Страница 88 из 119
— Только берет деньги в долг, но никогда не отдает, так и здесь только одного он выбрал реципиентом, а остальных троих донорами. — А в ответ на их недовольство, сказал, что:
— Да, будет доить вас всю жизнь, как недоенных коров, зато всегда будете сыты.
— Чем сыты-то будем, мил человек? — спросил тогда Буди — один из этих четверых.
— А ты сам-то как думаешь? Кто кормит бывает ли голоден? Так-то.
— Преце-денты вполне могут быть, — сказал Вара, но сам не смог додуматься до конкретного примера, кто такой это мог быть.
— Но Амер-Нази додумался, что это простой народ, Неинопланетяне, и понял, что:
— Воровать все равно придется. Все думали, что Реци будет Распутин, который тут бродил вокруг да около, но вышло, что Эспи. — Поэтому. Поэтому, когда Камергерша, вставшая на правый фланг вместо прежнего ведущего, увидела их — не поняли ничего. Только Распи интуитивно, с прикидкой на погрешность из-за другого угла обзора догадался:
— Сигнализируют об открытии ворот города, и только во вторую очередь о имеющихся на сей моментум войсках на стене. Камергерша решила, что наступать можно, но только:
— Когда. И в принципе глазастый Распи, обладающий, как Платон недюжинным зрелищным умом, понял тоже самое:
— Атаковать можно, но когда — вопрос?
Тем не менее, стратегическая установка на штурм была уже отдана, и можно сказать:
— Давным-давно, — и теперь вопрос стоял только в том, кто:
— Будет первым. Камергерша не хотела лезть на рожон, но выпавшая ей роль командовать правым флангом Фронта подгоняла ее вперед. Тем не менее.
Тем не менее, она решила, как говорят дамы:
— Обождать. — В том смысле, что отвела свой эскадрон в овраг, и двинулась вперед на броневиках вместе с Никой Ович, Ленькой Пантелеевым и другими уже закаленными в боях одиозными личностями.
Распутин. Распутин не тронулся с места. Таким образом образовался уступ в виде:
— Распутин, которого здесь не должно быть, а он должен уже лететь, как ветер на город. Далее в центре — никого, а справа Камергерша, но не как обычно:
— Впереди, на лихом коне, — а в составе танковой бригады.
Именно так рассуждала собравшаяся в ресторане Метрополь — для маскировки и дэзинформации: вдруг сюда забредет сбившийся с пути Тро-Троцкий, хотя мало кто знал, что это вообще за гусь такой — Тройка. А именно:
— Дэн, Елена и Врангель. — Фрая на всякий случай пока что держали за, как сказала Елена:
— Свого Дартаньяна. — Да вот так — ничего нового: чуть что:
— Я буду Дартаньяном. — И все из-за того, что Дюма намедни побывал здеся, и сказал про Россию пару ласковых, которые, впрочем, некоторые трактовали:
— Иначе, — но Иначе — это по определению: ученые, такие, как Колчак, а их, а их, как говорится:
— Уже унесло ветром далеко, далеко в Сибирь. В общем, сидел он, как и раньше в холодильнике.
— Надо его позвать, — сказал Дэн.
— Почему? — спросила Елена.
— Для полного разоблачения, — сказал Врангель, которому опять не дали опохмелиться, и он думал. Точнее, думал, что думал, а на самом деле хотел только одного: в бой и, нет, не погибнуть, а наоборот:
— Победить, — и тогда уж протрезветь совсем и окончательно.
— Вы рветесь в Бонапарты? Извольте! — сказала Елена, — я охотно уступлю вам это место. На поле боя, а здесь нужен стратег, а не такой пьяница, как ты, Дэн — уже выпитая бутылка — значит надо звать Фрая.
— Ох, зря, зря! — даже завыл Дэн, — приведет он прямо к Полосатым.
— Хрен знает с кем я собралась воевать, — сказала Елена, — мы и есть полосаты-ы-е-е.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава 50
— В том-то и дело промычал Вра, — что позиционируем себя, как Белые, значит что-то должно произойти.
— Что?
— Обратное.
— Что именно.
— Я не знаю пока.
— А нам нужен, кто знает, поэтому надо позвать Фрая.
— Позвать можно, — сказал Врангель, — но это будет началом конца. Дэн мечтал только и дальше оставаться директором и владельцем этого Метрополя — такая должность позволяла ему писать журналистские расследования. Но что лучше:
— Выпустить на свободу Фрая, чтобы командовал контрнаступлением, или наоборот нет — не знал. — Потому что с одной стороны ему будет не до ресторана, если уйдет со всеми в поле на войну, а с другой стороны:
— Захватит власть абсолютно, — а абсолютная власть по определению:
— Абсолютна, — а значит, и как возьмет, хотя и обещает:
— Я не Троцкий, чтобы больше жизни любить Метрополь, и бросить ради него Атлантический океан, являющийся нашим Млечным Путем на другую сторону.
Тем не менее, а может быть:
— Именно поэтому Фрая опять выпустили, как выпускают тигров на римской гладиаторской арене, когда уже нет возможности справиться с бывшим командиром армии, ставшим по воле судьбы:
— Гладиатором. Увидев его входящим в зал заседаний — а это был, как обычно, и как любил не только Фрай, но и все остальные:
— Ряд четырехместных столиков около барной стойки, где когда-то начинал сам Фрай, как бармен первой категории, — Врангель сел за отдельный столик, чтобы подчеркнуть с самого начала:
— Он будет воевать, но один, как командир дикой дивизии. И. И, как говорится:
— Если не везет, то не везет долго. — Врангель сгоряча прошел со своей дикой дивизией так далеко, что увидел — даже ночью:
— Впереди только Волга. — Только тут понял, что попал в западню. Понял, но ничего не происходило. Он не знал, что центр Белых был пуст. Там должен быть Амер-Нази, но он ушел на стену Царицына давать маяки наступающим дивизиям и бригадам, а Камергерша, которая могла бы идти центром, встала на правый фланг вместо Эспи, который По Ошибке — как Чичиков у Гоголя скупал Мертвые Души заместо Зивых, хотя многие думают:
— Он считал Мертвых более нужными и полезными для себя и других, чем Зивых, — в том смысле, что по ошибке-то по ошибке, а может и:
— Нет. Хотя если это Судьба подумал Распи-Распутин, то аб-со-лют-т-но-о непонятно, почему она не за меня. Ибо. Воевать совсем не умею. И по этой причине или по другой повел свои войска именно по центру, а Фрай, как назло чуть-чуть раньше этого принял решение идти лично центром, несмотря на то, что уже доложили:
— Врангель ушел центром, и канул, как в Волгу.
— Что такое Волга? — почему-то не понял Дэн. И ему пояснили — Елена:
— Это наша Лета. Во как! А говорят:
— В ней осетры водятся. — Ибо:
— Водятся-то, может, и водятся, только никто никогда их не видит.
И если их кто-то тем не менее ест, то как он это делает, чтобы никто не видел. Ибо одному-то по определению есть:
— Скуш-ш-но. — И никто не может догадаться:
— Это он один, а Их полным-полно, что тоже самое:
— Очен-но мнохго. А вот он один остался и ничего не видит. Фрай на удивление разоткровенничался на прощальном ужине — который, между прочим, был завтраком — и открыл, известную ему тайну, кто это такой Один-слепой, а именно:
— Народ, — и его бестолковая партия.
— Народ — это я еще понимаю не видит ни хрена, и сам вдобавок невидим, — сказал Дэн, а партия почему?
— Дак, мил человек, партия — это замаскированный под Белого Офицера Троцкий, а он, как вы думаете:
— Способен видеть истину? — Однозначно, что нет.
— Какие ваши доказательства? — спросила Елена, и попросила передать большой кусочек торта, — последний, может быть, в этой жизни. Почему?
— Я иду воевать этим еще не наступившим утром против своего отца Батьки Махно и матери Соньки Золотой Ручки.
— Ты говорила, твоя мать учительница Аги, — удивился Фрай, уже облекшийся в красную с черным мантию Герцога Чемберленского.
Поле боя дымило паром. Применять пока что прием Спартака:
— Катить на Ксеркса огненные шары из сена, соломы и горюче-опасных веществ, смешанных с вонючей нефтью — думали, что горит не нефть, а что-то другое, — не стали. Возьмем их: