Страница 54 из 70
Из трех некоренных народов, осевших в северной Британии, наиболее влиятельным оказались скотты. Именно их «королевство» Дал Риата положило начало объединению Шотландии при Кеннете I мак Элпине (843–858). В течение X — начале XI в. Королевство Скоттов (лат. Scotia, гэльск. Alba) значительно расширилось в южном направлении за счет владений бриттов и англов, и с тех пор англо-шотландская граница установилась по линии залива Солуэй и реки Туид. Так возникло одно из древнейших государств Северной Европы и единственное кельтское королевство с отчетливой, централизованной и независимой политической организацией. Как стало очевидно впоследствии, оно вовсе не являлось искусственным, преходящим образованием.
Одной из целей моей книги было определить динамику исторического развития Шотландии, типологические особенности феодального строя и, следовательно, место страны в ее европейском окружении. Не притязая на окончательность и непогрешимость, выскажу свою точку зрения.
В своем оправданном желании воздать должное Шотландии историки этой страны нередко так или иначе сближают уровень ее развития с английским. Примеры тому можно встретить в работах по любому периоду, начиная с раннего Средневековья: еще до XI–XII вв. ведется речь о военной службе как условии земельного держания, о наличии «вассальных» связей и т. д.{611} Убедительных доказательств при этом не выдвигается, да они и почти немыслимы из-за отсутствия конкретных данных. То немногое, что известно, скажем, по «Законам бриттов и скоттов», напротив, свидетельствует о безраздельном господстве родовых связей. В то же время необходимо помнить о крайнем даже для Средних Веков консерватизме шотландского общества, что проявилось и в XVIII в. в период якобитского движения. Поэтому говорить о феодализации Шотландии до рубежа XI–XII вв., тем более до начала нормандского завоевания Англии, на мой взгляд, преждевременно.
Отставание от Англии в общественно-экономическом плане было значительным и даже поддается определению во времени: английские города заметно выросли уже в XI в., а в XII в. в них сложились торговые гильдии; в Шотландии же бурги появились лишь в XII в., а их торговые гильдии — с начала XIII в. Здесь разрыв измеряется почти столетием. Но даже не прибегая к подобным расчетам, нельзя забывать, что самая южная, богатая, «передовая», земледельческая область Шотландии (Лотиан) походила на самую северную, бедную, «отсталую», скотоводческую область Англии (Нортамберленд).
На ходе феодализации Шотландии я уже останавливался. Обращу внимание на ее основные особенности. Распространение новых отношений было более медленным и неравномерным, чем в Англии. Нормандское завоевание глубоко отразилось на истории обеих стран, хотя и совсем по-разному. В Англии при внешнем рассмотрении его последствия более ощутимы: оно проходило стремительно и насильственно, приведя к смене правящей династии и (во многом) правящего класса. Однако эти изменения были не столько общественно-экономическими, сколько политическими и культурными. Англия уверенно продолжала движение к феодализму, которое началось задолго до коронации Вильгельма I. В Шотландии «завоевание» заключалось в мирном двухсотлетнем расселении по стране англо-нормандских и фламандских иммигрантов, которые, наряду с гэльской знатью, образовали сословие феодалов. Это «нормандское преобразование» означало решительный шаг вперед, поскольку Шотландия фактически только вступила на путь феодализации. Другими словами, победа феодализма в Шотландии в большей степени обусловлена влиянием извне.
Из такого вывода отнюдь не следует, что феодализация Шотландии была чисто внешней, навязанной стране по воле короны. Впервые появившись на юго-востоке в конце XI — начале XII в., новые социально-экономические формы не быстро, но необратимо и органично продвигались на север и запад, накладывались на существующие общественные отношения и дополняли их, пока наконец в XIV в. не достигли самых отдаленных горных и островных областей. Шотландский феодализм не являлся половинчатым и неразвитым, как некогда утверждали английские историки. По общим признакам он соответствовал западноевропейской, в частности англо-нормандской, модели. С другой стороны, в сравнении с Англией и странами континента феодальному строю в Шотландии присущи многие самобытные черты.
В отличие от Англии и ряда других государств, экономика Шотландии основывалась главным образом на скотоводстве, крестьяне в большинстве сохраняли личную свободу, города имели прежде всего торговое значение при сравнительной слабости ремесленного производства. Имелось и множество более частных особенностей: безвозмездность церковных владений, морская разновидность военной службы, отсутствие «щитовых денег» и побора на городские стены и т. д. Шотландский феодализм был менее сложным и многоступенчатым, менее «бюрократическим», чем английский. Сеньор стоял ближе к простолюдину, понятие «знатности» было более широким и доступным, чем обычно, а горизонтальная (клановая) структура общества нередко оказывалась прочнее феодально-иерархической вертикали. И хотя историю Шотландии менее всего можно назвать безмятежной, все же до периода позднего Средневековья в стране не произошло ни одного сколько-нибудь крупного крестьянского или городского выступления классового или антифеодального характера.[95] Разумеется, средневековое шотландское общество было далеко от социальной гармонии и благоденствия, но не подлежит сомнению, что сословные противоречия в нем были куда менее резкими, чем в Англии или Франции (снова вспомним однопалатный парламент).
Самая своеобразная, если не уникальная, черта средневековой Шотландии — соседство и взаимодействие феодальных отношений с клановыми. Понятие «клан» уже давно употребляется как синоним слова «род». Но в строгом смысле клан — не всякий род, а только тот, что сложился на шотландской почве в VI–XVI вв. К сожалению, из-за редкости ранних гэльских источников нелегко составить полное представление об этой живучей, архаичной и в то же время достаточно гибкой социальной форме, хотя я и постарался ее обрисовать в одном из разделов третьей главы. Трудно не согласиться с проницательным замечанием Т. К. Смаута, что «различия в общественной структуре между <…> Highlands и Lowlands состояли большей частью в акцентах — «горное» общество основывалось на родстве, преобразованном феодализмом, а “равнинное” общество — на феодализме, смягченном родством».{612} Во всяком случае, известно довольно для заключения, что клановой системы в ее шотландском обличье не было ни в Ирландии, ни в Уэльсе, ни тем более в Англии.
Определить место Шотландии в средневековой Европе помогает ее географическое положение в треугольнике Ирландия — Англия — Норвегия. Действительно, все три страны не только оказывали на нее сильное и продолжительное влияние,[96] но и стали местом исхода в Шотландию многочисленных переселенцев. Вместе с тем возникновение Королевства Скоттов — не просто итог соединения трех заимствованных традиций (нельзя забывать о культурном своеобразии местных племен пиктов и бриттов). Условия Шотландии неповторимы, и уже вскоре проявились значительные расхождения с соседними и во многом родственными государствами. Прежде всего сказались природно-экономические отличия: Шотландия была богаче Норвегии, но беднее Ирландии и Англии. Не менее важно и то, что в Шотландии сложилась настолько прочная государственность, что, не в пример Ирландии и Норвегии, она не оказалась под иноземным владычеством. Об англо-шотландских различиях уже было сказано немало.
Интересно сравнить Шотландию с еще одной, более отдаленной от нее горной страной — Швейцарией. Их объединяет и сходство природных и экономических факторов, и пестрота местных условий и этнокультурных групп, и вековая отважная борьба за свободу с могучим внешним врагом, будь то Плантагенеты или Габсбурги. Правда, Шотландия издревле развивалась как единая монархия, а Швейцария — как федерация кантонов-республик. Не могли быть тождественными и их феодальные системы. Но в обеих странах почти одновременно наблюдалось явление, которое в XIII в. набирало силу в разных частях Европы, — эволюция самосознания и средневековой народности, что и стало, как уже отмечено, главной причиной войн за независимость Шотландии и их исхода.
95
У нас нет достаточных оснований считать таковыми мятежи родовой знати против королевской власти, которые временами вспыхивали на гэльском северо-западе в XI — начале XIII в.
96
Воздействие соседей было многообразным, и шотландцы оказались способными учениками. Еще в конце XII в. валлиец Гиральд писал: «Шотландия в наши дни, по мнению многих лиц, не только сравнилась с Ирландией, своей наставницей, в музыкальном искусстве, но и превосходит ее; так что ныне обращаются к оной стране как к источнику сей науки» (Giraldus Cambrensis. The Topography of Ireland. Ed. T. Wright. Cambridge, Ontario, 2000, p. 71).