Стезя

На вокзале

Народ – на поезда С баулами, с мешками. А ты, дедок, куда? И дед развел руками. Мол, так я – меж людей! При толчее веселой, При пенсийке своей Шестнадцатирублевой. С кошелкою льняной, – Не тягостною ношей, В обувке выходной – Резиновых калошах. Душа его парит, Блаженствует в зените, Как будто говорит: «Зажился, извините!» Вот, выдохнув, присел На краешек дивана, От булочки поел, Достав из целлофана. Покой облюбовал, Опять воспрянул духом. И долго воевал С назойливою мухой. 1979

Гармонь

Блестел на планках яркий кант, И значилось название Какой-то фирмы «Диамант» В поверженной Германии. И гармонист, любя-шутя, Смоля махру казенную Держал трехрядку, Как дитя, Под бомбами спасенное Опять волнуя не одну Молодку подгулявшую, За всю проклятую войну Ни разу не рожавшую. И вновь играл. Но был момент, Такой момент особенный: Ронял он чуб на инструмент И ремешки застегивал. И таял ламповый огонь За горькою беседою... Пылится старая гармонь У нас в кладовке дедовой. 1979

Фуражка

В этом городе, вправду огромном, На базаре, где брал керосин, Отыскал я и комиссионный, Как советовали, магазин. Это мама дала мне поблажку, Постреленку зеленых годков. А купить мне хотелось фуражку Со звездой, как у фронтовиков. От соблазна душа так и пела: Ребятню, мол, сражу наповал! Что кепчонка? Привычное дело! А в фуражках я толк понимал. Захожу. И что деется, братцы! Так с порога и кинуло в жар: Ведь на полках, где б им красоваться, Бесполезный навален товар! Но держусь я, худой и голодный, Деловито рублями тряся: Не найдется ль фуражечки летной Или флотской, что в золоте вся? Продавец – на щеке бородавка (Думал, злюка: проси не проси!) – Неожиданно из-под прилавка Подает, как по блату: носи! И в село по дороге тележной Шел в обновке я, любо взглянуть: То сбивал на затылок небрежно, То на бровь, то на ухо чуть-чуть. Вот и мама спешит из ограды, Отпирает калитку с крючка. Показалось еще – и награды Тяжелят мне борта пиджачка. 1979

* * *

Эта девочка снится всегда, В легком платье – полет и парение! Школьный бал. Выпускные года. Торопливое сердцебиение. Что я делал? Да переживал. По земле я ходил? Не по небу ли? На гармошке играл? Ну, играл. Объяснился в любви ей? Да не было... Были весны в другие лета, Торопливые клятвы, признания. Но вальсирует девочка та, Обретая второе дыхание... 1979

На рынке

Теперь на местном рынке Запрещено винцо. Зато, как на картинке, Все фрукты налицо! Прицениваюсь нежно: Какие румяна! Цена, она, конечно, Кусается цена. Поют веселым скопом Под гирями весы. Торчат, как из окопов, Нездешние носы. Они торчат недаром, Делишки не плохи. Останутся с наваром, А мне опять – стихи! Хожу-брожу нелепо, Чеканятся слова: – Почем, хозяин, репа? – Попробуй-ка сперва... 1979

Природа и поэт

И день и ночь, строча, портняжа По токовищам косачей, Остатки зимнего пейзажа Уносит труженик-ручей. И облачка, что к солнцу жмутся, Еще по-блоковски чисты, По, глянь, над пашнею прольются. Над чем же мучаешься ты? А ты, прижав портфель к костюму По грязным лужам держишь путь, Ведь он, портфель, не фунт изюму Не пара строф каких-нибудь! В нем все, что надо: Птичья тушка, И рыба – спинка муксуна, И даже ранняя петрушка. И хрен. А этот... на хрена? А чтоб жене ответить с толком, Докинув шляпу до гвоздя: – Достал! – и радоваться долго, Жестокий дух переводя. 1979