Страница 45 из 61
Выбежала на дорогу, проголосовала, машину остановила…
— Вон, за той синей иномаркой — быстро!
Водитель недоуменно посмотрел на странную пассажирку, обсыпанную снегом.
— –А там кто?
— г* Друг мой… Я ему должна кое–что передать! Сказать должна!
— А куда он едет?
— Не знаю…
— Так и будем по Москве кататься?
— Да, за ним, за ним, быстрей!
— Ну, быстрей так быстрей.
Водитель назвал сумму, от которой Она едва в обморок не свалилась: почти вся её зарплата!
Но разве теперь можно думать о таких мелочах, как деньги, тут ведь действительно судьба её решается, и теперь, теперь надо догнать, догнать надо его, во что бы то ни стало догнать, и признаться.
Точно — он ведь не расслышал, не мог он на таком ветру расслышать, но ведь надо, надо ему во всем признаться, ведь она все это время жила этим и ради этого, ведь не может она вернуться в свой райцентр Z. просто так!
Приехали скоро — ни пробок не было, ни заторов на дорогах.
Остановилась иномарка во дворе дома, вышел из нее он, а Она — следом.
Уже набрала воздуха в легкие, чтобы крикнуть: «Я! Вас! Лю!…»
И видит: подходит он к подъезду, а из него женщина выходит — миловидная, черненькая, с короткой стрижкой, тоже без шапки, вся хрупкая такая, и целует его. А он — её!!!
Перед глазами поплыли огромные фиолетовые пятна, больше того самого барабана из «Поля чудес», во сто крат больше…
Да, такая женщина не может быть сестрой, не может быть родственницей…
Ясно — жена.
Боже, Боже, Боже….
Это был удар, цунами, обвал, катастрофа — точно землетрясение, семь баллов по шкале Рихтера, как в Японии.
Вернулась из Москвы — и сразу же с горячкой слегла. Сумела только до телефона доползти, номер набрать:
— Приезжай…
И голос — страшный, скрипучий, надтреснутый, першит в горле, сама свой голос не узнает…
Лучшая Подруга приехала, температуру измерила, 39.8, рецепты выписала, и сама в аптеку за лекарствами сбегала.
Чаем отпоила, лекарств дала.
— Ну, легче?
— Да–а–а…
— Ты что — в Москву ездила?
— Ездила… — эхом ответила Она.
— Видела?
— Видела…
— Призналась?
— Да женат он, — вздохнула Она и горько–горько расплакалась.
Несмотря на весь драматизм момента, Лучшая Подруга не смогла сдержать укора:
— Дура ты, дура… Да разве такие мужики бывают свободные? Ты ведь сама об этом догадывалась, сама знала… Что же ты со свиным своим рылом да в калашный ряд?
Да.
Догадывалась.
И знала, наверное… Но конечно же, знала! Но — все равно: она не могла ожидать от него такого коварства, такого низкого коварства, такого вероломства…
Болела долго: почти месяц. Спасибо Лучшей друге — больничный взялась оформлять, в поликлинику не надо бегать.
Уже почти выздоровела, и тут — танкист пришел, попрощаться пред отправкой на войну.
Лицо черное–черное, будто бы в мазуте, и перегаром несет.
Знать, нелегко сборы в театр военных действий ему даются!
Сел.
Повздыхал сочувствующе.
— Ну, как ты?
— Да так…
— Болеешь все?
— Уже нет…
— Горло болит?
— Немножко…
— Хочешь–подлечу тебя?
Она — вяло:
— Как?
— Ну, как в армии все болезни лечат? Спиртом, конечно, — произнес танкист и полез за флягой.
— Да нет, не надо…
— Десять граммов…
— Да не надо.
— Ну, как хочешь: мне больше достанется…
Спрятал флягу, посмотрел понимающе — стало быть, обо всем уже знает. Подруга Лучшая, наверное, растрепалась. А–а–а, теперь все равно.
Чтобы не заводить разговор о нем, перехватила инициативу:
— Ну, когда вас там отправляют?
— Вроде бы завтра…
— Боишься?
— He–а. А чего их бояться? Я только одного вот никак понять не могу: там ведь говорят, что горстка каких–то бандитов, уголовников воюет… Почему тогда против них танки посылают?
У танкиста было такое выражение лица, словно он хотел о чем–то попросить, что–то сказать, но никак не мог этого сделать — боялся, наверное…
— Ну, что там у тебя?
Танкист полез в сумку, достал какой–то сверток.
— Вот что: пусть это у тебя побудет…
— А что там?
Развернул: батюшки, пистолет! Настоящий, черный, тяжелый… И маслом оружейным пахнет.
— Откуда?
Да вот, когда в Германии служил, купил по дешевке…
— А почему у себя оставить не можешь?
Да ведь если с обыском придут, все перероют и обязательно найдут.
— С обыском?
— Ну да… Времена такие, что всего бояться надо. За свою жизнь — бояться, за будущее–бояться…
— А зачем он тебе?
Улыбнулся.
— Ну, я ведь говорю: времена такие. Слухи ходят, что скоро война опять начнется. Ну, как в 1993 году, осенью, когда по Белому Дому из танков палили — помнишь?'
— Да…
— Только теперь мы в другую сторону палить будем. Развели, понимаешь бардак в стране, хозяина настоящего нет, козлы эти всем заправляют. Армию до ничтожества низвели. Все, больше у них на поводу не пойдем, хватит. Теперь — до последнего!
— А пистолет?
— Ну, может, и пострелять придется… Да бери, бери, не стрельнет, не бось…
Взяла, посмотрела, повертела в руках — тяжелый такой, страшный…
— А пользоваться им вот как надо…
Объяснил, как обойма достается, как затвор передергивается, для чего предохранитель…
— Если пострелять захочешь, в городе еще не стрнляй — рано. Иди в лес куда–нибудь, по птичкам…
— А если у меня найдут?
— Не найдут.
— Почему?
— А кто искать будет? Кто догадается? Так я ведь тебе его и не насовсем отдаю, так, пока не вернусь… Если вернусь, конечно, бери, бери… Ауфидерзейн!
Уехал танкист священный долг исполнять, отстаивать рубежи Отечества, и у Лучшей Подруги сразу же времени больше стало — теперь и звонить ей не надо, сама приходит…
Пришла, посидела, чаю попила, о здоровье болящей справилась.
Разговор — вялый, тяжелый, хочется о нем поговорить, а боязно.
— Ну, как там твой?
— Ой, я так за него боюсь! По телевизору показывают, эти чеченцы такие кровожадные! Что они с пленными нашими, с русскими парнями вытворяют: за ноги вешают, за руки, — Лучшая Подруга понизила голос до шепота, — говорят, что даже половые органы отрезают… Я так за своего боюсь… Ну, а у тебя что?
Вздохнула.
–— По–прежнему…
— Любишь его?
–— Конечно…
И тут Лучшая Подруга нанесла ей удар, последний удар, который и решил все.
Сознательно или неосознанно? У женщин это почти одно и то же — что касается удара близкому человеку:
— Да, чуть не забыла, я ведь тебе газетку принесла… — и полезла в сумочку.
— Что за газетка?
Протянула.
Развернула Она газетку — о Боже! Белоснежная кухня, он сидит, красивый такой, импозантный, а в ногах у него — та самая, черненькая, хрупкая, с короткой стрижкой, без шапки, короче, та, которую она во дворе видела…
И подпись внизу:
на снимке: с женой Альбиной
Боже, Боже, дай силы все это пережить!
Сунула газетку под подушку, дождалась, пока Лучшая Подруга наконец–то свалит, развернула трясущими, лихорадочными руками:
Свадьбу Листьевы справили 31 декабря — решили, пусть уж весь мир с ними порадуется.
Когда в Москве в прошлом году пополз слух, что популярный ведущий «Поля чудес» и «Темы» Влад Листьев женился, мало кто знал, что со своей женой Альбиной он жил уже более трех лет, но все это время скитался по гостиницам. Только недавно «бомж» Листьев справил новоселье; сейчас его супруга, по профессии — реставратор станковой живописи, «заведует» обстановкой квартиры и делает это с таким изысканным вкусом, что ей впору быть по совместительству уже и дизайнером. Хотя, конечно, основная работа её–быть женой Владислава Листьева. Ноша не из легких.