Миф о Храме

Варвара Мадоши

Миф о Храме

Жарким осенним вечером Арреш-мер-седх, оставив льняные одеяния жреца высшей ступени посвящения и завернувшись в драные лохмотья, как какой-то бродяга, лавировал в пахнущей тимьяном и луком базарной толпе под стенами Эсагила[2]. По давней служебной привычке он вслушивался в людские выкрики. Ничего нового не услышал: возмущались налогами, требовали, чтобы царь прижал уже к ногтю жрецов или чтобы жрецы провели наконец праздник Нового Года и сменили царя Набу-наида[3]; ругали произвол торгового дома Эгиби, задирающего цены — а все из-за покровительства царского сына и соправителя Бэл-шар-уцура[4]!

Если бы Арреш-мер-седх получил задание бороться с вольнодумцами, сколько болтливых ртов он сейчас захлопнул бы… Их счастье, что вольнодумцы волновали ныне главу тайной городской стражи менее всего.

«Глупцы, - думал Арреш-мер. - Нимало не стерегутся. Глупец и я, Арреш-мер-седх, поскольку решил прибегнуть к помощи этих ничтожеств, которых найду сейчас на пятом подземном уровне… Но что делать: я знаю, чем дышит город, у меня есть люди, но они - всего лишь простые стражники, не допущенные к таинствам. Мне нужны такие же как я. Но таких как я - нет, в этом и проблема».

…Когда Кюрош-е-Боцорг[5], царь боцоргов, сел в осаду вокруг главного города царства Эреду[6], названием также Эреду, иначе — Врата Богини, этот город бурлил уже много месяцев.

Блистательная столица цивилизованного человечества, Врата Богини могли не бояться захватчиков. По верху кольца стен, окружавших Эреду, разъехались бы две повозки. Все входы преграждали тяжелые ворота. Русло реки Бурануну[7], делящей город на две части, давным-давно снабдили решетками, чтобы захватчики не могли проникнуть этим путем. Храмовые кладовые хоть и не ломились от зерна и риса, ибо страна еще не оправилась от недавнего голода, но все же могли снабдить население продовольствием.

Увы, единства не было в городе — и значит он все равно что пал.

Страну истощила долгая война в далеких восточных пустынях; столицу истощили налоги на строительство новых храмов и перестройку старых; борьба между жрецами и царем вселяла в людей глухое непонимание.

Население многоголовой толпой качалось между центрами власти, не зная, куда податься. Подавались чаще в разбойники.

Царь, вернувшийся с войсками в Эреду после восточного похода, зализывал раны в Эсагиле и издавал указы. Жрецы плели интриги.

Об интригах и думал Арреш-мер-седх, возвращаясь из вылазки в город, где он встречался с народом из союза музыкантов[8] — хотя что общего могло быть у жреца с музыкантами?..

Чтобы попасть в Эсагил, Арреш-мер воспользовался тайным ходом - тайным только для черни, что кипела снаружи. Жрецы ходили тут частенько. Были ходы и по-настоящему тайные. Были и такие, о которых Арреш-мер-седх сам ничего не знал. Эсагил древен: этот храмовый комплекс существовал уже, когда город назывался Кандигир и о славе Эреду еще никто не помышлял. Однако сейчас Арреш-мер не хотел таиться от других жрецов.

Зачем? Он здесь по праву. Да и к тому, что частенько он возвращается из города в неподобающем виде, тоже все привыкли.

Впрочем, и в скрытном проникновении Арреш-мер-седх толк знал, что доказал вскоре, когда, сменив у себя в покоях одеяние и приведя в порядок бороду, отправился в Колонный Проход. Там он, забившись в узкий промежуток между одной из колонн и стеной, нажал на нужный камень, подземными коридорами пробрался к месту встречи и, поприветствовав собравшихся, устроился в углу. С его приходом разговор сделался оживленнее: Арреш-мера опасались, и все же испытывали облегчение в его присутствии - с ним можно было не бояться никого другого.

— Проблема в том, что Кюрош все равно не даст гарантий, - проговорил жрец пятой ступени Никкар, похрустывая тощими пальцами. Он был очень молод, делал прекрасную карьеру и сожалел, что позволил своему другу Эргалу привести себя на собрание заговорщиков. Но делать нечего: упал в реку - плыви или тони.

— Я думал, мы решаем, как предотвратить сдачу города, - ядовито проговорил жрец шестой ступени Арраман, самый старший тут по возрасту - ему уже сравнялось тридцать.

— Они все равно откроют ворота… - возразил Эргал, тоже жрец пятой ступени - ему, племяннику архитектора Владыки, постижение божественных истин давалось легче, чем прочим. Эргал нервничал не меньше Никкара, но старался этого не показать. - Я же говорил вам, что слышал разговоры. Старшие жрецы уже давно только спят и видят, как бы скинуть царя. Нашествие Боцорга - прекрасная возможность для них. Что будет с Эреду после того, как завоеватели войдут сюда, их мало интересует - лишь бы их собственные сокровища оставили в покое!

— Но храмы не оставят в покое. Они заберут… ее, — проговорил Нуш, вздрогнув. Странный это был человечек: не просто нервный карьерист, как Никкар, — он боялся всего и вся. Как ему удалось дойти до седьмого ранга, оставалось загадкой. Впрочем, Нуш прекрасно исполнял «Энума элиш»[9] на сумерийском. — Ее, красоту несказанную…

Остальные переглянулись. Статую Амарутука из центрального храма Эсагила, мало кто рискнул бы назвать красивой. Величественной - да. Поражающей воображение - несомненно. Важной и нужной - кто бы спорил, ведь из ее рук цари получают корону. Не будет статуи — не будет новых царей. Но красивой?

Висячие сады царицы Амитис[10], вырастающие над голыми каменными домами, зелень и влага, парящие на высоте птичьего полета — это красиво. Ворота Инанны[11], сияющие голубой лазурью, с золотыми зверями, чествующими победителей — это красиво. В конце концов, мелуххские[12] пирамиды, отражающие закатное солнце (из присутствующих их видел только Арреш-мер, но описания читали все) — тоже красиво, говорят. Однако статуя Амарутука?..

Пожалуй, ни один человек в здравом уме не привел бы такой эпитет.

— Да, конечно, брат Нуш, - смущенно кашлянул Эргал. - Я, правда, говорил о другом. Я говорил о том, что если старшие жрецы не желают обеспечить безопасность храмов, мы сами должны позаботиться об этом! Конечно, статую тоже нужно поберечь…

— Мы должны позаботиться не только о храмах, — подал из угла голос Арреш-мер-седх. До сих пор он молчал и только гладил завитую бороду молодыми пальцами с необычно окрашенными ногтями: красить ногти считалось приличным у всех жрецов, но только Арреш ограничивался всего одной полоской, похожей на коготь. Истинная причина была прозаична: смывать быстрее, наносить проще. Однако эта особенность, как и внимательные светло-карие (ястребиные!) глаза вызывала в памяти собеседников нечто неприятное. О чем Арреш-мер прекрасно был осведомлен.

1

«Сказание о Гильгамеше», пер. И. М. Дьяконова

2

Эсагил — центральный храмовый комплекс Вавилона, посвященный богу Мардуку (Амарутуку). Все названия даны, по возможности, в шумерских вариантах.

3

Набу-Наид = Набонид. Последний царь вавилонской династии.

4

Бэл-шар-уцур = Вальтасар. Вообще-то, приемный сын Набу-Наида.

5

Кир, царь персов. Описываемые события относятся уже к концу завоеваний Кира, 539 г. до н. э.

6

Эреду = Кандигир = Бабилу (Врата богини) = Вавилон

7

Бурануну (шум.) = Евфрат

8

…союз музыкантов — ремесленники в Вавилоне объединялись в своеобразные «профсоюзы», управляемые государственными чиновниками, которые могли и разбираться в ремесле, но чаще были какими-нибудь писцами. То есть Зикнет находится на госслужбе.

9

«Энума элиш» — вавилоно-аккадский текст о сотворении мира. Сумерийский (шумерский) язык для тогдашниях вавилонян-аккадцев — что-то вроде латыни для образованных средневековых европейцев.

10

Амитис = Семирамида

11

Инанна — отождествляется с богиней Иштар, которая отвечала за плодородие, плотскую любовь и войну, а также считалась богиней реки Евфрат и, следовательно, покровительницей Вавилона.

12

Мелухха — Египет. В описываемый период пирамиды еще были облицованы известняком, отражающим солнечный свет на восходе и на закате.