Пробуждение

При «верховном правителе» адмирале Колчаке Дитерихс был начальником штаба армии. Еще тогда он создавал мусульманские дружины и добровольческие полки под именами Иисуса Христа и девы Марии. Но ничто не помогло потомку обрусевшего немецкого барона в борьбе с красными. А уж он ли не мечтал восстановить на российском престоле династию Романовых?! Первой претенденткой на престол после расстрела царя Николая Второго была, по мнению Дитерихса, вдовствующая императрица Мария Федоровна. В случае ее отказа Дитерихс намечал в императоры Всея Руси дядю бывшего царя — великого князя Николая Николаевича.

Мечты генерала рухнули в феврале 1920 года, когда адмирала Колчака рабочие расстреляли в Иркутске, а Дитерихс оказался в Харбине.

В захудалой харбинской гостинице Дитерихса разыскал японский консул Яманучи.

— После гибели славного адмирала вы первый претендент на звание Верховного правителя России, — угодливо улыбаясь, объявил Яманучи. — Вам следует незамедлительно отправиться во Владивосток и возглавить белое движение в русском Приморье. Божественный микадо и правительство Японии не оставят вас. К вашим услугам будут пароходы с оружием. И японская армия не намерена уходить из Приморья до тех пор, пока вы не покончите с большевиками.

Дитерихс с великой радостью принял предложение японского консула в Харбине.

Не прошло и недели, как у власти в русском Приморье оказался Дитерихс. Теперь мечта восстановить на российском престоле Романовых казалась генералу близкой к осуществлению.

На открытие Земского собора во Владивостоке Дитерихс двинул пышную процессию, в первых рядах которой шагали архиепископы и архиереи в одеждах, украшенных золотом и серебром. С иконами, крестами и хоругвями следовало за ними чернорясное монашье воинство. Шли к зданию Земского собора на Светланской улице нарядно одетые дамы, лабазники, казачьи атаманы и каппелевцы, отставные урядники и жандармы. Военный оркестр торжественно играл «Боже, царя храни»…

Земский собор избрал Дитерихса главой Русского государства до восшествия на престол кого-либо из Романовых. Генерал, оказавшийся у «верховной» власти, начал свое правление с создания «священных» дружин. Нужно было наводить железный порядок в огромном крае. В далеких уголках Приморья — на Камчатке, Чукотке, побережье Охотского моря — действовали Советы депутатов трудящихся. В каждом отдаленном от Владивостока приморском городе и поселке существовали ревкомы…

Но главное, для чего предназначались дружины, — остановить продвижение частей Народно-революционной армии, которые настойчиво пробивались с севера в пределы Приморья.

К концу лета 1922 года земские рати под командованием генералов Молчанова, Вербицкого и Сахарова добились некоторого успеха в боях с частями Народно-революционной армии. Генерал Дитерихс, объявивший себя воеводой, ликовал. В это время до него дошли известия о восстании части населения коренных национальностей в Охотском и Якутском краях против Советской власти. Долгое время во Владивостоке не были известны подробности мятежа в таежных районах Приморья. Но вот прибыл оттуда к Дитерихсу за помощью человек, вставший во главе восстания и объявивший себя губернатором Якутской провинции. Они оказались вдвоем в просторном кабинете Приамурского воеводы: самозваный якутский губернатор Петр Андреевич Куликовский и царский генерал, начавший в молодости свою служебную карьеру пажом у императрицы Александры Федоровны.

Эсер и политкаторжанин, Куликовский всю свою жизнь бросался из одной крайности в другую — в поисках приключений. Было время, когда он считал себя борцом против самодержавия, находился в подполье, играл в конспирацию. Но постепенно, и сам того не замечая, он растерял все революционные идеи и стал злобным врагом Советской власти. Подступившая старость стерла в нем остатки былых увлечений.

Бывший политкаторжанин работал рядовым экспедитором кооператива «Холбос» в захолустном поселке Нелькан, когда разразился мятеж в необъятных таежных просторах. И когда к нему обратились за советом главари бунтовщиков, Куликовский воспылал вновь жаждой политической деятельности. Он предложил офицерский мятеж превратить в «народное восстание». А левацкие загибы ревкомов, губчека, ревтрибуналов помогли антисоветчикам. Якутские руководители, извратив решения Совнаркома, начали принудительное кооперирование таежной бедноты. Шаманы и правители местных племен — тойоны — лишались гражданских прав и высылались за Полярный круг. Звероловов заставляли гонять оленьи стада. Оленеводов прикрепляли к золотым приискам… Это вызывало у коренных жителей ропот и недовольство. И в такой обстановке совсем нетрудно было с помощью продажных местных вождей и хитроумных шаманов поднять неграмотных людей против Советов.

…— Сколько таежников поднялось против власти большевиков? — спросил Дитерихс после того, как услышал от бывшего политкаторжанина подробности о ходе восстания на Охотском побережье.

Куликовский замялся. Он превосходно знал, что число мятежных якутов, эвенков, коряков и тунгусов совсем незначительное. Большинство восставших — зажиточные люди, перекупщики пушнины, рыбы и добытого тяжким трудом старателей золота. К мятежникам примкнула небольшая часть бедняков, которых ловко сумели спровоцировать на вооруженное выступление шаманы. Вот эти-то слабые силы и были первоначальной опорой так называемого губернатора Якутской провинции — Куликовского.

— Тыщи три наберется в наших рядах звероловов и охотников во всех улусах, — солгал Куликовский.

— И что же вы, как губернатор, намерены делать теперь? — осведомился Дитерихс.

— Планируем собрать все имеющиеся военные силы в единый кулак и двинуть их на Якутск, пока не опомнились большевистские комиссары и не прибыла к ним помощь по Лене. — Куликовский глубокомысленно наморщил лоб, задумался. — Вот только с оружием у нас туговато, да и патронов мало, — произнес он после продолжительного молчания.

— Винтовок тысячи три и патронов сотню тысяч я отправлю в Охотск на первом же пароходе, который скоро выйдет из Владивостока, — пообещал Дитерихс.

— Еще нам потребуются крепкие офицерские части, закаленные в прошлых сражениях, — неуверенно произнес новоявленный губернатор Якутии.

— На днях из Харбина прибыла во главе с генералом Анатолием Николаевичем Пепеляевым тысяча добровольцев, и все они в основном офицеры, — объявил Дитерихс. — Я собирался сколотить из них еще одну земскую рать для борьбы с красными, чтобы поскорее освободить Хабаровск, но теперь изменил свое первоначальное решение. Это будет «священная» дружина, которая составит основной костяк повстанческой армии, чтобы сокрушить остатки большевизма в Якутском и Охотском таежных краях.

— Премного благодарен вам, господин генерал, — низко поклонился воеводе бывший эсер. — С такими-то силами да с таким опытным воителем, как Анатолий Николаевич Пепеляев, мы таких дел понаделаем…

— «Священная» дружина генерала Пепеляева спаяна крепким братством прошлых сражений с антихристовым воинством, — подхватил Дитерихс. — Господа офицеры и рядовые солдаты прошли вместе со своим славным генералом тяжкий путь до самой матушки Волги…

— Мы были недостаточно жестоки и не умели как следует ненавидеть, чтобы победить большевиков, — резюмировал Куликовский. — Слишком много с ними церемонились.

— Настало время, когда простой русский мужик спасет нас от окончательной гибели, — Дитерихс молитвенно поднял запавшие глаза и продолжал: — Большевистские комиссары не успели испоганить его светлую православную душу.

— Я думаю, летом будущего года земские рати и «священные» дружины двинутся на Москву. А вам следует как можно быстрее очистить весь таежный край от антихристовых слуг.

На берегу бухты Золотой Рог, где покачивались возле причала военный транспорт «Защитник» и канонерская лодка «Батарея», выгружали с японских грузовых автомашин ящики с эмблемами Страны восходящего солнца. Несколько сотен добровольцев в солдатских шинелях, по выправке напоминавших офицеров русской армии, столпились возле корабельных сходен. Шла погрузка десанта на транспорт и канонерскую лодку.