Миф о Храме

У ночных костров боцорги говорили о том, как плохи дела в граде богини Инанны. «Их дух совсем пал, - передавали друг другу воины, - они видели наш победоносный марш через земли многих царств, и они потеряли всякую волю к сражению! Они надеются только на свои стены и крепкие ворота, они запирают сундуки и прячутся под плетеные одеяла - и все-таки дрожат перед нами, непобедимыми боцоргами, воинами Кюроша-е-Боцорга!»

Они были неправы.

Бэл-шар-уцур бросил клич и пополнял расквартированное в городе войско; горожане обсуждали, как Боцорг, чтобы осадить город, вынужден был бросить на них все силы завоеванных царств и готовились не сдаваться и истощить его; от других городов царства подтягивалось ополчение. Если город Эреду продержится, то и царство Эреду устоит.

Это не устраивало жрецов, потому что «царство» значит «царь».

По городу ползли иные слухи: будто бы в башне Храма Земли и Неба жрецы углядели некие страшные знамения в жертвенных внутренностях; предстоят тяжкие испытания. Правда, не уточнялось, связаны ли они с Боцоргом или с внутренними делами.

«Постойте, - говорили люди друг другу. - Разве Храм Земли и Неба не разрушен?» И отвечали, пожимая плечами: «Вроде разрушен был… да кто его знает? Мож, восстановили… Царь вон ведь сколько храмов разрушил и поперестраивал в последние-то годы!» — и многозначительно молчали, и возводили очи к небу, и делали знак богини Инанны.

А на одном из верхних уровней центрального храма в Эсагиле, в кабинете, украшенном фресками об исцелениях, совершенных богиней Гулой, стоял мрачный жрец десятого ранга Нимдаль и смотрел в окно, обращенное на запад, на развалины храма Основания Земли и Неба. На обломках камня и остатках кирпичной кладки - фундамент даже сейчас казался величественным - сидели подростки из жреческой школы и жевали лепешки с сыром. Иногда до Нимдаля доносился их смех. Рядом с щенками валялись вязанки хвороста, которые они тащили, да так и бросили. Кто, интересно, распорядился свалить хворост во дворе?

Нимдаль развернул свиток из новомодного тростникового материала (а ведь в более благочестивые времена писали только на благородной глине, из которой боги сотворили первого человека!..) и прочел сухой, короткий абзац, так непохожий на официальные славословия: «Известные вам лица готовятся открыть ворота, ждут только гарантий Боцорга. Но Боцорг гарантий не даст, хоть известные вам лица думают обратное. Я знаю, что после длительных войн денег у него не хватает; он поклялся лишить Эреду всех его сокровищ. У нас есть не более трех дней, чтобы исправить ситуацию».

— Итак, брат Никкар… - проговорил Нимдаль спокойным тоном. - Брат Арреш-мер-седх передал тебе это послание?

— Да, почтенный брат Нимдаль…

— Вот не знал, что вы с ним так близко знакомы.

— Не с ним, почтенный брат. У меня есть друг, Эргал, еще со школы, племянник-по-сестре почтенного брата Эриду-нареба… Вот с ним Арреш-мер часто ходят в город последнее время. Они сошлись в любви к музыке…

— Любовь к музыке? - хмыкнул Нимдаль. - В мое время это могли бы назвать изменой небу… Но я ни о чем тебя не спрашиваю, Никкар. Можешь передать своему приятелю - или прямо Арреш-меру - что я готов встретиться с ними обоими. Сегодня, в семь вечера по храмовым часам, здесь. Передашь?

— Да, почтенный брат.

Брат Нимдаль принадлежал к тем, кто держит в руках ключи от земли и от неба, от правильной жизни во Вратах Богини. Эргал мысленно прикидывал, не бросят ли его после разговора с ним в голодную яму.

Однако все оказалось еще ужаснее.

Нимдаль принял их в одной из комнат на галерее - той, что выходила на закат. В семь часов вечера солнце стояло уже низко над горизонтом, заливая все густым желтым светом. В этом свете почти совсем пропадали фрески со сценами из «Энума элиш», и казалось, будто стены голы и пусты.

— А, молодые люди, - сказал Нимдаль доброжелательно. - Времени у меня не сказать чтобы много, так что давайте быстрее.

Вел себя этот суховатый человек, как будто не он вызвал их на встречу, а они сами напросились. Ну что ж, в каком-то смысле так оно и было.

Эргал ожидал, что Арреш-мер сейчас покажет себя: сверкнет этак по-особенному глазами, улыбнется, и Нимдаль сразу потеряет почву под ногами - Эргалу уже доводилось видеть, как начальник тайной городской стражи сбивает спесь даже с тех, кто стоял в иерархии значительно выше него.

— Мы бы не стали отнимать у вас время, о почтенный брат, - Арреш-мер низко поклонился по всему церемониалу, и Эргал еле успел повторить за ним. - Но дело первостепенной важности. Вы ведь получили мою записку?

— Да, этот юноша, Никкар, передал ее мне. Но, признаться, не прими я это за шутку, мог бы принять за государственную измену, - голос Нимдаля сочился ласковостью. - Вы ведь понимали, чем рискуете, брат Арреш, отправляя мне ее?

— Еще больше я понимал, чем рискую, если не отправлю. Когда Боцорг войдет в город, мы все останемся на руинах, если не будут приняты меры. А принимать их некому. Похоже, никто здесь не понимает, что за человек Кюрош-е-Боцорг. Я же изучил его. Благородство не чуждо ему, но любое данное слово он повернет к своей выгоде.

Нимдаль вскинул брови.

— Вы еще смелее, чем я думал.

— Мой дедушка был гадателем. Я кое-что подсмотрел в его чаше с водой.

Нимдаль усмехнулся.

— Ну хорошо. Что же вы предполагаете сделать?

— Я предполагаю спрятать сокровища Эсагила, - произнес Арреш-мер без обиняков. - Сами знаете: серебро - вот что определяет статус как человека, так и государства в нашем несовершенном мире. Вы отвечаете за ключи от одной из семи сокровищниц…

— Меня контролируют. Уж вы бы должны знать.

— Стражей я возьму на себя. Мне нужно ваше содействие. Ключ, схема прохода, рабы, чтобы вынести ценности… Столько рабов у меня нет.

— Предположим, я согласился, - Нимдаль чуть улыбнулся. - И где вы предполагаете перепрятать сокровища? В городе, по вашей же логике, нельзя…

— Место уже подготовлено, - улыбнулся Арреш ему в ответ, чуть зубастее. - К сожалению, пока я не могу вам его открыть. Но тайник абсолютно надежен, и при этом ценности даже не придется выносить из Эсагила.

— И все же, - Нимдаль покачал головой. - Как вы себе это представляете, брат Арреш? Ясной ночью вереница рабов тащит тюки через двор, а царь, жречество и стража в это время благодушно глазеют на танец белокурых наложниц? Или вы собираетесь ждать до ночи вторжения, с тем чтобы общая неразбериха скрыла эту неучтенную деятельность?

— Почти, о почтенный брат, - Арреш-мер чуть поклонился, отдавая должное собеседнику. - Я действительно собираюсь подождать до дня вторжения. Но отвлекающий маневр, куда надежнее войск Боцорга, уже разработан и теперь только и ждет приведения в исполнения.

Об Эргале даже не вспомнили. Оставалось только гадать, зачем его пригласили - ведь чем меньше народа присутствует при таких разговорах, тем лучше. Еще молодой жрец все время ждал: хоть один из них впрямую обмолвится о том, что ведь не все сокровища можно донести до тайника. А еще они начнут произносить громкие слова о благе города.

Не дождался. Ни того, ни другого.

В ночь рождения великого царя Александра, завоевавшего почти весь известный ему мир, некий безумец сжег храм богини Артемиды в Эфесе. Мы не будем повторять имя этого несчастного. Гораздо важнее другое: спустя много лет архитектор Хейрократ восстановил храм, сделав его еще выше и славнее прежнего. Святыню украсили рельефы и скульптуры лучших художников своего времени - времени величайшего расцвета Ойкумены; картины, висевшие в храме, не имели себе равных.

Пятьсот лет спустя храм был разграблен варварами. В последующие века он постепенно разрушался, пока болото полностью не поглотило его.

— Брат Арреш, но ведь у почтенного брата Нимдаля ключи лишь от одной из семи сокровищниц… Что же делать с остальными? Вы сами говорили, до вторжения не более четырех дней… Мы ни за что не успеем найти подходы к остальным жрецам.