Страница 42 из 68
МЕЛИ, ЕМЕЛЯ, ТВОЯ НЕДЕЛЯ
Каждый знает, чтобы поставить на реке мельницу, надо договориться с Емельяном — Что–В–Омуте — Живёт. Душу, пожалуй, он не потребует, но и, за здорово живёшь, не пустит. Хочешь не хочешь, а договора с Хвостатым не избежишь. Иначе, или жернов треснет, или берег подмоет, или, не дай Бог, хозяин утопнет. Сами замечали, наверное, как с годами мельники меняются. Поселится, бывает, на реке добрый молодец. И пригож собой, и весел, и в работе неукротим. С мужиками всегда минутку найдёт постоять, табачку покурить. С девками семечек погрызёт, посмеётся. Со стариками помолчит, а то и совета испросит. Всем рад, да приветлив. Не успеешь глазом моргнуть, а он уже первую красавицу под венец ведёт. Не нарадуется на него народ,
Так год пройдёт, другой, третий. Глядишь, а мельник уж не балагурит. При встрече буркнет что невнятное и в землю смотрит. Ранние морщины на лицо легли, волос на висках поседел. Знать, не просто Хвостатого в соседях иметь.
Самая же верная примета, что договор с Емельяном — Что–В–Омуте — Живёт заключен — «Емелина неделя». Раз в год, мельник со всем семейством в село перебирается. Объясняет, мол, по людям и родне соскучился. Как же, соскучился он! Попробуй, сходи на мельницу, загляни в оконце. Жернова крутятся, как сумасшедшие, аж дом дрожит. Огонь не горит, а светло, как днём. По колёсам, да по лестницам бесы скачут. Поют, хороводы водят, копытцами стучат. А посередине, на мешках с мукой, Сам восседает. Козлиной бородой трясёт. Улыбается. Знает, целая неделя ему отдана…
Все семь дней нечисть гуляет, а на восьмой, с петухами, опять в омут. Вернётся мельник, посмотрит на разор, повздыхает и опять за работу. Жутко ему, православному, такой грех на себе нести, да куда деваться–то? Можно, конечно, батюшку упросить, что бы мельницу святой водой окропил, молитовку отчитал и в омут плюнул. Да, разве проймёшь этим Нечистого? И куда бежать Рогатому? Не бросить же ему эту реку, прохладный омут с кувшинками, дрожащих стрекоз и тёплый вечерний туман. Бог с ним. Потерпим…
МЕЛКАЯ СОШКА
Испокон веков люди подсознательно одушевляли свои орудия труда. Воин говорил со своим мечом, прося помочь в завтрашней битве. Музыкант поглаживал цитру, моля о вдохновении. Врач полировал ланцет, надеясь, что тот не подведёт. Всё это напоминает тайное идолопоклонничество, ибо, если человеку улыбалась удача, предмету приносились своего рода жертвы. Мечу покупались новые ножны, цитра украшалась цветами, ланцет покрывался гравировкой. Не обошла эта традиция стороной и крестьян. Любимая телега расписывалась цветами, в рукоятку серпа вставлялись самоцветы, тачка декорировалась медными заклёпками. Особняком стояла соха, одушевлённая настолько, что носила имя Андревна. «Полюби Андревну — будешь с хлебом». В каждой избе хранилась, так называемая, «семейная» или «фамильная» соха, передающаяся от отца к сыну. В случае пожара, её спасали в первую очередь. Наступали смутные времена — прятали в лесу. Испрашивали совета, ждали заступничества, приносили дары…
Что же касается «мелких сошек», то так, всего–навсего, называли детёнышей лосей. Сохатых.
МЕНТОРСКИЙ ТОН
Отправляясь к стенам Трои, Одиссей оставил во дворце вместо себя друга Ментора. В обязанности того входило обучение Телемаха (сына Одиссея), а также забота о чести и достоинстве Пенелопы (жены). Окинув взглядом жалкую фигуру Ментора, кривые короткие ноги, раннюю плешь и скрюченные артритом пальцы, любой бы пришёл к выводу, что, возможно, он и годится в учителя. Но, защитник и охранник царицы из него никудышний. Однако, не зря Одиссея прозвали Хитроумным. Поверьте, царь знал, что делал, покидая свой дом. Он давно уже разглядел в жалком человечке неукротимую твёрдость, жестокость и умение подчинять себе людей…
Проходят долгие десять лет, и Троя наконец–то покоряется. Корабли Одиссея отплывают на родину и… пропадают. Как только, весть об исчезновении правителя Итаки доходит до всех уголков Греции, появляется множество претендентов на освободившийся престол. Эти, так называемые, «женихи» требуют руки Пенелопы, угрожают и бесчинствуют. И вот тут–то на сцене появляется Ментор.
Сначала на невзрачного учителя никто не обращает внимания. Затем кто–то из пьяных «женихов», столкнувшись с ним в саду, собирается дать Ментору затрещину, но столбенеет от взгляда, полного ненависти и угрозы. Отныне, проходя мимо пирующих, учитель непременно отпускает парочку едких замечаний. Его начинают сторониться. Однако, встреч с ним не избежать. Дрожащим от ярости голосом, Ментор распекает то одного, то другого из «женихов». Его язвительные замечания разят наповал, скрипучий голос усмиряет самых буйных. Все попытки прогнать «докучливого негодяя» наталкиваются на стену ледяного презрения. В конце концов, претенденты на руку Пенелопы, приучаются вставать при появлении Ментора и виноватыми голосами приветствовать его. Тот же воспринимает перемены, как должное. Некоторые, что бы избежать постоянных поучений и придирок, садятся на корабли и бегут прочь с Итаки. Другие прячутся в окрестных лесах. В головах третьих зреет план избавления от Ментора. Но тот, успев завести «любимчиков» в нестройных рядах «женихов» узнаёт о коварных замыслах и жестоко расправляется с неугодными.
К моменту возвращения Одиссея Ментор так отдрессировывает несчастных претендентов, что, хлопни он в ладоши — все, как один, бросились бы со скал в море.
— Оставь их мне, — просит Ментор у вернувшегося Одиссея.
Однако, тот, движимый чувством сострадания, предпочитает просто перебить несчастных, прекратив, таким образом, их мучения.
МЁРТВАЯ ХВАТКА
Сказка.
За семью горами, за семью долами жила семья — муж, жена и сын. Всех богатств у них было: хижина, да старый колодец. Бывало, женщина вскипятит воды, бросит туда травы с корешками, тем и сыты. Бедствовали они, бедствовали и поняли, что втроём им никак не прокормиться. Испекла мать лепёшку и говорит сыну.
— Вот тебе, дружок, наше самое большое богатство. Отправляйся–ка бродить по свету, может быть и улыбнётся тебе удача. Лепёшку же, ешь сам, никому не давай.
Поклонился парень отцу с матерью и в путь отправился.
Долго ли шёл, коротко ли, а забрёл в чужие земли. Смотрит, под деревом колодец.
— Переночую–ка я здесь, — думает парень. — Лепёшку доём, воды испью.
Только он из заплечной котомки свой ужин вынул, откуда ни возьмись, выбежала Мышь!
— Семь дней, — говорит, — во рту маковой росинки не было. Угости меня, добрый человек, своей лепёшкой.
Однако, парень материнский наказ помнит, грызуна прочь гонит. Но та, зубы оскалила, и в хлеб МЁРТВОЙ ХВАТКОЙ вцепилась. Осерчал молодец, стукнул Мышь кулаком, а из той и дух вон. Расстроился он, да сделанного не воротишь. Поднял тушку за хвост, хотел выбросить, но призадумался.
— Пусть, — говорит сам себе, — невелика добыча, а, какая–никакая, да еда.
Развёл костерок из щепочек, выпотрошил зверька и вмиг изжарил.
Только собрался перекусить, откуда ни возьмись, Кот!
— Семь дней, — говорит, — во рту маковой росинки не было. Угости меня, добрый человек, своей лепёшкой с мышкой.
— Отстань, — гонит его наш парень. — Видишь, самому на один зуб.
Но, Кот оскалился и в мышь МЁТРВОЙ ХВАТКОЙ вцепился. Рассвирепел молодец, схватил Кота за горло и задушил.
— Раз уж я с голодухи на мышь прельстился, — рассуждает, — то от кота и подавно не откажусь.
Подбросил дров в костерок, освежевал добычу и быстренько приготовил.
Только собрался перекусить, откуда ни возьмись, Волк!
— Семь дней во рту маковой росинки не было, — говорит, а сам готовится МЁРТВОЙ ХВАТКОЙ в кота вцепиться.
Не стал парень ждать, а хватил, что есть сил Волка посохом по голове…