Воевода Шеин

Артемий остановился передохнуть. Михаил усмехнулся:

   — Устал. Да есть отчего. Ты, Артемий, прочитай последние строки.

   — Сказано тут доходчиво. Сводится всё к одному: просят нас взять те города, которые раньше принадлежали Московскому государству. Обо всём, что произойдёт в ходе войны, сообщать царю Михаилу Фёдоровичу. Вот и всё.

   — Скажу, Артемий, одно: не будет у нас ничего, как написано в наказе. Всё войско движется так медленно, неповоротливо, что с ума можно сойти. Нам бы в июле должно быть под Смоленском, пока у гетманов не было под рукой войска и в Польше царило безвластие. Сейчас же со дня на день встанет на трон Владислав и раньше нас подойдёт к Смоленску с мощным войском. Он-то уж не отдаст Смоленск Шеину, которого когда-то умолял научить его, как защищать крепость. Худо всё, и мы с тобой поплатимся за русскую неповоротливость.

К утру одиннадцатого августа Шеин и Измайлов, а следом за ними немецкий и московский пехотные полки вошли в Можайск. Им бы совершить ещё таких четыре-пять переходов, и они были бы под Смоленском. Но того не произошло. Движение было прервано, и всего лишь по одной причине: Шеину не выдали в Москве деньги на жалование немцам и на корм московским стрельцам, и немцы без выплаты им жалованья дальше Можайска идти отказались. Из-за разных проволочек деньги из Разрядного приказа были отпущены только второго сентября, и лишь к десятому сентября их привезли в Можайск. В течение минувшего месяца Шеин отправил в Москву не меньше десяти гонцов с требованием прислать деньги.

— Уму непостижимо, — гневался Шеин, — чтобы нас так безжалостно загоняли в стойло, где нас ждут одни неудачи. Месяц просидели — и ради чего!

Дальше, как и предполагали Шеин и Измайлов, им не везло в походе до такой степени, что они были вынуждены отписывать царю. Путь из Можайска до Вязьмы с расстоянием всего в сто десять вёрст, занял больше двух недель. А в Вязьме полки опять застряли на месяц, потому что полковники Лесли и Шарль потребовали очередного жалованья. Из Вязьмы вышли только второго октября и лишь одиннадцатого октября пришли под Дорогобуж, проделав за эти дни всего сто десять вёрст.

Предчувствия Шеина о неудачах подтверждались каждый день. Он с горечью писал в донесениях Разрядному приказу о том, что войска движутся вперёд с великими затруднениями, что осенние дожди превратили дороги в болота, что снесены на реках мосты, что речушки превратились в реки. Он писал, что лошади не в силах везти пушки, ядра и заряды и приходится тянуть их ратным людям. Но самое страшное было то, что воины шли полуголодными. Войско получало лишь десятую часть нужного ему корма. Закупать же запасы продовольствия на пути из Москвы к Смоленску было не у кого.

В эти дни похода к Дорогобужу Шеин не раз вспоминал двадцать месяцев, проведённых в осаждённом Смоленске. Тогда Русь забыла о защитниках города. И вот всё повторялось, хотя теперь к Смоленску шли его освободители.

Глава тридцать вторая

ПРОБЛЕСКИ УДАЧИ

Никогда раньше в сражениях с врагами воевода Шеин не испытывал такой беспомощности, как в войне, которую начали по воле царя и Боярской думы россияне против Польши. Все наказы царя войску, все его повеления московским приказам и в первую голову Разрядному приказу были неисполняемы, и всё по одной причине: из-за неповоротливости чинов приказа. Казалось бы, чего проще завезти по благоприятной поре хлебные запасы в Вязьму, и минувший год-то был урожайным. Но это не было сделано. Михаил Шеин писал четвёртого и двадцать восьмого ноября в своих донесениях, «что государевых запасов нет, что купить не у кого, а из Вязьмы к войску запасов привозят понемногу, телег по 10 и 15. И того запасу на один день не становится, а пешие русские люди с голоду бегают, а немецкие люди от голода заболели и помирают».

И всё-таки, несмотря на невероятные трудности, войско Михаила Шеина и Артемия Измайлова продвигалось к Смоленску широким фронтом. Воевода князь Гагарин со своим полком взял двадцатого октября город Серпейск, лежащий в ста пятидесяти вёрстах левее Дорогобужа. В это же время по указанию Шеина полковник Лесли и воевода Сухотин начали переговоры с воеводой Дорогобужа маршал ком Ясеничем. Когда встретились с Ясеничем, прокричал ему на стену воевода Сухотин:

   — Сдавайся, воевода, пока не поздно! Нас тут тридцать тысяч, мы тебя сомнём вместе с крепостными стенами, которые пальцем проткнёшь.

   — Дайте слово, что выпустите нас с миром, и мы оставим город! — прокричал в ответ маршалок Ясенич.

Хороший ход переговоров испортил полковник Лесли. Он объявил, что город должны покинуть не только поляки, но и все коренные жители Дорогобужа.

Ясенич сказал, что должен узнать мнение горожан. Они же дружно заявили, что им нет нужды покидать город. И прошло восемь дней пустых переговоров. Лишь после возвращения воеводы Михаила Шеина из-под Рославля, который он освобождал вместе с князем Прозоровским, горожанам была обещана полная защита от всякого насилия и принуждения. Восемнадцатого октября город Дорогобуж сдался русской рати.

В октябре сдались без сражений многие прежние русские города, томившиеся под короной Польши. Воевода Измайлов, который принимал гонцов от воевод, докладывал Михаилу Шеину:

   — Радуйся, воевода. Отныне под двуглавого орла Руси возвращены города Невель, Себеж, Белая, Почеп, Трубчевск и даже Новгород-Северский. Жду гонцов из-под Стародуба, Миргорода и Друя.

   — Надо сделать отписку государю. Пусть радуется. У нас же причин для радости нет. Пора выступать под Смоленск, но как поведёшь голодную рать? Опять нужно слать гонцов, напоминать царю, что войско голодает. Будет ли тому конец?!

Двадцать второго ноября из Москвы в Дорогобуж прискакал гонец и, вместо того чтобы привезти весть о том, что хлеб в пути, «порадовал» Шеина тем, что в Москве для покупки продовольствия собираются деньги: с торговых людей — пятая деньга, а с духовенства, монастырей, бояр, князей и приказных людей — добровольные денежные пожертвования. Во главе де нежного сбора поставлены князь Димитрий Пожарский и чудовский архимандрит Левкой, а во главе сбора хлебных и прочих кормовых запасов — князья Иван Борятинский и Иван Огарёв. Собирают сухари, крупу, солод, толокно, масло коровье и ветчину.

   — Как соберут, — докладывал гонец Шеину, — так проверят и немедленно отправят под Смоленск.

После того как проводили в Москву гонцов, Михаил Шеин с горечью сказал Артемию Измайлову:

   — Что ж, брат мой, будем поднимать полуголодную рать и поведём её под Смоленск. Где наша не пропадала!

   — Ты прав, Борисыч, надо идти, пока Владислав с войском не встал на нашем пути.

Двадцать четвёртого ноября рать Шеина выступила из Дорогобужа и двинулась к Смоленску. Весь путь Шеин и Измайлов не покидали седел, двигались по всей рати вперед-назад, подбадривали воевод, полковников, тысяцких, а чаще всего простых ратников. Но не только ратники, но и кони еле волочили ноги, потому что кроме соломы они не получали других кормов. Воинам приходилось вновь и вновь впрягаться в постромки и тянуть вместе с конями пушки, телеги с ядрами и зарядами. Измученная до предела рать подошла под Смоленск лишь в середине декабря. Уже стояли крепкие морозы, и голодным воинам не было от них спасения. Они обмораживали руки, ноги. Особенно страдали от морозов немцы.

Увидев маковки и кресты храмов, воины крестились, благодарили Бога, что дал им сил добраться до цели. «Теперь достать бы сей град, войти в его тёплые дома, избы», — переговаривались между собой ратники.

Но пока не было места досужим восклицаниям. Удастся ли россиянам на этот раз взойти на Соборную гору, никто не стал бы ручаться за это. Шеину и Измайлову предстояло распорядиться ратью, поставить её так, чтобы в стан не залетали вражеские ядра. Остановились на левом берегу Днепра и с ходу начали строить два моста через Днепр. Одновременно пешие полки принялись делать временную переправу по тонкому льду. В лесу рубились жерди, их подносили к реке и укладывали настилом жёрдочка к жёрдочке. Шли осторожно, цепочкой, с жердями в руках, чтобы не уйти под лёд, и одолели Днепр без потерь. Как встали близ города с юго-восточной стороны, принялись рыть траншеи, ставить туры для пушек. А потом и за землянки взялись: морозы донимали и от них надо было прятаться. Шеин и Измайлов сами следили за тем, как рать занимала позиции. Михаилу всё тут было знакомо. Траншеи, которые рыли поляки, заросли травами, их засыпало снегом, но они угадывались и через два десятка лет. Виднелись и котлованы от землянок.