Страница 20 из 25
Мухаршев заведывал медпунктом. Сначала его считали порядочным человеком. Приглашали на товарищеские обеды. За едой начинались деликатные намеки. Кушали рыбу и говорили:
— А знаете, доктор, рыба плавать любит!
Кушали ветчину и приговаривали:
— Доктор, а ведь свинья пить хочет!..
Потом сердились:
— Да что же вы, доктор, не понимаете, что ли?
Но доктор был глух. Тогда обработали фельдшера. Фельдшер написал доклад в Краевой Комитет РОКК’а о непригодности врача. Ему оттуда ответили, что если он не найдет общего языка с врачем, то ему, а не врачу, придется уйти. Дело не вышло. Тогда открыли, что в отряде имеется вакантное место — санитарки, и чуть ли не прямым насилием заставили врача взять на службу санитарку из своих людей. Одной из причин, по которым врач отказывался принять эту санитарку, — было то, что она больна гонореей, тем не менее это обстоятельство (которое казалось бы должно было оградить санитарку от всяких покушений на нее, как на женщину) не помешало санитарке через весьма небольшой срок подать в РИК заявление о том, что врач, пользуясь своим служебным положением, делал ей гнусные предложения и принуждал ее вступить в половые отношения.
Этого, конечно, только и требовалось. Сейчас же против врача было возбуждено обвинение по ст. 154 Уг. Код. и постановлением Президиума РИК’а он был снят с работы.
Врач так описывает происшествие: «Я вкладывал ватку в зуб пациента, — ученика из интернатской школы. Вдруг входят четверо, среди них секретарь РИК’а. Неожиданно схватывают меня за руки, пинцет попал в бровь ученика. Секретарь угрожающе засунул руку в свой карман, — мол, если не подчинишься, стрелять будем. Отобрали у меня оружие, разрешение ГПУ и заявили: «Вы больше не служащий РОКК’а, убирайтесь из помещения медпункта и живите где хотите!» — Из комнаты выселили, комнату опечатали. Хорошо, нашелся один добрый человек — счетовод кооператива — пустил к себе в комнату, а то хоть замерзай на улице… Прислали мне письменное требование: — «Сдавайте пункт фельдшеру!» — Я пишу в ответ — «Без распоряжения Край-РОКК’а сдать не могу!» — Тогда они заявили — Ладно! Мы сами возьмем! — Назначили начальником пункта фельдшера, все захватили без всякой сдачи, сами составили опись имущества, спирта записали в несколько раз меньше, чем его было на самом деле, и в первый же вечер устроили в квартире фельдшера (в доме того же медпункта) грандиозную попойку. Торжественно праздновали победу!»
Потом приехал следователь, «свой» человек. Задавал санитарке наводящие вопросы, подсказывал ответы. Один из «свидетелей» — секретарь сельсовета — показал, что видел у врача бутыль с возбуждающими каплями, наполовину опу стевшую, очевидно врач подпаивал этими каплями санитарку. Когда присутствовавший при этом обвиняемый спросил, а какого размера была бутыль, то свидетель махнул: «Да литра с два!» — И следователь занес в протокол эту двух-литровую бутыль возбуждающих капель!
Врач выехал в окружной центр. Там поставили ему диагноз: спанделит, полиневрит и радикулит. Довели человека!
Нарсуд, отказав в вызове свидетелей, признал Мухаршева виновным по ст. 154 и присудил к двум годам заключения. Врач был близок к сумасшествию. К счастью он догадался обратиться в Комитет Севера, а последний довел до сведения прокурора Верхсуда: «Прислать дело Мухаршева на просмотр в порядке надзора». — Сейчас же приговор был отменен, преследование прекращено, подписка о невыезде снята и Мухаршев отпущен на все четыре стороны. Магическое воздействие телеграммы прокурора Верхсуда показывает, насколько основательно было обвинение!
Не одни только врачи делаются жертвами. Сплетни, столкновения, склоки и вырастающие из них самые чудовищные обвинения — в глухих местностях явление частое.
Вот передо мною лежит письмо-телеграмма, отправленная на семь адресов: Наркомпрос — Бубнову, Наркомпрос — Крупской, Кремль — Смидовичу, Цекпрос, Наркомздрав, главному эксперту Лейбович, прокурору республики Крыленко.
Крик отчаяния.
Текст телеграммы такой: «Осенью приехал учительствовать Тобольский Дальний Север. Заведую школой промысловой молодежи. Наряду суровым климатом полярной тундры тяжела здесь и духовная атмосфера. На меня девятилетним советским вообще большим стажем, имеющего отзывы благодарности, также мою жену учительницу вскоре посыпались всякие нападки, пошли сплетни, инсинуации через стенные газеты, теперь даже создали против меня многосемейного мифическое уголовное дело 154 статьи ложным доносом бывшей замужней ученицы интерната школы, допрос велся односторонне запугиванием учеников. Вопреки статьи 206 УПК не дали дело просмотреть дополнить. РИК без постановления следователя спешит отстранить должности. Прошу защиты, помощи. Завшколой Бобров».
В тундру идут два типа работников: энтузиаста и рвачи. Первые, беззаветно отдавшиеся социалистическому строительству полярных окраин, составляют людской фундамент Комитета Севера. Рвачи, искатели приключений, «длинного» рубля и карьеры — людской балласт. Они осложняют и без того тяжелые условия полярной работы, они — как бы вредители Севера. Мещанин и тут затевает склоку, разлагает слабых, своим поведением дискредитирует представительствуемые идеи и учреждения. Но в тундре каждый человек на виду, будто прозрачный, это позволяет быстро распознавать их и выбрасывать за пределы тундры, в гуще населенные места, где больше шансов общественного контроля.
XII Съезд партии так формилуровал задачи по отношению к отсталым народам:
«Ряд республик и народов, не прошедших или почти не прошедших капитализма, не имеющих или почти не имеющих своего пролетариата, отставших ввиду этого в хозяйственном и культурном отношениях, не в состоянии полностью использовать права и возможности, предоставляемые им национальным равноправием, не в состоянии подняться на высшую ступень развития и догнать ушедшие вперед национальности без действительной и длительной помощи извне».
Малым народам Севера «помощь извне» необходима в первую очередь людскими кадрами.
Но и сама тундра выделяет уже туземные свои, национальные кадры людей, которые работают в привычной, родной обстановке и не знают «русских» склок.
12
Как велел Ленин
«Мы, самоеды-ненцы, просим дать нам все права, как велел Ленин» — писали ненцы в центр, настаивая на образовании самостоятельного Ненецкого округа.
Первый ненецкий съезд советов происходил в январе 1930 года. Он объединил разрозненные ненецко-самоедские земли, входившие до того в ижмо-Печорской уезд Коми-области и в Мезенский, Печорский уезды Архангельской губернии.
На Съезде ненцы просили улучшить почтовую связь, построить зимние дороги, радиотелеграф, увеличить водный транспорт по океану и Печоре.
Съехавшиеся «дикари» выбрали свою власть, чтобы отныне самостоятельно организовывать свое хозяйство и создавать свою культуру — «национальную по форме и пролетарскую по существу».
Население в Ненецком округе—13 670 человек, из них 6 018 кочевого. Расстояния огромны: от центра округа до культбазы «Хозеда-Хард» — девятьсот километров, до Канина, — пятьсот, до Архангельска — более тысячи километров гужевого зимнего пути.
— Приобщить к общечеловеческой культуре племена оленеводов и охотников, стоявших до того на ступени чуть ли не неолита — какая это трудная, а вместе с тем и заманчивая задача! — говорит председатель Комитета Севера при ВЦИК’е тов. П. Смидович. — Только спустя семь лет после октябрьской победы руководящие органы власти смогли уделить полудиким племенам, затерянным в дебрях тайги и тундры, свое внимание и свои заботы. Труднейшая и увлекательная задача была поставлена перед Комитетом Севера: приобщить к советской власти, к социалистической культуре людей, отставших в своем развитии не на века, а на тысячелетия. Работа среди малых народностей крайнего Севера таила в себе много неожиданного, в силу своеобразного, тысячелетиями отслоившегося уклада жизни, которой жили туземные племена.