Люди Большой Земли

Незнакомством с ресурсами Севера и хозяйством малых северных народов со стороны наркоматов и высших органов местной власти, откуда возникла недооценка значения северных пространств и неумение найти подступы к их устранению.

Делячеством буржуазного направления — хозяйственных, торговых и промышленных организаций, ставивших в своей работе на севере только узко-хозяйственные задачи коммерческой выгоды, без всякой связи своей работы с принципами национальной политики советской власти и с перспективами народно-хозяйственною подъема северных окраин».)

Лабазов и Хатанзейский «открывать душу» направились к тов. Сапрыгину в Арх. отделение Комитета Севера. С Сапрыгиным они сразу нашли общий язык и без волнения рассказали о делах тундры.

10

Сполохи

У берегов все плотнее сгущаются туманы. Все чаще снег срывается зарядами. Набегающий с Карского полуночник со свистом и ревом прорывается в береговые ущелья, — тогда самоеды явственно слышат, как беснуются в пещерах злые подземные духи. Улетели птицы, ушел зверь, откочевали люди. Пустынно стало на краю тундры. Белое небо, белая земля, море затягивается белою пеленой шуги. Еще неделя, и тундра надолго омертвеет.

Идешь на лыжах по снежному полю — чувствуешь, как постепенно теряешь все привычные представления. Ни времени, ни пространства. То ты велик, потому что ты и на самом деле высочайшая точка на равнине, то ты — невесомая снежинка забытого здесь космического хаоса.

В тихие ночи небо бомбардируется сполохами северного сияния. Кидаясь к звездам, сполохи то фосфорисцируют зелеными шелками, то, затухая, распластываются широкой гребенкой. Луна, как голубой песец, крадется над Вайгачем, готовясь к прыжку… Звезды срываются с неба и бросаются головою вниз. Укутавшись в пушистую шаль первого снега, земля таинственно притихла. Величественное дыхание природы!

Кочевники спешат с последними делами, готовясь к отходу на юг: они заканчивают расчеты с Госторгом и кооперативом, нагружают нарты и бегут прощаться в Совет, который складывает бумаги, чтобы двинуться вслед.

Первыми уходят ижемцы. Они передвигаются по траве.

Ненцы, чтобы легче ехать, задерживаются у океана до первого снега и осенуют на местах, бедных ягелем, трава к тому времени погибает от морозов.

Вот и весной они идут к берегам океана по-разному. В первую четверть месяца ложного отела, когда важенки телятся недоносками, когда только начинается светлая пора и по особенному заблестят глянцевитые снега, ненец торопится по санному пути отъехать возможно северней. Ижемец стоит со стадами у лесов и спокойно выжидает таяния снегов и появления травы, которая много питательней ягеля. На сонной весенней траве он поправляет оленей, истощенных зимним недоеданием, в несколько дней и быстро догоняет ненцев, у которых то и дело олени «опристают». Измученный олень начинает покачиваться — надо спешно выпрягать. Если ляжет, то не сможет следовать даже на привязи. «Не доглядел, значит», — думает про себя ненец. Оприставшего оленя ненец тут же режет, дробит ему заднюю ногу и смотрит: если в костях не мозг, а «вода» — тушу бросает. Какой вкус в таком мясе!

Ижемец никогда не остановится там, где олень не чувствует ягеля. Как бы ни прозяб, как бы ни велика непогода, он дойдет до хорошего места. Человек успеет в теплом чуме обогреться и чаю напиться. Первая забота об олешках. У ижемца олень не уходит далеко и всю ночь пасется около чума. Когда нарты связаны, то олени тут же — бери и запрягай. У ненца в поисках ягеля олени уходят километров на двадцать. Перед дорогой у оленя брюхо должно быть сытым, иначе скоро опристанет. Пока же ненец пригонит оленей с дальнего расстояния, то уж брюхо сыто не будет. Ижемец пастушит оленей круглые сутки; их надо подгонять и не позволять подолгу лежать.

Откочевывая к югу, ижемцы дойдут до лесов, где ягель богаче, ненца песец задержит в тундре. Но ижемцы богаты, имеют батраков, а ненцу тяжело обслужить стадо самосильно, хотя дело не только в социальном различии. Техника ижемского оленеводства более культурна и она постепенно заимствуется ненцами.

Кочевники уходят в глубь тундры, увозя с собою в ящиках и в мешках запасы на долгую зиму. За нартами весело бегут лохматые с глубокой шерстью, отъевшиеся на морской рыбе собаки. Зауральские самоеды пробираются через хребет северным проходом. Этот проход когда-то служил путем для новгородских сборщиков ясака, ездивших с реки Уссы к Обдорску, и для дружин Ермака, после смерти атамана, бежавших из Сибири.

Становище Хабарово с наглухо заколоченными избушками при фантастическом освещении луны, как заброшенное кладбище. Тишина сияний нарушается воем собак. Так затяжно и нудно воют они на первые закаты солнца и на луну.

Мы топим в пекарне печь, едим мороженых омулей и греем чайники, которые опоражниваются один за другим. Ненцы несложно повествуют о делах тундры, а больше слушают мои рассказы о жизни столиц, о том, где и какие люди, о большом человеке Ленине, который велел, чтобы всем народам жилось хорошо. Нас пятеро, и это все население недавно шумного становища. Спим в пекарне: я и ненцы студенты Лабазов и Хатанзейский на полатях, Никон и госторговский сторож-ненец Павел на печи. Я и студенты — жильцы временные. Мы томительно ждем пароход Убекосевера, который зайдет последним рейсом в Юшар и захватит нас; Никон и Павел останутся зимовать. Никон будет разъезжать на собаках по берегу океана и ставить капканы на песца, служебная задача Павла — охранять госторговские склады и безлюдное становище. Я не раз задавал себе вопрос: от кого же охранять? До весны, то-есть до прибытия на факторию самого агента, никто не может заявиться в эти края ни с суши, ни с моря. Случай прошлой зимы с оголтелым велосипедистом Травиным в полярной истории единственный. От ненцев? Но ненцы никогда не позволят себе брать чужую вещь. Тундра не знает воровства. Но Госторг чувствует себя спокойней, когда по штату у него значится сторож у Ледовитого океана, обреченный на тяжелое полугодовое безделье.

Наступают осенние зори. Солнце медленно ползет по горизонту, украшая небо переливчатыми лентами. Еще не появлялся художник, который кистью сумел бы дать эту изумительную игру северных зорь.

Когда солнце подолгу лежит, отдыхая на дне моря, а небо загорается светляками звезд, которые по-особенному ярко сверкают в сухом воздухе полярной осени — начинается свадебная гулянка диких оленей.

Отъевшись на сочных при океанских травах и отрастив за лето красивые ветвистые рога, самцы собирают вокруг себя хороводы невест. На невестах теперь уж не висит грязными клочьями старая шерсть, они в хорошем теле и празднично причесаны. Белый стройный жених особенно нежен с девственными сырицами, впервые попавшими на гулянку и чувствующими себя очень смущенно. Карие глаза ревниво вспыхивают, когда полуторагодовалый лончак, побаиваясь яровать на виду, пытается тайком отогнать его важенок в сторону. Вдруг приближается второй хоровод во главе с высоким черным самцом. Черный жених отделяется от своего хоровода и нагло подходит к невестам белого соперника. Он пристально и оценивающе разглядывает их, а одной тонконогой молодице видно шепчет такое развязное и смелое, что та стыдливо склоняет голову. Мускулы белого жениха готовы лопнуть. Он скидывает рога на спину, затем круто пригинает их к земле и с яростью бросается на противника. Сколько грации в каждом движении! Недаром в колядах олень зовется дивным, чудным зверем. Самки расступились, поединок начался.

Рога с треском ударились. Черный подался назад, но устоял, потеряв ветку молодого рога. Белый отбежал и кинулся с новой силой. Самки в восторге. Пощелкивая суставами ног, они нетерпеливо ждут исхода, чтобы уйти за победителем. Черный обороняется. Но вот белый начал уставать и раз от раза его нападения слабеют. Тогда черный стремительными наскоками сбивает его, белый падает с окровавленными дрючками вместо рог. Самки обоих хороводов окружают героя и уходят за ним, не оглянувшись на распластанного побежденного.