал.

— Кому? — не выдержала девушка. — Кому он не поверил?

— Мне.

— Я… не понимаю. Он знал о проекции?

— В определенном смысле. Он знал, что не будет там один.

— И он не поверил… — протянула Гермиона, а потом вскинула голову, озаренная внезапной догадкой. — Он знал, что вы сможете сделать что-то одно. И… знал, что вы выберете смерть Волдеморта. Он должен был исчезнуть с башни, чтобы вы могли не выбирать, или чтобы не знать, что вы выберете… Он поэтому? Из-за Волдеморта?

— Не знаю, Гермиона. Он и сам, по-моему, не до конца понял, из-за чего. Одно я знаю точно: он просто не верил. Отчасти поэтому я и решил удовлетворить твою просьбу, дав тебе заглянуть в Омут памяти и увидеть эту… историю. Теперь ты сможешь понять, что там произошло, потому что лучше один раз увидеть все своими глазами. Я бы не смог описать всю сложность поступков тех, кто находился на площадке.

— Не верил… — повторила Гермиона. — Вчера он не поверил мне, сегодня вам… Он… он просто разучился верить.

— Потому что мы не давали ему такой возможности, — откликнулся Дамблдор. — Профессор Снейп прав.

Гермиона обхватила себя за плечи.

— Я не знаю, что ему сказать. Я… говорила с ним утром, и он все равно оказался там, на башне.

— Он сделал это ради матери.

— Да, я… понимаю. Просто…

Гермиона вспомнила пустой, ничего не выражающий взгляд серых глаз; в нем не осталось ничего — ни злости, ни такого привычного раздражения. Только тусклая, обреченная пустота.

— Я… не знаю.

— Иногда лучше жалеть о совершенном поступке, чем о несовершенном. Да и правда — слишком тяжелая ноша, чтобы долго нести ее в одиночку.

— Я… попробую.

Девушка подняла взгляд и увидела, что Альбус Дамблдор устало откинулся на спинку кресла.

— Вам плохо? — обеспокоенно спросила она.

— Нет… Нет, девочка. Все в порядке.

— Позвать мадам Помфри? — Гермиона вскочила с кресла.

Директор поднял на нее взгляд и улыбнулся. Так привычно, словно ничего плохого не произошло. И Гермиона вдруг подумала, что его никто не в силах излечить. Даже самые лучшие колдомедики. Ведь это… он, почти всесильный. Почти…

— Хотите чаю? — негромко предложила девушка.

— С лимоном, — откликнулся директор.

Гермиона взмахнула волшебной палочкой, и перед Альбусом Дамблдором появился чайный сервиз. Светло-серый. Цвет неопределенности. Второй в ее жизни сервиз не на оценку. Директор поблагодарил, взял в руки кружку и сделал большой глоток.

— Я… пойду?

— Да, Гермиона, иди. Удачи тебе.

— И вам.

Директор Хогвартса перевел взгляд с закрывшейся двери на кружку с дымящимся напитком. Чай пах травами. Дамблдор привычно разложил в уме запах на компоненты.

Он ждал этого дня шестнадцать лет. Дня, когда начнется открытая война. Старый волшебник помешал чай серебряной ложечкой. Сегодня он использовал заклинание проекции второй раз в жизни и понял, что постарел. Пятьдесят лет назад он отделался легким головокружением и двумя ночами бессонницы. Сегодня же он… устал. Устал так, что, казалось, даже мысли возникали в сознании слишком медленно. И сегодня, в отличие от первой попытки, у него не было времени восстановиться. Началась большая игра. Игра, в которой он сделал свой первый ход — спас мальчика. Альбус снял очки и положил их на стол, прикрыв глаза. Магическая усталость несхожа с физической. Она словно открывает шлюзы, через которые вырывается все, что накопилось в тебе за эти годы. Из каждого закоулка сознания, из каждой клеточки тела. Менее сильные волшебники становились лишь телесной оболочкой. Альбусу же выброс энергии… помог. Словно вместе с магическим зарядом вырвался на миг весь его накопленный опыт, и он освободился от груза, определявшего его взгляды последние годы. Он слишком давно был ребенком и забыл, как может выглядеть мир, если не разлагать его на составляющие, не искать мотивов всем поступкам и не продумывать шаги на несколько ходов вперед. Озарение! Когда в темноте, накрывшей на миг, его проекционная оболочка различила узоры снежинок, таявших на лице Драко Малфоя. Озарение! Когда он не слышал стук собственного сердца, зато улавливал шепот вечности.