Страница 3 из 4
Согласно классическим работам Норта институциональная среда формируется из формальных институтов и социальных норм, которые непрерывно взаимодействуют между собой. Под социальными нормами можно понимать стандарты поведения, базирующиеся на разделяемых участниками сообщества ценностях и убеждениях. Процесс их возникновения, эволюции и взаимодействия с формальными институтами является, на наш взгляд, одним из самых интересных в современной экономической науке. При этом необходимо отметить, что нормы кооперации являются лишь частным случаем социальных норм, определяющих предпочтения и поведение индивидов, а значит, оказывающих влияние на экономические результаты общества в целом[17].
Экспоненциальный рост научных публикаций, посвященных экономическому значению норм кооперации, опирался в основном на концепцию социального капитала. В течение XX в. этот термин несколько раз независимо вводился разными исследователями – преимущественно социологами. В настоящее время термин социальный капитал используется большинством исследователей как метафорическое определение степени распространенности норм честности и доверия, облегчающих организацию коллективных действий[18].
Основная заслуга во включении этой концепции в экономическую теорию принадлежит американскому политологу Роберту Патнэму. Публикация его книги «Чтобы демократия сработала» дала старт всевозрастающему числу экономических публикаций, использующих понятие социального капитала.
Проблемы измерения социального капитала
Для эмпирического тестирования гипотез Патнэма экономисты вынуждены решать нетривиальную задачу измерения характеристик социальных норм и лежащих в их основе ценностей и убеждений. Для измерения норм честного поведения представители общественных наук используют следующие основные методы: лабораторные и полевые эксперименты, прямые и косвенные оценки.
1. Первый способ опирается на классические лабораторные эксперименты («Игра на доверие» или «Ультиматум»), а также полевые эксперименты – например разбрасывание кошельков на улицах и т. д. Данные способы почти не используются для межстрановых и межрегиональных сравнений.
2. Прямые оценки норм кооперации формируются с помощью социометрических опросов типа World Values Survey и его региональных/национальных аналогов. Этот способ на данный момент является основным для эмпирических исследований. Для измерения уровня доверия используется самый общий вопрос: «Можно ли, на ваш взгляд, доверять большинству людей, или не будете ли вы чересчур осторожными во взаимоотношениях с другими людьми?» По сути, этот вопрос концентрируется именно на ожидаемом поведении незнакомцев, т. е. на неперсонифицированном, или обобщенном доверии. Для оценки доверия к ближайшему кругу родственников и друзей задаются отдельные вопросы.
3. Косвенные оценки связаны с измерением не норм как таковых, а продуктов действия этих норм – в случае социального капитала показателем для измерения может являться активность участия в анонимном донорстве, волонтерской деятельности, благотворительности и т. д.
Необходимо сделать следующее методологическое замечание. Мы можем использовать и косвенные, и прямые оценки социального капитала, тем не менее уровень кооперации в обществе будет зависеть как от содержания социальных норм, носителями которых являются экономические агенты, так и от эффективности механизмов принуждения к кооперации, которые действуют в обществе. Это концептуально затрудняет межстрановые сравнения. Данная проблема решается с помощью контроля на фиксированные параметры институциональной среды.
Макроэкономические эффекты социального капитала
В упомянутой работе Патнэма исследуется вопрос о различиях в развитии северных и южных регионов Италии[19]. По мнению автора, этот феномен можно объяснить различиями в уровнях социального капитала. Северные районы страны начиная с XI–XII вв. существовали в режиме автономии – независимых городов-республик, развивавшихся за счет развития ремесла и коммерции, в то время как южные оставались под властью сильных монархий – норманнской, затем превратившись в Сицилийское королевство. Основой хозяйства юга страны стало земледелие на базе крупной феодальной собственности и личной зависимости крестьян.
Таким образом, в рамках одной страны сложилось два принципиально разных подхода к решению проблемы коллективных действий. Опыт многолетнего самоуправления сформировал в северных районах устойчивые нормы гражданского участия и кооперации. На юге, напротив, доминирование вертикальных связей и патриархального уклада породило традиции патернализма, семейственности и межличностного недоверия (в отношении незнакомых людей). Устойчивость этих норм, передающихся из поколения в поколение, по мнению Патнэма, стала основным фактором современного разрыва в развитии – на севере страны развитое гражданское общество способно производить такие общественные блага, как поддержание правопорядка, контроль бюрократии и т. д. Население юга Италии, напротив, сталкивается с преступностью и коррупцией в острых формах. В связи с этим Патнэм выдвинул гипотезу о воспроизводстве норм доверия, честности, гражданской кооперации – или их отсутствии. Следовательно, существуют два типа устойчивого равновесия – «хорошее» и «плохое», характеризующиеся, соответственно, высоким и низким уровнями социального капитала.
Еще одним важным выводом из работы Патнэма стало противопоставление открытого, обобщенного доверия (generalized trust) и норм «ограниченной морали» (limited morality), подразумевающих доверие и честное поведение по отношению к представителям некоторого круга лиц, которые идентифицируются по какому-либо признаку (семья, соседи, коллеги и т. д.)[20] с точки зрения социально-экономических эффектов. Открытый социальный капитал предполагает готовность к кооперации в рамках деперсонифицированных, одноразовых взаимодействий. Закрытый социальный капитал, несмотря на облегчение достижения целей некоторой узкой группой, может создавать отрицательные экстерналии для всего общества в целом.
Одна из первых попыток измерения экономического значения социального капитала была предпринята в 1997 г. Стивеном Нэком и Филиппом Кифером[21]: в указанной работе были намечены магистральные направления для проведения дальнейших исследований. Во-первых, выяснилось, что в странах с более высоким уровнем доверия выше экономическая активность, измеренная долей инвестиций в ВВП и выше темпы экономического роста. Во-вторых, в странах с высокими запасами социального капитала лучше функционирует государственная бюрократия. Другими словами, можно предположить, что социальный капитал оказывает на экономические параметры: а) прямое воздействие через снижение издержек рисковых трансакций (которые зачастую являются основой инновационного процесса) и б) косвенное воздействие путем снижения издержек обеспечения подотчетности государства, производящего общественные блага и вырабатывающего экономическую политику.
Наличие прямой связи между социальным капиталом сообщества и экономическим поведением экономических агентов подтверждается, в частности, исследованиями Л. Гуизо, П. Сапиенца и Л. Зингалеса: на массиве межстрановых и региональных данных итальянские исследователи оценили взаимосвязь уровня социального капитала в сообществе с развитием в нем финансовых рынков[22]. Выяснилось, что, чем выше уровень доверия, тем больше людей инвестируют в фондовый рынок. Даже при включении в анализ контрольных переменных, связанных с различиями в уровне доходов, отношении к риску, эффективности формальных механизмов принуждения, эффект социального капитала достаточно велик. Так, межстрановой анализ показал рост доли населения, задействованного на фондовом рынке на 2 процентных пункта, при росте уровня доверия на 5 процентных пунктов.
17
Guiso L., Sapienza P. and Zingales L. (2009). Cultural Biases in Economic Exchange? Quarterly Journal of Economics. Vol. 124. No. 3; Guiso L., Sapienza P., Zingales L. (2006). Does Culture Affect Economic Outcomes?// Journal of Economic Perspectives, American Economic Association. Vol. 20. No. 2. P. 23–48.
18
В последнее время в научной литературе наметилось стремление к операционализации этой концепции. В частности Гуизо, Сапиенца и Зингалез предложили концепцию «гражданского капитала» («civic capital»), под которым они понимают устойчивые убеждения и ценности, помогающие преодолевать проблему безбилетника в ходе общественно-полезных коллективных действий. Такое определение предполагает положительную экономическую отдачу, измеримость, устойчивость во времени, т. е. решает те проблемы, на которых сосредоточивалась основная критика. См.: Guiso L., Sapienza P., Zingales L. (2011). Civic Capital as the Missing Link // Social Economics Handbook /edited by Jess Benhabib, Alberto Bisin and Matthew O. Jackson. Vol. 1. P. 417–480. Elsevier.
19
Putnam R., Leonardi R., Nanetti R. (1993). Making Democracy Work. Civic Traditions in Modern Italy. New Jersey: Princeton University Press.
20
См., например: Tabellini G. (2008). The scope of cooperation: Values and incentives//Quarterly Journal of Economics. Vol. 123. No. 3. P. 905–950; Greif A. (1994). Cultural beliefs and the organization of society: a historical and theoretical reflection on collectivist and individualist societies. Journal of Political Economy. Vol. 102. No. 5. P. 912–950.
21
Knack S., Keefer Ph. (1997). Does Social Capital Have an Economic Payoff? A Cross-Country Investigation//Quarterly Journal of Economics. Vol. 112. No. 4. P. 1251–1288.
22
Guiso L., Sapienza P., Zigales L. (2004). The Role of Social Capital in Financial Development//American Economic Review. Vol. 94. P. 526–556.