Люди Большой Земли

Викторин Попов

Люди большой Земли

Предисловие

Г. Н. ПРОКОФЬЕВУ — отважному советскому краеведу, лингвисту — посвящаю.

В последние, советские, годы идет бурное освоение крайнего Севера нашего Союза. Бесчисленные экспедиции — научные, хозяйственные — отправляются ежегодно в области заполярной тундры, в Ледовитое море, на его негостеприимные, пустынные берега, на его суровые, обледеневшие острова.

По Карскому и Баренцову морям, вдоль берегов Ямала и Таймыра, в местах, которые раньше считались для плавания недоступными, ныне регулярно рейсируют караваны экспортно-импортных судов. За полярным кругом, где кроме переносных чумов северных оленеводов не было никаких построек, сооружаются рудники и шахты, лесопильные и консервные заводы, рабочие городки, культурные базы.

Струи современной жизни вливаются и в среду исконных обитателей Севера, которых в царские времена называли «инородцами», после Октябрьской революции — «туземцами», а ныне привыкают называть — малыми народами Севера, которые буржуазной наукой признавались неспособными к развитию и были осуждены на вымирание. Эти народы, много веков жившие «на полях истории», испытавшие при капитализме только самое отрицательное влияние «цивилизации», ныне начинают втягиваться не только в общекультурную жизнь, но и в социалистическое строительство.

Освоение Севера, развертывание производительных сил суровых просторов тундр, считавшихся непригодными для жизни, вхождение в общую стройку Союза отсталых, первобытных народов — естественно привлекают к себе внимание писателей, которые вслед за учеными и хозяйственниками отправляются за полярный круг.

В последнее время на книжном рынке появляется весьма обильная литература по крайнему Северу. К сожалению, приходится отметить, что большая часть этой литературы не может удовлетворить читателя, желающего серьезно познакомиться с жизнью и советской работой на севере.

Большинство произведений этой литературы носит следы весьма краткого пребывания авторов Севера и весьма поверхностного изучения его. В изобилии и очень подробно описываются виды Ледовитого моря, причудливых айсбергов, обледенелых берегов, незаходящего солнца, бесконечной глади унылой тундры и т. п. Решительно преобладает живопись пейзажная, а если и встречается — жанровая, то она, как правило, изображает внутреннюю жизнь ледокола или экспедиции, с которыми путешествовал писатель. Описания будней советской работы на Севере почта не встречаешь. Особенно редко попадаются в литературе картины современного быта народов Севера, новых ростков, которые пробиваются и в тундре под влиянием национальной политики и культурной работы Советской власти.

В этом отношении книга Вик горина Попова — счастливое исключение. Как уже видно из заглавия, она посвящена не северным пейзажам и не приключениям проезжей экспедиции, а людям Большой Земли, северному народу — ненцам, обитающим в Большеземельской тундре Северного Края. Большеземельская тундра — наиболее удаленный от центров и глухой угол Европейской части нашего Союза.

Вот об этих людях, только ныне вступающих в культурную жизнь страны, и о людях, которые несут в их среду начала социалистического строительства, и пишет Викторин Попов. Его книга дает новый материал, показывает еще никем не показанные картины.

Книга рассказывает о сегодняшних, советских днях и делах ненецкой (самоедской) тундры, она зарисовывает ломку старого быта, проникновение в тундру советизации и советских людей, зачатки советского строительства, пути и методы социалистического развития, обрисовывает все это правдиво и просто, на живом материале непосредственных наблюдений.

Настоящая книга Викторина Попова «Люди Большой Земли» интересна и полезна. Ее следует прочитать всякому, кто хочет познакомиться с Севером и советской работой на далеких окраинах.

Заместитель Председателя Комитета Севера при Президиуме ВЦИК Ан. Скачко

1

Мы ненцы

За полярным кругом, в тундрах — Канинской, Тиманской, Большеземельской, на Новой Земле, Вайгаче, Колгуеве, в полярной Сибири жительствует малая народность — самоеды. В морозах, в метелях, в туманах, во мраке полярной ночи они кочуют по безмолвным снежным просторам.

В давние времена на этих землях жили лопари. Они называли себя «само», а землю «само-едне», отсюда вся земля у Ледовитого океана, где кочевали не только лопари, звалась самоедной, а жители — самоедами.

Самоед называет себя «ненцем», что в переводе — человек; лопарское «само» означает — человек; енисейские самоеды зовутся — «мандо», что тоже — человек.

— Мы — люди! — кричали малые народности, выбрасываемые «культурой» за полярный круг, к ледникам.

Самоеды Евразии и эскимосы Гренландии — ненцы, мандо, само — люди — были как бы сторожами вселенной у полюса и остались на той низкой ступени культуры, когда и в наши дни многие старики, как дети, лишены опыта отвлеченного мышления.

В начале июля 1930 года — по метеорологическим сводкам температура воздуха в Юшаре была — 4° и состояние льдов оценивалось в 8 баллов — я направился в Архангельск, оттуда первым рейсом «Малыгина» до Вайгача, затем на лодченке Югорским Шаром пробрался в Большеземельскую тундру.

Вживаясь в «ледниковый» быт ненцев, я наблюдал ростки новой жизни, приобщение и этой отсталой народности к социалистическому строительству, но сперва расскажу о стариках, — о старейших, которые в представлениях, в быту, в способах ведения хозяйства законсервировали далекие времена, когда еще двигались, отступая к северу, ледники, когда, после Даунской эпохи, кончалось геологическое прошлое и начиналось геологическое настоящее.

Мы сидели в чуме самоеда и ели свежего омуля — рыбу, вылавливаемую сетями в море и почитаемую за лакомство. От острова Сокольего послышался протяжный гудок: шел «Малыгин» встречать иностранные суда. Ледокол развернулся в Юшаре, поджидая уже видневшиеся в Баренцевом море мачты иностранцев, остановился и спустил на воду катер.

Старик-самоед, указывая узловатым от ревматизма пальцем на катер и ледокол, совершенно серьезно спросил:

— Скажи: когда эта маленькая лодка вырастет, как большой «Малыгин»?

Семнадцатилетний сын непочтительно рассмеялся (сын спустя месяц покинул тундру, забравшись тайком в трюм случайного парохода, — команда отстояла его и не выдала отцу. Сын уплыл в Ленинград — к учебникам, в комсомол).

Когда самоед-отец решил поделить оленей между тремя сыновьями, то, вместо обычной разбивки стада на три части, он расставил сыновей на километровом друг от друга расстоянии, затем с помощью родичей, арканами, собаками организовывал поимку и каждого оленя за рога приводил к сыновьям по очереди. Долгая операция раздела длилась не одни сутки. Олени полудики, и переловить две тысячи голов — дело нелегкое. Но самоеды-старики не знают другого способа.

По заданию Комитета Севера кочует в тундре краевед-лингвист Прокофьев. Изучает экономику, быт Большой Земли. В его задачу входит и составление первого ненецкого латинизированного букваря.

При выяснении морфологии языка Прокофьев встречает непреодолеваемые трудности.

Ненец настороже: — а что из этого получится?

— Я хочу, — говорит Прокофьев, — чтобы у вас была своя грамота, потому интересуюсь отдельными словами.

— А по что это надо?

— Русский может писать, умеет книжку читать, ижемцы тоже могут. А ты придешь к Госторгу, сдашь песцов, об этом запишут, ты и не знаешь — сколько.

Четверть часа такой беседы — и ненец зевает, поглядывает в окно, не сидится. Нужно или гулять или чай пить.

— Ну, скажи, — обращается Прокофьев, — как на твоем языке такая фраза: «Павел и Петр пошли промышлять песца»?

— Какой Павел? — недоуменно спрашивает ненец.

Если не сказать точно, о каком Павле идет речь, то ответа вообще не будет. Отвлеченный Павел ему не понятен.