Страница 22 из 33
И хотя не во всех странах – пионерах индустриализации либерализационная направленность революционных преобразований смогла реализоваться сразу и в полной мере, в целом потребности развития предпринимательства пробивали себе дорогу. Это в конечном счете приводило к формированию достаточно гибкой системы институциональных отношений, способной адаптироваться к разнообразным проблемам и новым требованиям. Поэтому странам – пионерам индустриализации в основном удалось решить ключевую проблему – обеспечить способность институциональной структуры общества к адаптации – в рамках кризиса ранней модернизации.
Несколько иные проблемы были связаны с модернизацией в странах умеренной отсталости. Для них, как и для стран-пионеров, в целом характерна индустриализация под воздействием рыночных стимулов в рамках сформированных рынком институтов. Поэтому и здесь препятствующие свободе экономической деятельности ограничители оказывали негативное влияние на процесс индустриализации. Так, в Германии вплоть до революции 1848 г. не были устранены административные препоны, тормозящие железнодорожное строительство, в том числе ограничения на создание акционерных обществ[64], а также административное регулирование угольной промышленности. Либерализация промышленной политики в постреволюционный период способствовала резкому ускорению индустриализации, сопровождавшейся одним из самых впечатляющих инвестиционных бумов XIX в.[65]
В то же время проблема концентрации ресурсов, необходимых для индустриализации, для этих стран была гораздо важнее, чем для стран-пионеров. На то было несколько причин. Так, в период вступления стран умеренной отсталости на путь индустриализации лидирующими отраслями промышленности становились капиталоемкие производства – металлургия, машиностроение, химия. Кроме того, потребности догоняющего развития, ускоренного создания необходимой промышленной инфраструктуры не позволяли опираться лишь на эволюционный процесс накопления капитала за счет прибыли, характерный для более ранних этапов индустриализации.
Необходимость концентрации ресурсов влекла за собой многообразные структурные последствия, которые также можно рассмотреть на примере Германии. Во-первых, изменились формы и размеры предприятий. «В отраслях, подобных угольной промышленности и черной металлургии, в тяжелом машиностроении и химии семейные фирмы все более уступали место акционерным обществам. В 1887–1907 гг. в сотне крупнейших промышленных предприятий четыре пятых были акционерными обществами» (Tilly, 1996. Р. 112). Во-вторых, совершенно новую роль в процессе индустриализации стали играть банки. В отличие от Англии, где они обслуживали в первую очередь краткосрочные потребности предприятий, в Германии возникли финансовые институты совершенно нового типа – универсальные банки. Они ориентировались не только на краткосрочные, но и на инвестиционные нужды промышленности и, помимо финансового контроля, оказывали существенное влияние на стратегию и тактику предприятий. По мнению А. Гершенкрона и некоторых других исследователей, именно эти банки, способствуя масштабным капиталовложениям и созданию крупных предприятий в тяжелой промышленности, стали основной движущей силой германской индустриализации. Схожую роль играли банки в индустриализации Австрии, Италии и некоторых других стран.
Эффективность крупных финансово-промышленных структур, способных в значительной степени регулировать рынки[66] и взаимодействовать с государством, позволяла осуществить индустриализацию в странах умеренной отсталости без последовательного устранения ограничителей, характерного для стран-пионеров. Не было необходимости полностью ликвидировать вертикальные, иерархизированные социальные отношения, решительно порывать с государственным патернализмом, отстаивать свободу конкуренции, поэтому многие страны умеренной отсталости смогли приспособиться к потребностям модернизации без радикальных революций, постепенно трансформируя свою структуру в ходе преобразований «сверху». В их результате государственная политика сохраняла гораздо больше традиционных черт, чем в странах – пионерах индустриализации.
Однако подобный путь трансформации был чреват новыми потрясениями. Не проведя последовательных либерализационных преобразований в политической и институциональной сферах, сохраняя встроенные ограничители, оставшиеся от традиционного общества и появившиеся на этапе индустриализации, страны умеренной отсталости не смогли в условиях кризиса ранней модернизации приобрести адаптационный потенциал, необходимый для гибкого приспособления к изменяющимся условиям экономического роста. Предпосылки их эволюционного развития так до конца и не сформировались, общество осталось уязвимым для революционных катаклизмов. Это в полной мере проявилось в условиях глубокой дестабилизации первой трети XX в., сформировавшей условия для так называемых фашистских революций.
Социальная подоплека становления фашистских режимов, которую Б. Мур видел в компромиссе господствующих классов – буржуазии и лендлордов, – также неотделима от проблем, связанных с экономической отсталостью. Столкновение интересов землевладельцев и буржуазии по поводу сельскохозяйственного протекционизма неизбежно возникало в различных странах и существенно влияло на пути их развития. Но в Англии оно в конечном счете привело к решительной победе нового промышленного класса, а в Германии – к политике классового компромисса с далеко идущими политическими и социальными последствиями[67]. Однако в момент решения этого принципиального для дальнейшей судьбы страны вопроса доля занятых в сельском хозяйстве Германии составляла почти 50 %, тогда как в Англии – лишь 27 %. Проведя это сопоставление, К. Борчард замечает: «В известном смысле Германия оказалась в плену своего положения страны догоняющего развития» (Borchard, 1973. Р. 155).
В странах глубокой экономической отсталости складывалось еще более сложное положение, поскольку там приходилось одновременно и в короткие сроки решать целый комплекс задач – развитие крупного производства, синхронное создание связанных между собой отраслей, осуществление масштабных инфраструктурных капиталовложений. Кроме того, в этот период усиливались противоречия, характерные уже для второго кризиса, кризиса зрелого индустриального общества. Подобная ситуация существенно модифицировала предпосылки, необходимые для успешной модернизации, делала этот процесс еще более конфликтным, чем в рассмотренных выше странах.
Во-первых, столь масштабная концентрация ресурсов оказывалась не под силу частным экономическим агентам. В этих условиях «государство, подталкиваемое своими военными интересами, берет на себя роль главной движущей силы экономического прогресса в стране» (Gerschenkron, 1962. Р. 17). Независимость предпринимателей от государства перестала быть необходимой предпосылкой успешной экономической экспансии. Наоборот, близость к государству, доступ к военным заказам гарантировали устойчивое экономическое развитие.
Во-вторых, необходимо было найти источники и сконцентрировать средства на осуществлении догоняющей индустриализации. Реально выбор был невелик: либо выжать эти средства из традиционной экономики, в первую очередь аграрного сектора, либо получить их за счет внешних источников финансирования. На практике обычно использовалась та или иная комбинация обоих способов, однако и тот, и другой путь был глубоко конфликтным. Аграрный сектор испытывал давление двух взаимоисключающих требований: с одной стороны, успешная индустриализация предполагала динамичное развитие сельского хозяйства, с другой стороны, перекачивание ресурсов в развитие промышленности оставляло весьма ограниченные возможности для развития этого сектора, закрепляло его отсталость и неэффективность. Это резко усиливало противоречивость и социальную конфликтность процесса индустриализации[68].
64
В странах, начавших индустриализацию на более ранней стадии, подобные ограничения также существовали, но не играли столь принципиальной роли, поскольку накопление капитала шло более эволюционным путем.
65
Характерно, что и более ранняя волна индустриализации, начавшаяся с конца 1830-х годов, происходила в условиях временного уменьшения государственного вмешательства в железнодорожное строительство в первой половине 1840-х годов, хотя не менее важную роль здесь сыграло формирование Таможенного союза германских государств {Zollverein).
66
А. Гершенкрон отмечал в этой связи: «Банки отказывались терпеть братоубийственную борьбу среди тех, кого они породили. Благодаря преимуществам централизованного контроля, они всегда могли быстро оценить прибыли от картелизации и слияния промышленных предприятий» (Gerschenkron, 1962. Р. 15).
67
«В 1880 году Германия встала на путь «неомеркантилизма», на путь «государственного социализма» и, принимая во внимание начавшиеся тогда же колониальные захваты, на путь «империализма» (Gerschenkron, 1962. Р. 155).
68
А. Гершенкрон совершенно справедливо отмечал принципиальную разницу в положении французского и российского крестьянина в период индустриализации: «В России отношение крестьян к экономическому развитию было гораздо более негативным, чем во Франции. Французские крестьяне страдали от определенных форм широкомасштабной эксплуатации в деревне, но они могли невозмутимо наблюдать за экономическим развитием вне аграрного сектора, даже проявляя к нему интерес. Российская же индустриализация негативно влияла на положение крестьян…» (Gerschenkron, 1968. Р. 270).