Альфа Центавра

— Перебезчик!

— Перебесчик!

— Перебежчик! И какая-то коза, толи козел, петляя показался на так и невспаханном поле. Да и запрещено было здесь пахать, сеять и разводить другие садово-огородные кооперативы, по причине близости реки Волги, где, как известно, водятся большие осетры, и другая стерлядь. Насчет осетров я сомневаюсь, но люди говорят:

— Есть и осетры. — Хотя не исключено, что за осетров они принимают со-овсем другую рыбу, так как осетров никогда не видели.

Так как не все осетры могут подняться так высоко, как они живут на этой Волге. Или вы во время нереста всегда попадали в вытрезвитель, а они ждать не будут — три, четыре, максимум дня и уйдут, где их поймает уж только рыбнадзор, ибо коррупция как была, так и осталась:

— Беспробудная.

Далее, кто перебежчик, это снайпер.

— Он в английской фуражке, — Василий приставил палец к виску, как будто хотел стреляться, но на самом деле для более интенсивных размышлений, хотел, так сказать:

— Подкрутить гайки, — значит, это… значит, это… — Василий посмотрел вниз, где валялась подзорная труба, сброшенная туда, уж и не сосчитать кем, и опять приложил к голове бинокль, хотя и немецкий, но с одним треснутым стеклом. Как это могло случиться никто не знал. И более того:

— Никого здесь больше и не было.

— Это Сонька Золотая Ручка, — наконец понял Василий Иванович. — Что ей там-то не жилось, с хгенералами? Постного захотелось. Хотя с другой стороны:

— Какая она генеральша? — Так только если расстрелять кого-нибудь. И действительно, Сонька подваливала и к Дэну, и к Иначе — частично:

— Да, — но в принципе бесполезно, трахнуть, и опять за своё, в том смысле, деньги, звание обер-лейтенанта — это пожалуйста, а чтобы официально заявить:

— Это Графиня де Монсоро, или де Лулуз Лотрек — нет:

— Нет, — говорят, у нас таких званий. И получается в итоге:

— Трахаться во всех положениях — это можно, даже более чем пожалуйста, а замуж — хотя проверенная вроде бы уже дама — изворачиваются, мол:

— У меня жена на фронте. — А на каком фронте, спрашивается?

— На Вра-жес-ко-ом. — И тишина. Как будто так и надо, а ведь это была только игра судьбы.

Но говорят, что нет, теперь назад не повернуть, не получится воевать против тех, к кому вас реквизировали. Как будто человеку достаточно лоб краской намазать, и уж Зеленый, или наоборот:

— Белый. Оказалось, что действительно, перекраситься очень трудно. Как сказал ей сам Главнокомандующий после гибели Лавра Корнилова Дэн:

— Необходимо пройти очищение.

— Ну, а что именно вы имеете в виду, сэр?

— Ну… ну ты думаешь я знаю? — ответил парень. И добавил: — Примерно тоже самое, как перебежать это поле — он показал длинной рукой на Поле Боя — где вас будут обстреливать с обеих сторона.

— Сторона? — переспросила дама.

— Стараюсь привыкнуть к местному фольклору.

— Надеетесь перебежать на Ту сторона? У вас там жена, дети?

— Тебе бы в контрразведке работать.

— Зря раньше не додумались назначить, — сказала Сонька.

— А теперь?

— А теперь я ухожа, прошу прощенья, ухожу, конечно, на ту сторону.

— Зря, здесь у тебя все было: мужики, бабы, кубинские сигары, Камю, по воскресенья даже Хеннесси, по понедельникам Мартель, пиво не меньше двадцати сортов, Стейк по-Флорентийски, трюфеля — грибы, хотя и редко, но конфеты всегда, торта, даже по-Киевски, можно было заказать торт с Маскарпоне и торт Тирамису, пробовала? Теперь уж не попробуешь, вали, вали, — совсем обиделся Дэн. Дак и действительно, трахал, старался, а она на тебе:

— Опять мало, недовольна, это сколько же можно?!

— Я должен работать, — сказал Дэн, — всего хорошего. — И добавил неожиданно для самого себя: — Передавай привет там.

— Кому?! — ахнула Сонька. — Твоей бывшей жене? Так она меня тут же и шлепнет, если узнает.

— Хорошо, хорошо, обойдемся без сантиментов.

И вот она бежала, а никто почему-то не стрелял. Наконец, затрещали пулеметы. Это Иначе отдал приказ валить всех, ибо как он выразился:

— От нас и так все члены общества женского пола убежали, или были проиграны в земную рулетку. Что будем делать? И один, так сказать, архитектор предложил предложение:

— Будем делать Копи-и-и! — Мама! Что же это будет? Но пока что это нововведение было заблокировано командующим Дэном.

Далее, как Сонька бежит через линию фронта.

С собой у нее был только Маузер, три двадцатизарядные обоймы нему, и две гранаты.

— Надо было взять снайперскую винтовку, — подумала она. — Хотя, нет, было бы только хуже, так хоть снайперы не стреляют, а то бы точно:

— Крышка.

— Вот крышку надо было взять! — ахнула Сонька. — За-бы-ла. — Но тут же успокоила себя:

— Я об этом никогда и не помнила. Но все же после нескольких пуль, просвистевших у виска, опять заныла:

— Все брали с собой крышку — я забыла, так может быть? — И продолжала, уже лежа на земле, за бугром:

— Одиссей брал, Ахиллес брал, иначе как бы он убил непобедимого и благородного Гектора? Теперь уж нигде не найти. Тут она прыгнула в большую яму, и нашла там:

— Нашла там, — промямлила Сонька, и так же тихо добавила: вот из ит? А это был подбитый — еще на учениях в доисторическое время — танк. Тягомотина еще почище той, в которой катались по полю Ника Ович, пулеметчик Вара и правитель Царицына Щепка в связанном, разумеется, состоянии, ибо никто так и не решился ее развязать, более того, рот ей тоже пришлось заклеить, ибо это тоже, как высказался Вара:

— Запрещено Парижско-Венской Конвенцией по психическим атакам.

Глава 31

— И я бы даже сказал от себя и всех здесь присутствующих:

— Надо бы причислить это оружие к другим известным средствам массового поражения, как-то:

— Пулеметно-пушечный огонь, пердеж — в том числе и немецкие газовые атаки — авиация, будь она проклята, энд сетера.

— Et cetera, — поправила Щепка.

— Она отклеила ярлык, на своем рту?! — рявкнула Ника снизу. Ибо это был не танк, а только обычный броневик на колесах, ибо шуму внутри было не так много, как это могло показаться кому-то снаружи.

Тем более, это был французский броневик — хотя некоторые считали, что английский — и в нем утеплитель играл роль не только возможного попадания в Сибирские холода, не только предохранял от синяков и шишек на лбу, но сигнализировал о шумопонижении. Так что орать здесь было:

— Бесполезно.

— Нет, — сказал Вара.

— Тогда почему она кричит, как мышь, попавшая в лапы сразу двум… нет, даже трем котам?

— Скорее всего, — ответил Вара, почесав башку под утепленным шлемом, — телепатия.

— Вас понял, — сказала Ника и добавила: — Надень ей на ее умную голову Шекспира и Данте вместе взятых…

— Прости, я не понял, что?

— Что, что?

— Что надеть, я спрашиваю?

— А, так свой траханный шлем и надень.

— Да?

— Да.

— А мне чего?

— Тебе не надоело его носить?

— Что в нем такого плохого?

— Он пахнет козлом.

— А-а! Тогда это логично, надо испытать ее еще и этим, — и он надел Щепке свой знаменитый шлем со звездой. Считалось, что это Сириус, а вообще-то даже неизвестно, откуда она взялась. Еще индейцы клеили ее на свои утлые лодки. Как будто без этого они не могли плавать. Щепка не выдержала и закричала. Но кто же ее услышит. Вара так и сказал:

— Да пусть орет сколько угодно. — И добавил: — Привыкай, привыкая, я тебя возьму после победы на свой приусадебный участок, будешь мне лук, чеснок, капусту и картошку сажать. А к ним знаешь, что хорошо подать? Нет? Так тебе скажу:

— Го-о-в-н-о-о!

— Му-у, — замычала она.

— Нет, не надо сказала Ника.

— Почему? — спросил Вара, — небось она тебя не пожалеет, если вырвется из этих цепких лап судьбы.