Альфа Центавра

— Продолжаю, несмотря на неуместное вмешательство киномеханика:

— Не знаю. Народ безмолвствовал так как был в шоке, ибо:

— Не расписываться же в собственной невменяемости? — И отпустил их с богом, видя, что зелено-желтые мешки с этим Не Знаю остаются у них. Махно улыбнулся и хлопнул себя ладошкой по лбу, как Ньютон, увидевший, что сверху к нему летит яблоко:

— Щас пойму зачем. — И понял!

— Это кенгуру. Что тут началось, и песни про грядущую победу, типа:

— Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону, — и:

— Всем по форме к бою снаряжен, собирался с голодухи штурмовать царицинский бастион. — Теперь, как говорится: обождет. Начали заключать пари:

— Что это? — живые эти поросята кенгуру, или уже закатанные в консервные банки, как наши бычки в томате. В результате.

— В результате, я назначаю штурм Царицына на четыре утра сегодня! — рявкнула Ника Ович, да так зло, что Аги, бывший командир Заград ее отряда, не стала даже вмешиваться. Ибо.

— Ибо, да, друзья мои, под видом Не знаю принцесса Савская, как обозвал ее Ленька Пантелеев, приперла вместе со своим — скорее всего очередным любовником — просто-напросто местную, с Волги:

— Волбу — дефицитный товар в пивных барах будущего, но здесь и сейчас уже надоевший хуже горькой редьки.

— Вот вам и Не знаю, вот вам и наше рабоче-крестьянское любопытство, англичане покупают нашу любовь и дружбу за нашу же исконную воблу, и теперь за файф о клок чаем из самой Индии, или даже из той же Австралии, где много-много этих диких НеЗнаю, будут разглагольствовать о:

— Не знаю даже какой феноменальной доверчивости наших местных:

— Ни хрена не знаю. Есть не стали, ибо как сообщил Батька Махно и Ника Ович:

— Воды нет из-за отрезанной от наших коммуникаций Волги, а есть только спирт, цистерна закопана за надежным бугром, а это сорвет не только планы Царицына:

— Разгромить нас на нашей же территории, но и наши планы:

— Взять Царицын. И голодные цепи. Угрюмо выйдя из тумана, побежали к городу.

— Вон они, — только и ахнул Котовский. А Елена даже обрадовалась:

— Дождались, наконец голубчиков.

Далее, гранатометы вместо пушек вынесены за ворота города.

Все бежали и только ждали, когда начнется артподготовка. Ленька даже поспорил с Никой, что первым услышит, как Камергерша — он до сих пор думал, что крепостью командует Камергерша, что значит оставить разведку заниматься любым сексодромом, кроме ее прямой работы узнавать, что сейчас есть и пьет противник, и делает ли это вообще систематически:

— Подсматривать за ними надо, а не самим только этим и заниматься, — говорила и Ника Ович, и добавляла:

— Вы на нас не смотрите, нам можно, а вам нельзя. — Никто не мог понять почему, как говорил Пушкин, и торговал маркитантками, как его предки землей. В результате первая атака захлебнулась, ибо Котовский и Елена Прекрасная кинули жребий, и вышло ей идти на Вы. А именно, Елена вышла за ворота крепости с отрядом гранатометчиков, и устроила, как выразился один из них:

— Облаву на лис. — Хотя каких лис — не ясно, потому что цепи шли открыто даже без броневиков и танков, одна инфантерия.

— Зачем это сделано? — задала себе вопрос Елена, — непонятно. Но не стала заморачиваться, и расстреляла и первую, и вторую, и третью шеренги голодных махновцев и других — не знаю уж, как их и назвать.

— Что это было? — спросил в испуге Ника Ович, загоравшая во время этой атаки, как резерв на своем броневике. — Чего вы испугались, это были не настоящие фаустпатроны, а древние кидалы.

— Чем они отличаются, просвети, — спросил уцелевший во всех трех атаках парень.

— А тебе отвечу, — как говорится, но и ты ответь сначала мне: — Почему ты уцелел в целых трех штурмах?

— Дак.

— Вот тебе и Дак, взять его подстражу!

— Нет, нет, я сейчас объясню: я подныривал под них.

— Так вот именно, друзья мои, подныривать надо под эти гранатометные снаряды, так как летят они не по прямой, а сверху вниз. Отпустите его, он щас возьмет Царицын, дайте ему роту, дайте ему взвод.

— Не надо, я один возьму.

— Серьезно?

— Да нет, шутка, конечно. А впрочем, извольте, дайте мне только премию заранее.

— Чего ты хочешь? — спросил, подходя Ленька Пантелеев.

— Две больших бутылки кока-колы — раз, костюм монтана или адидас.

— Два, — Ленька загнул на всякий случай палец, чтобы в случае, если попросит много, не дать больше десяти. А как? Пальцев-то у меня на руке только десять, дальше сосчитать не могу.

— Большой хлеб и большой круглый сыр — три.

— Хлеб и сыр заодно, что ли считаем? — спросил Ленька, повернувшись к Нике, сидящей на броневике. Броневики и танки пока не трогали, так как понимали:

— Даже при большом желании вернуться назад не удастся:

— Керосин-то кончился. — Только на один конец осталось. Конечно, тут бы как раз можно сказать, что:

— Лошади лучше, — но только не в броне-танковом дивизионе.

— Пусть будет всё вместе, как три, — сказала Ника, — на счастье.

И парень прошел, а точнее, пробежал в город под взрывами гранат.

Елена была разочарована:

— Столько снарядов было израсходовано по одному легионеру, так не делается. — И сама решила догнать его. Но парень быстро залез на крепостную стену С Той Стороны — ворота давно были открыты настежь, и не только потому, что не нашлось достойных охранников, какими были Лева Задов и Мишка Япончик, но и имело смысл заманить их сюда, как удава в стеклянную клетку, уверенного на все сто почти, что:

— Здесь только его и ждут аппетитные, хорошо прожаренные, а до этого еще и четыре часа тушеные, кролики. И даже успел открыть одну двухлитровую бутылку кока-колы и порезать сыр на толстые пластины, и даже положить его на уже даже неизвестно когда порезанный аккуратными кусочками хлеб. И сказал:

— Да, но только после свадьбы.

— Что ты сказал, подлец, повтори! — крикнула Елена, — и бросила в него, но не гранату, так как все они кончились, а копье, как амазонка. Но он уклонился.

— Уклонист несчастный, — выдала она трафаретом.

— Я мог бы поймать его, но подумал, что:

— Мы никогда не жили плохо, а поэтому не стоит и начинать переходить в первобытный век, как вы, миледи.

Далее где-то: Эспи видит из окна ресторана… что же это было, неужели ушло уже это облако? Фантастика, жаль. Надо точно сразу хватать первые попавшиеся обрывки бумаги и записывать, хоть в туалете, как Василий Розанов. Хотя бы это записать:

— Полки идут в атаку на штурм крепости с песнями, как-то:

— И первый маршал в бой нас поведет, — а он этот будущий маршал, как раз и сидит на стене, ибо это пулеметчик Жены Париса Вара, первым прорвался в Царицын, и. И открыл огонь из пулеметов, расставив их с расстояние один метр. Далее? Будет видно. Кто же за кого воюет? Вара послан Женой Париса, или сам убежал от нее? Скорее всего, убежал, потому что есть данные, что Пархоменко-снайпер снимает его, увидев на стене, как командира пулеметной роты. Далее, Ника Ович за белых, но до этого, по распределению, так сказать, была за полосатых. Махно побывал за всех. Ленька Пантелеев тоже был и там, и здесь, а вот Аги всегда за белых. За кого Жена Париса? Хотя ее бригада: Пархоменко, Буди и Вара — все за полосатых, но как были распределены на старте? Ибо это тоже влияет на их действие в решающий момент. За кого Жена Париса, и кто это вообще? Получается, что в Ритце полосатые, но не все. Там еще жива Камергерша. Врангель тоже жив, Дроздовский. За кого Распутин, он тоже еще не убит. На Стене тоже: Елена за белых, Котовский по определению, а также и по распределению за полосатых. Фактически бронетанковая армия Аги, Махно, Леньки Пантелеева и Ники Ович — за белых. Красно-зеленые, они же полосатые могут победить в ресторане Ритц и тогда окажется, что центр города занят ими, стена — с переменным успехом, а атакуют белые. Как, собственно и было почти в самом начале, когда полки вели на штурм Царицына по очереди Корнилов и Деникин, хотя сами защитники Царицына не всегда понимали, что именно и есть: