Страница 9 из 19
Политические приоритеты определились довольно быстро. Фактически была сделана попытка силовыми методами (или угрозой применения силы) законсервировать или даже несколько вернуть назад политическую ситуацию. Речь не шла о восстановлении традиционного социализма, но имелось в виду «навести порядок» и на этой почве провести ряд экономических мероприятий стабилизационного характера. Отчетливой программы действий, пожалуй, не было ни у кого. Было лишь ясное желание – остановить развал. И добиться этого считали возможным в рамках политического курса, который можно определить как консервативно-стабилизационный [32].
С одной стороны, союзное руководство попыталось остановить центробежные тенденции, которые явно вели к распаду СССР. Это, действительно, была сердцевина политического кризиса. И в начале 1991 г. союзные власти провели силовые акции в Прибалтике, призванные продемонстрировать готовность к жестким и решительным действиям. В заявлениях М.С.Горбачева зазвучали несвойственные ему ранее угрожающие интонации.
По сути, это была попытка повторения классического цикла экономико-политического развития социалистической страны (см. об этом выше). Однако было уже поздно. Партийная вертикаль была если не окончательно разрушена, то, во всяком случае, полностью дискредитирована. Общественные движения (включая забастовочные) были на подъеме. У субъектов Федерации появились легитимные органы власти[33].
Всеобщее неприятие курса силовых акций заставило М.С. Горбачева отступить, и с мая 1991 г. начинается переговорный процесс между руководителями девяти республик и СССР об основах формирования нового Союза (так называемый «Ново-Огаревский процесс»). Вместе с тем неучастие в этом процессе ряда субъектов федерации означало фактическое признание их возможности покинуть Союз.
С другой стороны, Кабинет министров попытался продемонстрировать жесткость курса своей экономической политики.
Курс, взятый В.С. Павловым, свидетельствовал о сильном влиянии ВПК, склонного к силовым методам решения хозяйственных и политических проблем, более других секторов заинтересованного в укреплении госсобственности в противовес альтернативной экономике и слабо зависящего в своей производственной деятельности от внешнеэкономических связей. В программном интервью премьера[34] в качестве первоочередных задач правительства выдвигались усиление центральной власти, развитие тяжелой промышленности, ее форсированная модернизация самим государством, проведение «малой» приватизации на основе единой общегосударственной собственности, сохранение в основном коллективного землепользования в сельском хозяйстве. Одновременно он обвинил ряд частных банков Швейцарии, Австрии и Канады в стремлении дестабилизировать политическую ситуацию в СССР, еще более снизить курс рубля и затем скупить по низким ценам значительную часть отечественных средств производства. В официальных заявлениях вновь появились рассуждения о необходимости защиты страны от происков международного капитала. Президент своим указом санкционировал прямое вмешательство органов МВД и КГБ в хозяйственную деятельность предприятий (включая совместные) на территории СССР. Все это резко ограничило интерес зарубежных партнеров не только к инвестиционной, но и к торговой деятельности с Советским Союзом.
Суть нового курса в экономической политике состояла в поддержке и укреплении традиционных государственных хозяйственных структур, сосредоточении в руках государства финансовых и материальных ресурсов, чтобы, используя традиционные для советской системы инструменты, обеспечить преодоление кризиса и технологический прорыв в некоторых ведущих отраслях народного хозяйства. Альтернативные экономические структуры здесь остаются на второстепенных ролях, и их активное включение в хозяйственный процесс в лучшем случае переносится в будущее.
Весьма важным было наконец-то состоявшееся решение о пересмотре розничных цен. Прежде всего оно имело политическое и психологическое значение: это было первое за несколько десятилетий решение об изменении практически всех цен, что нанесло непоправимый удар по традиционному советскому менталитету, ориентированному на стабильность цен.
Наконец, в деятельности Кабинета министров явно проявилась тенденция, которая в будущем станет одной из определяющих, – концентрация власти в руках исполнительных институтов за счет представительных с дальнейшей персонификацией этой власти. В июне 1991 г. В.С. Павлов потребовал у Верховного Совета фактически чрезвычайных полномочий для проведения стабилизационной политики.
Однако все попытки союзного руководства перевести развитие на рельсы консервативной стабилизации не приводили к сколько-нибудь ощутимому результату. Центробежные процессы приобрели инерционный характер, а консервативные меры ассоциировались в общественном мнении с возвращением к доперестроечным временам, что было тогда крайне непопулярно.
Законодатели воспротивились передаче Кабинету особых полномочий. Более того, явственно обнаружилась своеобразная дихотомия союзных институтов власти: в то время как правительство стремилось притормозить процессы системных преобразований, Верховный Совет СССР работал над целым рядом законодательных актов, призванных создать правовую базу формирования и функционирования рыночных структур (законопроекты о приватизации, о предпринимательстве, новые Основы гражданского законодательства и т. д.). И он не был готов ни к отказу от части своих полномочий, ни к пересмотру своей законотворческой программы.
Не дала желаемого эффекта и попытка стабилизации ситуации на потребительском рынке путем пересмотра цен. Острота проблемы «денежного навеса» была лишь ненадолго ослаблена. Оборотной стороной повышения цен стало ускорение накачивания экономики деньгами. Пошла волна компенсаций роста цен – как на союзном уровне, так и на республиканском.
Более того, повышение цен стало точкой легализации уже начавшихся к тому времени процессов проедания производственных фондов предприятиями. Кабинет министров разрешил использовать часть средств фондов развития на компенсацию роста цен, а ряд предприятий Минска при помощи забастовок добился права использовать для этих целей часть амортизационных отчислений. Это был верный признак перехода экономического кризиса в стадию распада хозяйственной системы.
Хотя само решение о повышении цен было единообразным и централизованным (этого хотели сами республики, желая снять с себя ответственность за непопулярные решения), оно существенно расширило компетенцию регионов в осуществлении ценовой политики, особенно в области потребительских товаров.
Неудача попыток осуществления консервативной стабилизации в рамках существующего правового пространства толкнула часть руководства Союза ССР на принятие чрезвычайных мер, вылившихся в попытку государственного переворота 19–21 августа 1991 г. Характерной особенностью путча была не только нерешительность его лидеров, но также и практически полное отсутствие социалистической терминологии в их заявлениях и документах. Акцент делался на достижение стабилизационных целей, хотя сама экономическая программа, как она была официально заявлена 19 августа, была предельно популистской и практически нереализуемой.
Провал августовского путча привел к фактической ликвидации союзных органов власти и, следовательно, СССР как целостного государства.
Занявший место правительства Межгосударственный экономический комитет (МЭК) не имел властных полномочий. Единственное, чем он мог заниматься, так это дележом наследства Союза между его субъектами. В рамках МЭК была предпринята попытка выработки и подписания Экономического соглашения между республиками. Но обилие взаимных претензий республик друг к другу, с одной стороны, и разнонаправленность их экономико-политических целей, с другой стороны, делали подобный договор нереализуемым. Кроме того, проект соглашения, выработанный под руководством заместителя председателя МЭК Г.А. Явлинского, отличался предельной абстрактностью (да иным он быть и не мог) и предполагал заключение вслед за ним нескольких десятков соглашений по конкретным вопросам. А это было уже в принципе нереально, так как следовало согласовать позиции десяти весьма различных участников переговоров в кратчайшие сроки.
32
Собственно, это была попытка «китаизировать» реформы – заморозить политические реформы и осуществлять осторожные шаги по внедрению элементов рыночных отношений в советское народное хозяйство.
33
Одновременно была предпринята попытка оказать экономическое давление на Прибалтийские республики, используя в качестве рычага зависимость последних от поставок энергоресурсов извне. Однако из этого также ничего не вышло, причиной чему была сама логика функционирования экономики в условиях кризиса и отсутствия стабильной валюты. Поскольку происходила быстрая бартеризация экономических отношений (т. е. не работали ни рубль, ни приказ), никакие указания центра не могли запретить производителям (или обладателям) различных видов продукции обмениваться ею между собой, причем в массовых масштабах.
34
Труд. 1991. 12 февр.