Пробуждение

В центре добровольческой дружины, которую по настоянию Дитерихса стали называть «священной», находился генерал Анатолий Николаевич Пепеляев в окружении своих помощников. Двое из его приближенных — в генеральских шинелях с золотыми погонами, четверо — полковники.

Сквозь плотную массу добровольцев, суетясь и горделиво вскидывая седую голову, пробирался губернатор Якутской провинции Куликовский. Рядовым дружинникам неизвестен этот тощий с виду, немолодой уже человек с красными пятнами на худощавом лице, и они не торопились уступить ему дорогу.

Плотный, невысокого роста, с открытым, мужественным лицом, генерал Пепеляев разительно отличался от окружающих его людей в военной форме. Когда Куликовскому удалось наконец пробиться сквозь строй добровольцев, Пепеляев встретил его сдержанной улыбкой и представил губернатору своих соратников:

— Знакомьтесь, Петр Андреевич, это мои верные помощники: генерал Ракитин, генерал Вишневский!

Куликовский пожал им руки и начал суесловить восторженным голосом:

— Настал знаменательный час, господа! Этот памятный момент историки огненными буквами запечатлеют в своих анналах! Ваши имена, господа генералы, будут вычеканены в золоте, и кто знает, быть может, ваши фигуры отольют из бронзы и благодарные потомки поставят их на Красной площади в Москве?! Там же, где стоит монумент Минину и Пожарскому…

«Какой бред! Какие могут быть памятники, когда вся эта затея — безумие, — сдерживая клокотавшее в нем возмущение, думал генерал Ракитин. — Из холодной и безлюдной тундры пробиться к Москве — об этом могут мечтать лишь полоумные или отъявленные авантюристы…» Ракитин, некогда добравшийся со своей дивизией до самой крайней точки на оперативной карте в штабе Колчака — города Глазова, теперь мечтал о немногом: только бы упокоиться в русской земле, а не на чужом харбинском кладбище! Деятельный русский генерал, проделавший с белой армией тяжкое отступление от Волги до Тихого океана, не мог сидеть в Харбине сложа руки, когда отважный воин Пепеляев объявил набор добровольцев в этот безумный поход.

Генерал Пепеляев был настроен более оптимистично. Как трезвый политик и мастер военного дела, он понимал, что с тысячей дружинников и ватагой туземных мятежников реванша ему не взять. Но он рассчитывал на то, что по мере продвижения повстанческих войск в глубь Русской земли, его армия будет обрастать людьми, которые устали от большевистского засилья. Идея создать в Сибири «мужицкую республику», в противовес советской, не покидала генерала и в далеком Харбине. Теперь он чувствовал себя, как полководец перед решающим сражением. Но временами горькое сомнение разъедало душу Пепеляева. Уж слишком незначительна численность дружинников, которыми он располагал. Но какая-то неведомая сила влекла его в якутские тундровые просторы. «Все-таки своя эта земля, русская, наша, освоенная отважными первопроходцами, — размышлял генерал, — и лучше уж сгинуть в ней, нежели коротать свой век на чужбине».

— Я хорошо знаю местные условия и характер выступления, в котором приняло участие коренное население, — заговорил снова после продолжительного молчания Куликовский. — Исходя из практических соображений и военной тактики, я считаю необходимым нашу дружину разделить надвое и высадить в двух пунктах: первую партию добровольцев в Охотске, вторую в Аяне. По старому охотскому тракту основные силы дружинников под вашим, Анатолий Николаевич, командованием двинутся на Нелькан и дальше в Якутск. Охотский отряд под начальством одного из ваших генералов, усиленный отрядами восставших таежных жителей, двинется следом за вами и сумеет оказать помощь, если красные окажут серьезное сопротивление.

Соображения, которые высказал Куликовский, показались вполне разумными Пепеляеву, и он принял решение часть дружины под командованием генерала Ракитина направить в Охотск. На транспорте «Защитник» и канонерской лодке «Батарея» не хватило места для всех, отправлявшихся в Якутский поход. Небольшое количество прибывших из Харбина добровольцев разместили на двух рыболовных судах, в срочном порядке переоборудованных под маленькие военные транспорты.

Когда погрузка войска и военного имущества закончилась, генерал Пепеляев сдернул с головы фуражку, перекрестился и с тяжким вздохом произнес:

— С богом!

Генерал Вишневский и губернатор Якутской провинции последовали его примеру.

«Защитник» медленно отошел от причала и взял курс на выход из Золотого Рога. Следом за ним направились «Батарея» и два рыболовных судна. Верхние палубы четырех судов плотно усеяны дружинниками. Солдаты и офицеры сидели на ящиках, бухтах манильского троса, на корабельных кнехтах.

Генерал Пепеляев спустился в командирскую каюту «Защитника», чтобы отдохнуть после множества тревог и волнений, которыми были наполнены его дни после возвращения из Харбина.

Погода благоприятствовала плаванию четырех кораблей. На море безветренно, как бывает иногда в пору середины лета. Перед закатом солнца флотилия прошла через пролив Лаперуза. Охотское море слегка штормило, и свежие волны подкидывали на своих белых гребнях тяжело нагруженные корабли.

На траверзе Охотска «Защитник» взял курс на Аян, потащив за собой на буксире нагруженное солдатами и вооружением рыболовное судно.

Генерал Ракитин, обретя некую самостоятельность в своих действиях, приказал командиру канонерской лодки «Батарея» следовать в Охотск. Этот далекий от центра России город основали три столетия назад русские первопроходцы. Постепенно Охотск становился морским форпостом русского Севера. Здесь строили свои пакетботы капитаны Беринг и Чириков. Отсюда отправились они в великое плавание, чтобы открыть миру северо-восточный проход между Европой и Азией. Совершая свои кругосветные плавания, здесь, на самом краю Русской земли, отдавали якоря капитаны Кук и Лаперуз. Многое повидавший на своем веку не старый еще генерал понимал, что ведет русское воинство в город, который отважные землепроходцы сделали символом отечественной славы. И при мысли, что и на этот раз придется столкнуться в кровавой схватке с такими же, как он сам, русскими людьми, сердце генерала Ракитина наполнялось тревогой и болью.

Аян на побережье океана напоминал большой поселок, состоявший в основном из деревянных домов. Только каменный собор на Центральной площади да кирпичное здание Аянско-Азиатского банка нарушали его однообразный вид. А теперь этот крохотный городишко оказался в центре развернувшихся событий.

В первые же дни к генералу Пепеляеву прибились отдельные шайки восставших белогвардейцев, потрепанные регулярными войсками красного экспедиционного отряда, чей штаб находился в Якутии, на реке Лене. Небольшими партиями приходили примкнувшие к мятежу таежные охотники. В просторной избе, где расположился Пепеляев, кроме штабных офицеров находилась группа аянских тунгусов в лисьих малахаях, пыжиковых дошках, оленьих унтах.

Таежный тойон из племени тунгусов вручил генералу Пепеляеву перо священного черного ворона. Это был как бы символ вести о походе мятежных племен. Богатые скупщики пушнины, ловкие дельцы из числа старателей на золотых приисках подняли темных людей на борьбу против власти Советов. Тойоны обещали дать генералу ездовых оленей, сушеного мяса и красной рыбы.

И вот наступило утро ранней аянской зимы, когда генерал Пепеляев двинулся на Нелькан. Оттуда путь лежал на Якутск. Этот старинный тракт проложили первые русские землепроходцы. Им пользовались вот уже более двух столетий таежные охотники, царские чиновники, сборщики пушнины, и даже заморские путешественники, случалось, ступали на этот проторенный путь.

Теперь по этому узкому тракту, растянувшись на целую версту, двигалось разношерстное воинство. Множество ездовых оленей, запряженных в нарты, везли людей, оружие, боевые припасы и продовольствие. В пушистом снегу на извилистой таежной дороге олени прокладывали торный путь, по которому продвигались закаленные в походах воины. Натужно хоркали неприхотливые животные, послушные воле человека. Тонко скрипели полозья нарт, скользя по снегу. Густой пар поднимался вверх от распаренных спин оленей и дыхания людей. В морозном воздухе далеко разносилось эхо голосов.